— А где же вы живете в это время? Другую квартиру снимаете?
— Да нет. Снимать квартиру на три — четыре недели нет смысла. Обычно я живу у друзей. Иногда, если повезет, этот период совпадает с гастролями. В крайнем случае, я могу даже переночевать в театре.
И добавил громким шепотом, прикрыв рот ладонью:
— Только никому не говори, это секрет!
— Разве в театре возможны какие-нибудь секреты?
— Не уверен. Но надеюсь, что иногда возможны.
— Я не знала, что у вас тоже нет жилья.
— Ну вот, загрустила! На самом деле все не так плохо. На время своего отъезда хозяева запирают на ключ три комнаты — видишь, на них сейфовые двери? Мне остаются только гостиная и спальня. Но это даже хорошо, уборки меньше. Зато я имею право пользоваться музыкальной аппаратурой, смотреть их плазму и читать любые книги. Вся остальная бытовая техника тоже в моем распоряжении, хотя мне она, в общем-то, ни к чему, я пользуюсь только стиральной машиной. У меня даже холодильник обычно стоит пустой. Но не сегодня — сегодня мы пируем!
Антонина облегченно выдохнула и улыбнулась:
— Да, розыгрыш получился отличный! Я ведь поверила каждому вашему слову! Я даже подумала, может, мне тоже надо было пойти в режиссеры? Тогда бы мне не пришлось ютиться на птичьих правах в студенческой общаге и давать взятки комендантше.
Игорь Борисович притворно ужаснулся:
— Нет, Антон, ни в коем случае! Даже не вздумай! Режиссеры — народ нищий. Вот я, например: разве можно меня считать образцом для подражания? Видишь, за крышу над головой мне приходится подрабатывать дворецким. И это с моими-то талантами!!! Нет, Антон, в режиссеры не ходи — козленочком станешь.
Он смахнул с глаз воображаемую слезу и улыбнулся:
— Ой, извини за двусмысленный каламбур начет козленочка. Правда, в каждой шутке, сама знаешь… Но держу пари, что ты очень скоро купишь себе собственную квартиру, причем намного быстрее меня.
— Я? Да что вы! Я об этом даже не мечтаю.
— Поспорим? — его глаза загорелись озорным огоньком. — Ну что, Антон, на сколько спорим?
Антонина расхохоталась:
— Ни на сколько, а то я вас, бедного режиссера, совсем разорю. Я прекрасно знаю, что мне собственная квартира не грозит никогда. Во всяком случае, в обозримом будущем. Так что никакое пари я заключать не буду, иначе вы обвините меня в вымогательстве. Но чтобы вы не заподозрили меня в неслыханной жадности, обещаю вам на новоселье сделать бесценный подарок. Правда, смысл слова «бесценный», с вашего позволения, я уточню немного позже.
Игорь Борисович довольно улыбнулся:
— О'кей, договорились! Приятно иметь дело с разумным человеком! Но зачем же ждать новоселья? Я прямо сейчас могу принять подарок, если он бесценный.
— Нет, не сейчас. Только на новоселье!
— Ладно, Антон, вернемся к делу, — продолжил Игорь Борисович уже своим обычным голосом. — Честно говоря, эти королевские хоромы на меня тоже действуют угнетающе. Я здесь живу уже несколько лет, но так и не привык к этому бархатному раю. Чувствую себя хорошо только на кухне. Поэтому, если ты не возражаешь, я накрою наш яственный стол там.
— Конечно, не возражаю! На кухне будет отлично! Вам помочь?
— Нет уж, спасибо. Не царское это дело — столы накрывать. К тому же я хочу воспользоваться редкой возможностью сразить тебя наповал своими блестящими кулинарными способностями. Так что сиди здесь, в гостиной. Отдыхай. Я включу музыку. Ты любишь Стинга?
— А вы знаете кого-нибудь, кто не любит Стинга?
— Знаю. Янка не любит.
Антонина рассмеялась:
— Ну, Янка — это понятно. С ее предпочтениями ей нравится, наверное, только Пинк.
Яна Денисова, яркая блондинка и ведущая актриса театра-студии «Метроном», считала себя ослепительной красавицей, что было недалеко от истины. Ее необъяснимая патологическая любовь к розовому цвету служила объектом для шуток и приколов у всего театра. Игорь Борисович тут же подхватил шутку:
— Да, это точно. Я думаю, что она обязательно полюбила бы американскую поп-диву Пинк, если бы знала о ее существовании. Но, судя по тому, что доносится из ее мобильника, наша Яна не может похвастаться изощренным музыкальным вкусом, поэтому ее музыкальные пристрастия ограничиваются третьесортными российскими рэперами.
Несмотря на то, что беседа протекала в обычной театральной манере, где-то в глубине души у Антонины шевельнулась ревность. Кто еще побывал в этой квартире до нее? И кого еще, кроме Янки, режиссер развлекал здесь музыкой Стинга? Но она решительно прогнала эти тревожные мысли: сегодня предстоял замечательный вечер, и она не собиралась разрушать его очарование.
Тем временем хозяин хлопотал у стойки с аппаратурой:
— Я тебе поставлю песню «Англичанин в Нью-Йорке». Мне кажется, она наилучшим образом отражает настроение данной минуты.
Из динамиков зазвучали негромкие аккорды, а Игорь Борисович скрылся в кухне. Девушка, уютно устроившись в огромном кресле, с удовольствием слушала знакомую музыку. Мягкий голос певца жаловался на то, каким непонятым чужеземцем и странным пришельцем из другого мира он ощущает себя в огромном и чужом для него городе. Но сегодня ностальгические настроения Стинга совершенно не трогали ее душу. В этой незнакомой квартире, в этом чужом бархатном кресле она сейчас, как никогда и нигде раньше, чувствовала себя, как дома…
— Кушать подано, моя королева!
Громкий возглас хозяина квартиры прервал лирическое настроение Антонины. Она легко вскочила на ноги и поспешила на кухню. А Игорь Борисович, по всей видимости, решил удивлять девушку и дальше: кухонный стол был искусно накрыт на двоих и выглядел, как на картинке. В высоких прозрачных бокалах отражалось пламя горящих свечей. Блюда с салатами и закусками были украшены маслинами и свежей зеленью. Принесенный ею торт перекочевал из коробки на ажурную фарфоровую тарелку и занял место рядом с бутылкой вина, а на краю стола возвышалась трехъярусная ваза с фруктами. В воздухе витали аппетитные ароматы, и девушка вспомнила, что с утра ничего не ела.
— Как вкусно пахнет! Я и не знала, что вы умеете так хорошо готовить.
— Спасибо за доверие! Но должен тебя разочаровать. Признаюсь по секрету, что на кухне я абсолютно беспомощен. Все эти салаты и прочие чудеса кулинарии я купил в супермаркете, и горячее тоже. Оно в микроволновке, будет готово через пару минут. У всех этих блюд есть одно важное преимущество: они особенно богаты холестерином, усилителями вкуса, консервантами и канцерогенами. Надеюсь, ты любишь еду с холестерином и канцерогенами?
— Да, очень! Я просто обожаю такую еду!
— Тогда что же мы ждем? Садись за стол!
Игорь Борисович налил в бокалы вино, сообщил, какого оно года и прокомментировал, чем хорош этот урожай и чем он отличается от урожая другого, менее удачного года. Антонина радостно слушала его болтовню и пафосные тосты, которыми он сопровождал каждый глоток вина, и наслаждалась вкусной едой и приятным и непринужденным общением.
За ужином режиссер рассказывал о своей поездке в Петербург, комично изображая в лицах всех, с кем он там познакомился: энергичного режиссера местного театра, самовлюбленного ведущего актера, восьмидесятилетнюю заслуженную артистку, капризную юную примадонну, престарелую травести и заикающегося пианиста. Девушка с удовольствием смотрела это представление и вскоре забыла обо всех своих мучениях и том одиночестве, которые доставило ей месячное отсутствие ее кумира.
После ужина они перебрались в гостиную. Игорь Борисович показал ей видеозапись последней репетиции своей питерской постановки. Во время просмотра режиссер комментировал игру актеров, указывая на их ошибки и промахи. Большой плазменный экран создавал иллюзию театральной сцены и, несмотря на невысокое качество любительской съемки, у Антонины сложилось впечатление, что она вместе с ним побывала на репетиции в питерском ТЮЗе.
Они сидели рядом на большом мягком диване. Девушка слушала до боли знакомый голос хозяина квартиры, но вскоре перестала понимать смысл сказанного. Ее мысли блуждали где-то далеко, и ей совершенно не хотелось думать ни о театре, ни о репетициях. Околдованная французским вином и чарами собеседника, девушка чувствовала легкое головокружение и удивительное раскрепощение. Все происходящее казалось ей нереальным: эта странная квартира, удобный бархатный диван, приглушенный свет, теплые мужские руки, нежно сжимающие ее запястье, легкий запах дорогого одеколона от его чисто выбритого лица…
Вскоре вместо видеозаписи репетиции на экране появилось изображение огромных тропических бабочек и диковинных райских птиц, а из динамиков, расположенных по углам комнаты, зажурчала приятная тихая музыка. Слова Игоря Борисовича доносились до нее, как во сне:
— Антон, я так по тебе скучал!
— Почему же вы не звонили? Ведь вы обещали!
— Извини, я не мог!
— Почему?
— Я знал, что если позвоню и услышу твой голос, то брошу все к черту и помчусь к тебе в Москву. Но я не мог просто так все бросить и уехать, для меня тот проект очень важен. И я не мог подвести людей.
— Вы такой ответственный…
— Нет, я просто был очень занят.
— Я волновалась…
— Знаю, я тоже беспокоился. Оставил тебя здесь одну… Но я работал, как сумасшедший, чтобы не оставалось времени думать о тебе. Закончил репетиции на несколько дней раньше, чтобы быстрее вернуться. И вот я здесь… и ты со мной… мы одни… Антон, ты такая красивая!..
Антонина не заметила, как оказалась в его объятиях, но почувствовала, как его губы покрывают ее лицо легкими и ласковыми поцелуями. И эти прикосновения не имели ничего общего с теми невинными братскими поцелуями, которыми принято обмениваться в творческой среде.
— Нет, не надо… — прошептала она. — Это неудобно… я не могу…
— Почему неудобно? — выдохнул он. — Тебе неприятно?
— Приятно… то есть нет… я не знаю… я не могу…
— Если тебе неприятно, то я не буду… Скажи мне, что не надо, и я остановлюсь…