Тем временем Джордж исчез примерно на час, а вернувшись, сообщил, что решил кое-какие вопросы.
Судя по всему, первый касался такси: машина ждала в переулке неподалеку от служебного въезда в отель. Водителю, похоже, неплохо заплатили за молчание и забывчивость. Он отвез пассажиров в место, которое Соколов ранее определил как годное; почему – теперь стало понятно. Машина остановилась у ручья, проходившего под дорогой, и Чоу стал изображать, будто фотографирует Оливию на фоне лесистого горного хребта. Соколов ждал в укрытии всего в нескольких метрах от них. Когда шоссе опустело, он вышел и, взглянув на Оливию, с трудом скрыл улыбку:
– Как с обложки.
– Это ненадолго. Окажусь в Тайбэе – тут же смою.
– Куда потом? В Лондон?
– Полагаю, да. Поехали.
– Куда? – напряженно спросил Соколов. Как человек опытный, он понимал, что его-то в Лондон не повезут.
– Расскажу по дороге.
К вечеру сделалось пасмурно, подул сильный северный ветер – и очень кстати: у Соколова появился предлог надеть купленный в Цзиньчэне плащ с капюшоном. Но это – вечером, а пока Соколов вжался в угол на заднем сиденье и слушал Джорджа Чоу, излагавшего план действий. Водитель отвез их обратно в город, затем взял к северу вдоль берега, проехал район многоэтажек (за какие-то полминуты) и свернул в одно из тех странных мест, которые китайцы не посещали, поскольку никогда не видели там других китайцев. Это был природный пляж вроде того, куда прошлым вечером выбрались из моря Соколов и Оливия. Чуть выше, на берегу, где песок удерживали редкие клочки травы, двое – мужчина с сынишкой – запускали воздушных змеев. Пляж тянулся по меньшей мере на километр. Поначалу Оливия подумала, что он усеян противотанковыми ловушками еще гуще, чем вчерашний берег, но вблизи разглядела в приливной зоне тысячи бетонных столбов, на которых, как оказалось, выращивают устриц. Среди столбов бродили люди: на плечах – бамбуковые шесты, на концах шестов – корзины или сумки. Сквозь пелену дождя, который припускал все сильнее, пейзаж смахивал на гигантское кладбище: не на современное американское с рядами ухоженных памятников, а на тысячелетний английский погост с покосившимися ветхими надгробиями серого камня.
Чоу остался в машине – решил то ли последить за дорогой, то ли дать Соколову с Оливией время побеседовать наедине. Приехали рано: был отлив. Ориентируясь по выданному Джорджем навигатору, Соколов двинулся к обозначенной на экране точке, а Оливия бросила сумочку в салоне и пошагала за ним босиком.
В сотне метров от назначенного места (дорога отсюда уже не просматривалась) они присели на очищенные столбы и стали глядеть, как прибывает вода. Оливия была одета легко. Соколов без лишних вопросов устроился с наветренной стороны, накинул на нее плащ и приобнял.
Минут десять сидели молча, затем Оливия объявила:
– Я поеду с тобой.
– Не на самолете?
– Нет. А зачем? Что мне мешает сесть с тобой в лодку, потом на контейнеровоз и доплыть до Калифорнии, до Лонг-Бич?
Раздумывал Соколов довольно долго. Она уже начала опасаться, не испортила ли все. Утро в бункере ему понравилось, и он был не прочь повторить, учитывая, что это ни к чему не обязывает. Однако две недели вместе на корабле – это уж слишком близкие отношения: такое хоть немного, но отпугнет любого мужчину.
– Будет не так скучно, – наконец согласился Соколов. Потом прибавил по-русски: – Но ты делаешь неправильный выбор.
С одной стороны, Оливии хотелось знать почему, с другой – она и так чуть его не отпугнула, поэтому дуться не стоило.
– А какой правильный?
– Найти Джонса. Узнать, где он, и сказать мне.
– Если мы отыщем Джонса, его пристрелят или посадят. Нам не надо, чтобы ты его убивал.
– А мне надо.
– То есть ты предлагаешь мне все эти две недели искать Джонса?
– Да.
Оливия убрала руку Соколова со своего плеча, развернулась и соскользнула в воду. Волны уже доходили до лодыжек.
– Извини за эту дрянь у меня на лице. Чувствую себя дурочкой.
– Да ерунда. – Соколов смущенно отвел взгляд.
– Понимаешь, след Джонса остыл. Не найду я его за две недели.
– Если только я не дам тебе информацию.
– Да. А это ты можешь сделать прямо сейчас. – Оливия посмотрела через плечо в туман, который опускался на пролив между Кинменом и Сямынем. Неподалеку уже тарахтела на холостом ходу лодка, время от времени подходя ближе с наступающим приливом. – Это за тобой. Ты получил свой билет из Китая, теперь рассказывай. Поработаю с твоими данными, пока ты будешь на судне. Доберешься до Лос-Анджелеса – позвонишь.
– Бортовой номер самолета Джонса… – И Соколов назвал последовательность букв и цифр, потом повторил еще несколько раз. – Поднялся в воздух с Сямыня в семь тринадцать по местному времени и взял курс на юг.
– Почему на юг, как думаешь?
– Возможно, летит в Минданао – там у моджахедов лагеря. Хотя вряд ли. Думаю, обманный маневр: снизится над океаном, исчезнет с радаров, отключит передатчик и сменит курс.
– Найти его будет непросто.
– Просто. Сама увидишь. – Соколов оттолкнулся обеими ногами от столба, спрыгнул в воду, которая доходила уже до колен, и посмотрел вдаль мимо Оливии, пытаясь по звуку определить положение лодки. – Разведка хранит записи радаров. Зная бортовой номер и время вылета, сможешь отследить часть маршрута. Появятся версии. Некоторые отбросишь. А потом, – он посмотрел ей в глаза, – скажешь мне, куда эта скотина отправилась.
– Если к тому времени будет жив – скажу.
– До свидания. Я бы тебя поцеловал, но не хочу размазать профессиональный макияж.
– Он и так уже размазался.
– Тогда ладно. – Соколов обнял Оливию обеими руками и долго крепко целовал. Потом осторожно поднял ее, посадил на столб – вода поднималась все выше, – резко отвернулся, набросил на голову капюшон и зашагал в туман на звук мотора. – Иди на берег, а то придется потом вплавь, – прибавил он издалека.
Оливия осталась сидеть – она хотела услышать, как лодка увезет Соколова.
Вместо этого до нее донеслись три короткие очереди из пистолета-пулемета. Затем серия хлопков. И рев двигателя – лодка уносилась прочь на полном ходу.
Через пару часов в рубку вошел Марлон с чаем и военным пайком. Чонгор, пока они оба жадно глотали еду, показал Марлону карту с Пескадорскими островами и растолковал курс, который по идее должен вывести их через несколько часов к центру архипелага. Затем он спустился в каюту и тщательно устроился в койке, зная, что уснет мгновенно и не шевельнется, пока не откроет глаза.
Его разбудила внезапная качка. Который теперь час, было непонятно, но, судя по всему (хотелось в уборную, да и чувствовал он себя куда бодрее), спал Чонгор довольно долго. Впрочем, за иллюминатором еще не стемнело. Он встал, добрел до гальюна, потом, борясь с силой ветра и гравитацией (судно качало), открыл дверь. В лицо ударили капли не то дождя, не то тумана. Видимость упала до нескольких сотен метров.
Движок пока работал. Это хорошо.
Марлон стоял в рубке на том же месте, где его оставил Чонгор. Цифровые часы на переборке показывали начало четвертого, то есть Марлон вел судно семь часов кряду. Выглядел он совсем изможденным, и Чонгору это не понравилось.
– Худшая компьютерная игрушка в мире, – сказал Марлон, отрываясь от электронной карты.
– Да, скучноватая.
– Скучноватая. И не работает. Интерфейс – дрянь.
– А в чем дело?
– Прицел сбит.
Что значит «прицел сбит»?
Чонгор подошел ближе. На экране навигатора вместо прямой линии к Пескадорским островам он увидел загнутую к югу кривую, затем резкий изгиб к северу, затем снова дугу. Похоже, Марлон пытался рулить прямо, но что-то стаскивало их в сторону, и тогда он поправлял курс. Сейчас судно находилось километрах в десяти южнее ближайшего острова и шло на северо-северо-восток.
Туман превратился в дождь, струи хлестали в передние иллюминаторы.
– Так это нас ветром сносит, – догадался Чонгор.
– Сейчас – да. Но он поднялся не так давно.
– Видимо, в проливе есть течение с севера на юг.
– Течение?
– Что-то вроде реки.
– Фак! Если б я знал, были бы уже на месте.
– Я думал, тут как в машине: куда указал, туда и едешь, – сказал Чонгор.
– Да нет – идет, куда само хочет.
Вибрация корпуса, которую они ощущали всю дорогу, вдруг сбилась, двигатель зачихал, потом вновь заработал ровно и, наконец, заглох.
– Топливо кончилось, – подытожил Чонгор.
– Конец игры.
– Нет, не конец. Следующий уровень.
Рукоять кувалды была сделана из ярко-желтого пластика – эта деталь показалась Ричарду настолько абсурдной, что он бродил по отделу инструмента в поисках чего-нибудь менее дикого, пока его не попросили решать скорее: магазин закрывался в девять.
В девять пятнадцать, стоя у двери Зулы с дурацким инструментом в руках, на которых красовались новенькие эргономичные перчатки (он прихватил их неожиданно для себя, когда его настойчиво провожали к кассе), Ричард понял, чем ему не понравилась кувалда: она смахивала на молот из «Т’Эрры». Эта аналогия поразила так сильно, что он смазал первый удар и чуть не выбил себе колено. Потом приказал и кувалде, и себе не баловать, встал поустойчивее, размахнулся и вмазал по-настоящему. Дверь разлетелась на куски. Если с Зулой все в порядке, нужно будет растолковать ей пользу физических средств безопасности и посвятить вечер починке двери. Точнее, установке другой – от старой почти ничего не осталось.
– Можете убавить музыку, – сказал он Джеймсу и Николасу, которые стояли позади него на лестнице, вжав головы в плечи. Джеймс и Николас – пара геев; они жили под Зулой и, как выяснилось, почти по-родительски о ней заботились. Днем (как же давно это было!), когда Ричард пытался получить доступ в квартиру по официальным каналам, парочка предложила обращаться к ним в любое время дня и ночи, если это поможет прояснить исчезновение Зулы. Три минуты назад Ричард испытал их обещание сразу несколькими способами: постучался довольно поздним вечером и спросил, не против ли они треска и грохота. Джеймс и Николас сдержали слово и даже подали идею громко включить музыку, чтобы перекрыть шум, который может потревожить отдых окрестных жильцов. Слепой пиетет перед полицейскими формальностями, по-видимому, не совпадал с мировоззрениями геев.