Хашим Сули поздравил клан Бойда с победой над зарвавшимся Ибрагимом. Очень сдержанно поздравил – видимо, Ибрагим все-таки сумел снова наладить отношения с лидером преступного мира Муслима и платил ему дань. Но Бойд понимал, к чему вела активность ар-Рахмана – Сули не просто получал процент, он продвигал своего человека на территорию соперника, стремясь захватить как можно больше. Теперь доходы резко упали, кризис. Приходилось брать не размахом, а количеством сделок.
Любой кризис для сильных всегда был возможностью подняться. Кризис – это время действовать, пускай вхолостую, может быть, в ущерб. Но тот, кто останавливался во время кризиса, исчезал, будто его и не было.
Шотландец пребывал в замешательстве. Он – властелин одной из самых больших территорий Эдинбурга. Он добился того, к чему стремился всю свою жизнь – он прошел путь от простого уличного хулигана, сшибавшего бабки с нерадивых черенков, до предводителя настоящего клана, в который входили несколько крупных банд, подконтрольных лично ему, Бойду, и никому более.
Он владел куском Анклава, и вместе с тем у него не было ничего. Ничего, кроме проблем: никакого бизнеса в Скотланд-Ярде не осталось – нечего было есть в первую очередь, негде жить – во вторую. Территория заполнилась толпами отчаявшихся оборванцев, многие из которых были готовы перегрызть горло просто за кусок синтетики, которую через день раздавали безы. И перегрызали – после каждой раздачи бесплатного пайка на улицах, что вели к блокпосту, с которого производилась раздача, без труда можно было найти несколько трупов. Это были менее сильные, нерешительные и неудачники – Эдинбург избавлялся от балласта самостоятельно.
«А те, кто убивает ради шмата безвкусной синтетической дряни, стало быть, санитары леса. То есть Анклава», – подумал Бойд, отхлебывая из стакана жгучий напиток. Алкоголь не поднимал настроения. Опьянение всего лишь делало проблему менее острой, размывало уродливые черты современности, маячившие за темным окном.
Какие перспективы у его территории? Торговать соляркой, «синдином», оружием, пока у людей не закончатся деньги? В таком случае конец клана наступит очень скоро – деньги закончатся быстро. Да и те, что удастся получить: что с ними делать? Разве что обклеить стены вместо обоев, поскольку – это и пятилетнему пацану понятно – через полгода вожделенная сегодня для многих пачка евродинов превратится в ничего не стоящую бумагу. Инфляция набирала обороты, и пока радужные перспективы даже не проглядывали.
У Бойда была власть. Большая власть. Сегодня его власть в Скотланд-Ярде стала полной.
Власть открывала много возможностей. Но, как обязательный атрибут, к ней прилагалась ответственность. Шотландец думал, чем может обернуться тот или иной вариант пользования властью. Получалось, что если поживиться на всю катушку, продержаться на плаву удастся очень недолго. И это даже не проблема жесточайшего кризиса, в котором пребывал мир, так было всегда.
Если он не будет заботиться о своих людях – о жителях подконтрольной ему территории, то ничего не добьется.
Но как это сделать? Как наладить жизнь? Дать Бойд ничего не мог – у него нет заводов и лабораторий, которыми владеют верхолазы, содержащие СБА. У него есть только горстка преданных людей и авторитет, который очень легко растерять. А без авторитета останется лишь страх, на котором далеко не уедешь.
Бойд плеснул еще из большой пузатой бутылки. Напиться до чертиков, чтобы мысли дурацкие в голову не лезли. Другой бы на седьмом небе от счастья был – у него теперь самый крутой клан в Эдинбурге, даже лидеры Триады прислушивались к его мнению и на территорию его клана не лезли. Какого ж рожна ему еще надо?
– Шотландец, – это был Бобби, – пришли «метелки».
Бойд улыбнулся во весь рот, отхлебнул виски и, взмахнув стаканом так, что на дорогой ковер выплеснулись остатки дорогого напитка, крикнул телохранителю:
– Пусть проваливают!
Бобби пожал плечами и вышел.
Надоели «метелки», выпивка, жратва натуральная – тоже надоела. Как-то это все мелко. Есть власть, есть деньги, но нет удовлетворения. Не того он хотел, совсем не того.
Людей собралось много. Несмотря на поздний час. Бойд не интересовался – толпа собралась самостоятельно, или парням, которых организовал Бобби, пришлось ее «стимулировать». Ему было все равно, он хотел сказать речь, пообещать и воодушевить. Эта тоже входило в понятие «власть».
Справа за спиной стоял Бобби. Как обычно, сильно потел, несмотря на довольно прохладный вечер. Понятно – он работал, высматривал ненадежных и был готов закрыть грудью.
Фонари не горели, не было электричества, но на площадке, где собрались люди, было довольно светло – многие принесли факелы и эспандерные фонарики. Самый ходовой товар, заметил про себя Бойд.
Они стояли, обратив взоры на грузного высокого человека с соломенно-желтыми волосами, одетого в клетчатый килт. Бойд немного пошатывался – все-таки виски он сегодня перебрал.
Он смотрел в полумрак площади и думал, как начать свою речь. Как обратиться к людям? Господа, братья? Просто люди, наконец? Нет, это все не то. Бойд не готовил речь, он не знал, что говорить. Но чувствовал, был уверен, что должен. Теперь эти люди – его обязанность. Отныне он за них в ответе.
В Оксгансе не было порядка. Каждый жил, как вздумается. Еды не хватало, поэтому те, кто понаглей, сбивались в стаи и грабили окрестных фермеров. Разоряли хозяйства, убивали владельцев. Бойд был уверен, что разрушая, нельзя ничего добиться. Разрушение лишь приближало неминуемый конец. И все это нужно сказать. Так, чтобы поняли. И сделали. А кто не сделает…
– Шотландцы! – неожиданно даже для самого себя начал Бойд, и гул, витающий над разношерстной толпой, мгновенно утих.
Это было правильно. Не все из пришедших сюда были шотландцами. Но территория не зря называлась Скотланд-Ярд. И вокруг Анклава, там, где жили те самые фермеры, раскинулась Шотландия. Просто Шотландия. И пошли эти «британцы» со своим эмиратом.
4
На экране коммуникатора отображались только губы говорящего. Интересно, зачем тогда вообще потребовалось включать видеорежим?
Коммуникатор у Лохлана был особый, для того чтобы совершить звонок, ему не требовалось подключение к сети. Следовало лишь дождаться, когда подходящий спутник выберется из-за горизонта и обеспечит устойчивый сигнал. Спутников было мало, иногда ждать приходилось несколько дней, когда один из идущих по спиральной орбите космических аппаратов появится в небе над Эдинбургом. Для тех, у кого не было подобного гаджета, спутник бесполезен. Но – всему свое время.
Внешне коммуникатор ничем не отличался от стандартной модели «Серебряная стрела», выпускаемой «МегаСофтом». Черный корпус, серебристая стрелка сверху, соответствующие надписи. Но Лохлан знал, что внутри от «Стрелы» не осталось почти ничего – обычный коммуникатор не мог поймать сигнал из космоса, ему требовалась стабильно работающая, имеющая выходы к глобальному подключению сеть.
– Результаты нашего общего знакомого оказались весьма обнадеживающими, – сказали узкие бледные губы с экрана. – Мы намерены использовать их на практике.
– Я буду участвовать?
Вопрос чисто риторический – если бы участие Лохлана не подразумевалось, зачем потребовалось звонить ему. Для пользы дела профессору было ничего не жаль, но оставлять насиженное место совсем не хотелось.
– Разумеется. Вы знаете всю специфику, вы владеете требуемым предметом. Лучшей кандидатуры, чем вы, профессор, не найти.
– Где?
Губы на экране немного разомкнулись, состроив что-то вроде улыбки.
– На месте, в Эдинбурге.
Вот как? Значит, знание социопсихологии понадобится в Анклаве. Интересно, для чего? Флетт надеялся, что ему не потребуется создавать оппозиционные силы и поднимать их на борьбу с СБА. Или на пути встал кто-то другой?
– При чем здесь…
– Детали вам не нужны, – резко отрезал человек, на губы которого смотрел Лохлан. – Вам сообщат, какие действия мы ожидаем лично от вас. И еще один момент…
Говоривший сделал паузу. Можно было решить, что он сомневается, ждет, когда собеседник поинтересуется продолжением сам. Но это было не так – Лохлан знал, с кем разговаривал, он знал, что этому человеку сомнения неведомы.
– От вас потребуются некоторые жертвы.
Это не было предупреждением или вопросом. Отказа от Лохлана не ждали. Собственно, ему никто не предоставлял права отказаться.
– Я готов, – покорно ответил Флетт.
Был ли он готов на самом деле? Трудно сказать. Лохлан знал, что его участие в этой программе может потребовать многого, даже чего-то невозможного. И это невозможное он обязан будет сделать реальностью, от него ждали, что он выполнит порученное, и подвести Флетт не мог. Он сам так решил, когда впервые пришел к этим людям.
Немного позже он узнал о них многое – не все, но много больше обычного человека. Кого-то полученная информация могла повергнуть в шок, у кого-то – вызвать отвращение. Большинство людей не могли принять то, что они проповедовали. Но Лохлан нашел в их теориях странное очарование. Он проникся идеями, которые высказывали они, с интересом изучал то, что ему позволяли. Он стал одним из них и был готов выполнить любое задание. Они это знали – поэтому Лохлан был здесь, а не в другом месте, получше, чем нынешний Эдинбург – кому-то ведь нужно разгребать скопившееся в отстойниках дерьмо.
– Вам доставят посылку, в которой будет несколько образцов. Необходимые инструкции вы получите позже.
– Почему именно я?
Лохлану действительно было интересно. У него нет опыта «полевой» работы, а специалистов, способных провернуть дело и большей сложности, наверняка достаточно и без профессора социопсихологии.
Губы в коммуникаторе позволили себе улыбнуться.
– Мы выбирали исполнителя более чем из десятка кандидатов. Вы подошли лучше других. Важную роль играет не только умение, но и вера. Ваша вера сильна, вы справитесь… с этой напастью.