уда самолетом в город, в больницу. Липатов быстро отошел, а у тебя, кроме перелома ноги, обнаружили еще и сотрясение мозга. Врач так удивляется, — дело прошлое, почему не сказать, — как ты еще там, в тайге не умерла.
— Липатов рассказал, как все случилось?
— Он нам много чего рассказывал, — многозначительно заметил дядя Дима, — но то ты сама знаешь… Ему удалось тебя вытащить из реки, когда плот разбило на пороге. Он разглядел перелом на ноге, — такой сообразительный парень, а то была бы без ноги, — наложил лубок из коры. Да так умело наложил, лучше и не придумаешь. Тащить тебя по берегу через тайгу, через бурелом нечего было и думать, тогда он решил сплавить по воде. Плот сделать было нельзя, да и боялся он плыть по незнакомой реке. Так он столкнул в реку сухую лиственницу, прикрутил тебя к ней, зацепил за бревно шестом и пошел рядом по берегу. Ты плыла, а он шел. А когда попадалось трудное место, бом крутой или порог, он снимал тебя, перетаскивал по берегу, опять спускался к реке и опять искал подходящее бревно. Так и шел двое суток. Питался ягодой и тебя поил ягодным соком через воронку из бересты. Мы натолкнулись на вас, когда он обходил последний бом перед рудником. Он так обессилел, что уже ничего не слышал и не соображал, но упрямо тащил тебя вверх на берег. И дотащил бы, такой настойчивый парень.
— А о себе он все рассказал?
— Рассказал. Но мы многое уже знали: нашли того агента, который утащил карту из сейфа. Так что Липатова здесь уже ожидали вместе с его поленом.
— А что это за полено? — спросила Зина. — Мина какая-нибудь?
— Нет не мина, но не менее опасная и нехорошая штука, — дядя Дима, по-видимому, не хотела вдаваться в подробности, и Зина не стала настаивать.
— А где сейчас Липатов?
— Он в городском отделении МГБ. Его хотели отправить в Москву, на следствие, но он просил дать ему возможность поговорить с тобой, когда ты очнешься. Понятно, ему разрешили… Он нам про тебя тут таких вещей наговорил…
— Каких вещей? — не поняла Зина.
— Ну, каких… хороших вещей… — дядя Дима глянул на племянницу, как бы соображая, нужно ли ему говорить эти вещи или нет, и решил, что пока не нужно. — Кстати, — продолжал он, — ты не чувствуешь, что на твоей правой руке находится?
Зина с усилием приподняла руку и увидела на ней блестящее стальное кольцо.
— Снять не могли, — объяснил дядя Дима, — цепочку обрезали, а кольцо пока оставили, его наждаком резать нужно, решили пока тебя не беспокоить. Может, оставишь на память, вместо браслета?
Зина неловко улыбнулась.
— Он мне рассказал, — говорил дядя Дима, — да я что-то плохо поверил, будто ты могилу нашла… Николая?
— Хватит, хватит! — вдруг перебил дядю Диму вошедший врач. — Ну как вам не стыдно, товарищ Вихорев. Девушка, можно сказать, чуть не с того света вернулась, а вы ей про могилы. Вон у нее уже и румянец подозрительный появился. — А ну-ка, нянечка, дайте нам термометр. А разговоров на сегодня достаточно.
Через два дня Зина окрепла уже настолько, что могла сесть. Вечером, на второй день, к ней пришел Липатов. Он вошел один, — конвойный в белом халате, накинутом на гимнастерку, присел на табуретку за дверями.
Липатов сбрил бороду и усы и от этого казался Зине особенно похудевшим. Лицо его потеряло свою угрюмость, ее заменило выражение неуверенности. Как будто он боялся, что Зина не станет с ним разговаривать и прикажет ему выйти из палаты.
Она постаралась как можно приветливее протянуть ему руку. Он заметил кольцо наручника на ее запястье.
— Видите, — улыбнулась Зина, — какая крепкая память у меня осталась о вас. Никак не могу от нее избавиться.
Но Липатов не улыбнулся в ответ. Он нерешительно присел на табурет у постели. Зина не понимала замкнутости Липатова, ей казалось, что он напуган арестом и будущей своей судьбой. Ей это не понравилось. И она была рада убедиться, что ошиблась.
— Мне передали: вы хотите что-то сказать? — спросила Зина, помогая начать разговор.
— Да! — кивнул Липатов. — Да! — повторил он уже решительно. — Я хотел сообщить вам, что ваше предсказание уже сбылось.
— Какое предсказание?
— Я уже убедился, что ваша страна не виновата передо мной.
— Ну вот видите, — обрадовалась Зина. — Вы что-нибудь узнали об отце? Кто вам рассказал?
— Вы.
Зина несколько секунд внимательно рассматривала Липатова.
— Не понимаю, — сказала она наконец.
Липатов опустил голову и зажал коленями сложенные ладони.
— Когда я вытащил вас из воды, — начал он негромко, — на вас была сумка. Я знал, что в ней хранились спички, и хотел развести костер. Спичек не нашел, а наткнулся на дневник. Случайно в дневнике заметил одну фамилию. И тогда я прочитал все. Я решил… что имею право его прочитать и прочитал.
От неясной догадки Зина побледнела и, ослабевшая, откинулась на подушку. Липатов продолжал:
— Я прочитал последнюю запись вашего отца и записи первых дней, когда вы попали в провал. И понял, что не мне нужно ненавидеть вас, а наоборот…
Липатов замолчал. Зина коснулась его руки.
— Говорите! — приказала она.
— Моя настоящая фамилия не Липатов. Это фамилия моей матери. Настоящая моя фамилия Грачев.
Зина невольно убрала руку. Голова сразу заболела, она закрыла глаза.
— Человек, который убил вашего отца, — услышала она, — был мой отец.
Глухая тяжелая тишина наступила в палате. Липатов сидел молча несколько секунд, потом встал. Зина не шевелилась. Тогда он повернулся и пошел к дверям.
Он уже взялся за ручку, когда Зина окликнула его.
…и последняя
— Зинок, ты совершенно переменилась, — недовольно заявил Валя. — После этой тайги я тебя совсем не узнаю.
— Валечка, милый, зато ты ни капельки не изменился. Ты такой же, как будто я тебя видела вчера. Вот только галстук у тебя, кажется, другой. Теперь такие в моде?…
— Зина, я с тобой серьезно хочу поговорить.
— Даже серьезно.
— Ну, я не собираюсь шутить.
— Валечка, может быть, в другой раз.
— Нет, именно сейчас. Ты уже полмесяца, как приехала, и тебе все некогда. То ты идешь в суд, то в редакцию, то тебя снимают, то расспрашивают журналисты.
Они сидели рядом на парапете фонтана. Поздний вечер уже переходил в ночь. Редкие пары бродили за темными деревьями сквера. Зина подставила руку под холодные брызги, закрыла глаза.
— Зина!
Она вздохнула.
— Я слушаю тебя, Валечка.
— Ты можешь мне ответить, когда мы, наконец, поженимся?
— А зачем?
— Как зачем? — Валя опешил. — Странный вопрос, зачем? Чтобы жить вместе. Ведь, кажется, у нас все было решено год тому назад.
Зина помолчала. Потом опять протянула руку к фонтану.
— Так ведь это было год назад, — сказала она, — Ты же сам сказал, что я сильно изменилась… И ты меня все еще любишь?
— Конечно. Еще больше, чем раньше. Ты теперь стала такой известной, о тебе пишут в газетах. Ты разгадала тайну белого пятна… нашла залежи золота… поймала шпиона!
— Да… поймала шпиона… — как эхо повторила Зина.
Валя на какое-то время забыл о серьезном разговоре с Зиной. Говорил, как всегда, пространно и красноречиво, увлекаясь все более и более.
Зина вскоре перестала следить за смыслом его слов.
Звуки Валиного голоса постепенно заглушались B ее сознании плеском фонтана. Она вспомнила, как ее уносил от лодки бушующий поток, как Липатов, не раздумывая, кинулся за ней с веревкой, даже не успев зацепить за беседку крючок. Потом попыталась представить, как ее бесчувственную, он тащил на себе и кормил давленой земляникой, раздвигая обломком сучка сжатые зубы…
А Валя все говорил и говорил, не замечая, что водопад его красноречия шумит впустую…
Суд продолжался два дня.
Зал был полон. Зина, как главная свидетельница, сидела впереди.
Липатов заметно волновался, когда говорил. Он не уменьшал своей вины и откровенно рассказал о своих прошлых хозяевах.
— Я не прошу снисхождения, — заключил Липатов. — Шел к вам как диверсант и готов нести ответственность за преступление. Я иностранный подданный, но русский по происхождению. И впервые я встретился с родиной в лице вот этой девушки, чье мужество помешало мне продолжить путь моего отца. Я приму без отчаяния любой ваш приговор.
Липатов сильно побледнел и отыскал глазами Зину, Она ободряюще кивнула ему головой.
…Суд удалился на совещание.