Оставался вариант попасть туда через летное поле. Лохлан еще раз внимательно рассмотрел все места, которые ему показались менее защищенными от вторжения, после чего он неспешно пошел по лестнице вниз. Путь предстоял не самый близкий – сорок этажей, по двадцать ступенек на этаж. Одно радовало, что идти теперь вниз.
Где-то в районе двадцатого этажа Лохлана осенило. Он все время думал о летном поле, потому что ориентировался на самолеты. Точнее – на только что прибывший «страт» с витиеватой эмблемой на белом борту.
В транспортном узле сейчас работала одна взлетно-посадочная полоса. Очень редко задействовались швартовочные мачты дирижаблей. Но оставалась еще одна часть, в окрестностях самого Стейна, спрятанная под землей, – рельсы, по которым в Эдинбург прибывали «суперсобаки» из других Анклавов и поезда, преимущественно грузовые, из Британского халифата.
Целая система тоннелей, которая ветвилась под самим транспортным узлом и его окрестностями, сейчас не использовалась. Поэтому вполне логично предположить, что контроль этой зоны ведется не столь пристально, как за периметром авиационного комплекса.
Найти вход в тоннель оказалось непросто. Особенно если учесть, что Лохлан совсем не был уверен, что хотя бы один из них проходит по территории Анклава. То есть внутри бетонной стены, охватывающей Анклав со всех сторон, кроме северной, где плескались воды Ферт-оф-Форта. Стейн тоже был территорией Анклава, но весь транспортный узел находился за стеной, окруженной землями Британского халифата. С Эдинбургом его соединяла единственная, хотя и очень широкая, дорога, являющаяся прямым продолжением Корсторфайн роуд, по которой Лохлан добрался в эти края.
Но ему повезло. Или снова сыграло роль обретенное вдруг чутье, основанное на невероятной логике и ясности мышления, которое подарили ему бессмысленные фразы? Он не уставал мысленно повторять их снова и снова, до тех пор, пока лишенное памяти сознание не давало четких и ясных инструкций, что делать дальше. Решения, как и раньше, появлялись словно бы сами собой, но, если задуматься, можно было отыскать вехи, ориентируясь на которые он и выбирал именно этот вариант, а не другой.
Черная дыра тоннеля уходила вдаль, теряясь буквально в двух шагах, свет здесь был только от неполной луны, да и тот проникал через массивную решетку, которая закрывала вентиляционную шахту. Именно через нее Лохлан и попал сюда. Нашел по характерному запаху, порывами сквозняка вырывающемуся из подземелья. Почему он стал искать эту дыру именно здесь, Лохлан объяснить не мог.
Судя по всему, эта ветка выходила на какую-то разгрузочную станцию в Sway или, не исключено, в соседнем Скотланд-Ярде. Но туда Лохлану было не нужно, ему необходимо двигаться вперед, в сторону транспортного узла. Знать бы еще, где этот самый «перед» – в месте, где он спустился, тоннель шел в перпендикулярном Корсторфайн роуд направлении. Учитывая кромешную тьму, определить, куда поворачивает путь, тоже невозможно.
Здесь волшебная логика помочь не могла. Потому что логика опирается на факты, она оперирует информацией, а в этом месте единственной информацией был ветер, по направлению которого никак нельзя понять, какой путь выведет к Стейну. Хотя…
Транспортный узел располагается на открытой местности, деревьев или высоких башен там нет. За день открытая земля должна была нагреться, а в Анклаве, где торчит целый лес высотных зданий, загораживающих свет солнца, тепла до нижних ярусов дорог долетает значительно меньше. Если его предположения верны, то сейчас ветер должен дуть со стороны транспортного узла.
Учитывая целый ряд усложняющих простые решения технологических особенностей тоннеля, вполне можно и ошибиться. Но выбирать не приходится.
Лохлан повернулся лицом к ветру и, аккуратно ступая по невидимым в темноте шпалам, пошел.
Странно, как сильно влияет на восприятие количество поступающих в мозг данных. В кромешной тьме тоннеля время как будто перестало существовать. Лохлан шагал, стараясь не цепляться носками разношенных ботинок за шпалы, чтобы не упасть, и ему казалось, что этот вояж может продолжаться вечно. Он, словно вселенский странник, вышагивающий внутри газопылевого облака, где не видно ни звезд, ни иных галактик. Он – первооткрыватель.
Направление – его наличие, как таковое – угадывалось только по бьющему в лицо ветру. Несколько раз Лохлан утыкался в шершавую, укутанную толстыми круглыми жгутами стену. Это были силовые кабели в изоляции.
Самым пугающим оказалось ожидание поезда. Здесь были рельсы, и хотя Флетт точно знал, что последний поезд ходил здесь много месяцев назад, разум все равно не уставал подгонять ноги, чтобы успеть выбраться до прихода железнодорожного состава.
В условиях сенсорного голода было очень сложно бороться с потерей памяти. Ставшей непрочной, расползающейся, будто кисель, памяти не за что было зацепиться. Нечего запоминать, никаких ориентиров, за которые могли бы ухватиться предыдущие воспоминания, разбегающиеся, будто крысы с тонущего корабля. Лохлан непрерывно бормотал «avva, marda avva», и только это частично помогало. Странная фраза клещами вцеплялась в уползающие образы, заставляя их возвращаться. Но все равно приходилось туго.
Главное – не забыть, куда и зачем он идет. Он Лохлан Флетт – даже попытка вспомнить собственное имя требовала усилий. А от формирования в голове фразы «транспортный узел имени Роберта Стейна» на лбу выступала испарина.
Проблемы появились где-то на втором километре. Если удалось правильно определить расстояние. Лохлан не учел, что с момента Катастрофы тоннелем скорее всего никто не пользовался. Поэтому разгребать завалы никто здесь не собирался. А завалы, как оказалось, были.
Когда Флетт уперся вытянутыми руками в колючие шершавые камни, он решил, что снова повернул, споткнувшись о шпалу, и воткнулся в стену тоннеля. Но быстро догадался, что это не стена. Это был завал, самый настоящий. Землетрясению все же удалось раскрошить бетонную скорлупу, сдерживающую тонны земли над головой от обрушения, и в этом месте тоннель засыпало. Но здесь должен быть проход, обязан быть – ведь как-то сюда проникал теплый ветер из транспортного узла.
Лохлан ползал по грязной и норовящей ударить скатившимся сверху камнем куче минут десять, прежде чем наткнулся на узкую дыру в самом низу, у рельсов. Судя по тому, что удалось понять на ощупь, в этом месте лежал уцелевший кусок бетонного свода. Он лежал так, что образовывал над полом нечто вроде перекрытия, державшего весь остальной завал. Между правым рельсом и потолком оставался зазор сантиметров сорок высотой. Лохлан вполне мог туда протиснуться, но оставалось неясным, есть ли из этого лаза выход с другой стороны. В отсутствие света проверить это можно было только опытным путем.
Он прополз метра четыре, когда понял, что застрял. Прочно, не имея возможности двинуться ни вперед, ни назад. Лохлана охватила паника, он задергался, сильно ударившись затылком о низкий свод бетонного лаза. Самое плохое, что он перестал повторять свое заклинание, и воспоминания широким бурным потоком потекли в безбрежное ничто забвения.
Книга. Черная, гладкая на ощупь, без надписей. Ему нужно забрать эту книгу, а для этого необходимо двигаться вперед! Ерзая, словно дождевой червь, Лохлан дернулся, на спине справа громко затрещало, и ему удалось продвинуться на несколько сантиметров.
Ему нужна книга! Еще рывок, еще десяток сантиметров отвоевано у бетонной дыры.
Avva, marda avva…
Он – Лохлан Флетт. Сердце, колотящееся в груди, стало медленно сбавлять обороты. Он идет… ползет в транспортный узел, ему нужна книга!
Часть куртки с последним рывком осталась на остром арматурном штыре, торчащем с козырька норы, по которой прополз Лохлан. Дальше тоннель был свободен. И более того, впереди, метрах в трехстах, Флетт отчетливо различал два маленьких огонька – судя по всему, он добрался до транспортного узла.
Наверное, еще никогда в жизни Лохлан так не радовался тому, что видит свет. Два крошечных светодиодных габаритных огонька, по неизвестной причине все еще горящих здесь, в разветвлении тоннеля. Едва заметный свет диодов после кромешной тьмы, в которой двигался Лохлан, казался ярче мощных прожекторов. Первым желанием, когда он приблизился к огням, было отодрать их от стены и забрать с собой. Но в этом уже не было необходимости – сразу за поворотом тоннель расширялся, и здесь было много подобных огоньков, а сверху лился призрачный желтоватый свет из залов транспортного узла. До цели осталась пара сотен метров.
Смутные сполохи с ритмичностью автоматной очереди падали на лицо, отражаясь в темных зрачках. Эффект стробоскопа, удар по нейронам. Ритм выводил из себя, выбивал из колеи.
Лохлан пытался понять, откуда исходит свет, но в темноте, царящей вокруг, так ничего и не высмотрел. Только короткие вспышки, на мгновение выхватывающие из небытия огромное пространство подземной железнодорожной развязки. Расходящиеся во все стороны веером рельсы вспыхивали сотней бликов, которые стремительно разбегались куда-то в параллельные миры, чтобы оставить Землю во тьме.
Казалось, мир начинает вращаться, делая один виток за другим. Казалось, Лохлан бежит куда-то сломя голову, стремглав, не разбирая дороги. Казалось, тысячи труб Страшного суда затрубили в одночасье, норовя добраться до самого сокровенного, до самого нутра, туда, где спряталась ушедшая память.
Непонятные вспышки терзали мозг, вытряхивая из него содержимое. Миллиарды битов потерянной и забытой информации вываливались в сознание огромными разрозненными кусками, норовя захлестнуть неумолимой волной. Лохлан уверился, что совсем скоро сойдет с ума.
Черт бы побрал все эти книги, вудуистов, СБА и прочих охотников за чужими тайнами!
Флетт обхватил голову руками, лег на обжигающие морозным холодом рельсы и зажмурил глаза. Он никуда не бежал, он вообще не двигался. И мир оставался на месте. Только белые сполохи не исчезали, он продолжал видеть странные вспышки даже с закрытыми глазами.