евать, обещать, угрожать жизни и здоровью его близких и родных. Что они «уйдут» раньше, чем он, и следа на Земле после него не останется.
Один, правда, забавный попался. Секретоноситель, болен был раком. Его на службе отправили на пенсион доживать остаток жизни. А ему хотелось остаток жизни прожить в роскоши, неге, в окружении куртизанок… Организации это влетело в копеечку, но оно того стоило. Мужчина сдал очень много секретной информации, в том числе и про нас. Даже «двойника» у нас сдал. Когда позже эти сведения просочились в его ведомство, где он служил всю жизнь, то шефа оттуда быстро уволили, и последовала команда: безнадежно больных не отправлять на пенсию, а содержать на службе до гробовой доски. Было время… И люди интересные были… Сейчас же… Непонятно все…
Тезка Энгельса, лежа полу, постоянно жалуясь, что сейчас у него будет микроинсульт, рассказывал.
Шеф сверху всей подошвой ударил его в пах. Тот завыл, подтягивая колени к животу. Руки связаны сзади.
– Это чтобы у тебя кровь от головы отлила. Еще будешь стонать, последует очередной удар, и ты не сможешь размножаться, мочиться, и то будешь с болью. А то и через трубочку в левом боку в мочеприемник. Могу и в третий раз ударить… Коль врач, то должен понимать, что от боли в кровь будет постоянно выделяться адреналин, и тогда ты умрешь от болевого шока. Понятно? Не мычи и не молчи.
– Да. Понятно.
– Ну, если понял, так продолжай. Рассказывай.
Получалась очень неприглядная картина маслом. Японцам удалось вывести вирус. И не просто вирус, а страшный вирус. Как чума, только распространяли его не вши и блохи с больных крыс и прочих грызунов, а воздушно-капельным путем. Поначалу симптомы, как при гриппе или ОРЗ. Кашель, озноб, высокая температура, воспаление лимфатических узлов. Потом появляются признаки бубонной чумы. И все… Летальный исход – 70 %. У мужчин репродуктивного возраста смертность – 92 %. У женщин – меньше. Тестостерон и адреналин, которые всегда помогали бороться с вирусами, повышали иммунитет, здесь же играли обратную роль. Первые симптомы у мужчин были менее выражены, тем временем вирус проникал глубоко в организм, запуская механизм смерти.
Фридрих, по-видимому, очень любил свою работу, потому что с упоением рассказывал о вирусе.
– У тебя предки случайно в концентрационных лагерях не служили? Типа опыты на людях ставили?
Дядя на полу испуганно засучил ногами.
– Нет! Наши предки служили в вермахте! И сражались отчаянно. Как в первую Мировую войну, так и в Вторую. И дед был в плену в России. По возвращению он очень тепло отзывался о русских. И о стране. Они же ничего не знали, когда шли на фронт. Когда дед узнал, что Рихард отправляется в Ленинград в академию, то очень гордился этим. Говорил, что это метаморфозы жизни. Он был в плену, а Рихард сам едет учиться. История повторяется по спирали.
Вернулись к разговору о новой чуме. Feuer. Огонь. Так окрестили в лаборатории новый вирус. Он сжигает почти всех. Шансов выжить мало. В Англии велись работы по подготовке контейнера. Пробный контейнер уже дважды прошелся по маршруту, распыляя безвредное вещество, но оно фиксировалось потом приемниками. Какое-то устойчивое к распаду соединение. Специалисты фиксировали, как оно распространялось в месте распыления, выдавали свои рекомендации. Инженеры вносили коррективы. Вирус очень неустойчив на открытом морозном воздухе. А вот в тепле он живуч. Даже несколько месяцев способен жить, и плевать ему хотелось на влажность. Боится он только кислорода вкупе с низкими температурами.
– Так. Понятно. Где образцы вируса?
– В холодильнике.
– Где?
– На кухне, – это Инна подала голос.
– Где в холодильнике?
– В морозилке. Контейнер внутри курицы. Там шесть образцов, – сказал дядя.
– Где гарантия, что там не замороженные образцы твоих соплей?
– Мне нужны деньги.
– Ты еще не понял, дядя, что сейчас идет речь о том, что будешь жить или нет?
– А как же деньги?
– Деньги получишь в Москве. Понятно?
– Но… Я не могу никуда ехать.
– А тебя никто не спрашивает. Спеленаем и вытащим. Ясно?
– Я не поеду! – у Фридриха начинается истерика.
– Еще один писк, и последует очередной удар в пах.
Он затих. Потом начал всхлипывать. Ломается. Еще немного поднажать, и все… Только вот расстояние…
Видно, что и Шеф думал о том же. Мы посмотрели друг на друга. Я открыл ладонь – четыре пальца сомкнуты, большой палец смотрит вверх, и медленно двинул ладонь вперед. Шеф не понимает.
– Steamer, – чуть слышно губами прошелестел я непонятливому Командиру.
На африкаанс означает «пароход».
Генерал чуть улыбнулся. Как вариант можно рассматривать. Только вот как сейчас узнать, где и какие наши суда стоят. В каких портах Германии! Время! Время! Время! Вот чего нет. Можно свалить лошадиной дозой успокоительного этого фрица. Только вот таможня, пограничный контроль… Ладно бы сам хотел ехать. А похоже, этот прыщ лабораторный не горит желанием повидать великую страну, которую отстраивал его дедушка после войны.
До крупнейшего порта Германии Гамбурга – 288 км. Самый лучший пассажирский порт – Киль. 350 км. Далековато. Оптимальный вариант – нефтяной порт Вильгельмсхафен. Там, как пить дать, стоит под разгрузкой какой-нибудь наш танкер с ГСМ. Но туда еще дальше добираться. 500 км. Бремен – 400 км. Не то. Не пойдет. Думай! Бременхафен – 450 км. Не то! Эмден – 530 км. Росток – 230 км.
– Постой, поговори с Фридрихом. Я посмотрю, что у них там в холодильнике.
В дверях зала обернулся.
– Эй, граждане, там без фокусов? Спокойно можно доставать? Спрятанной гранаты там нет?
– Нет, все чисто.
– Угу.
Генерал посмотрел на меня. Понятное дело, мы бы там напихали кучу сюрпризов. Так, на всякий случай от любопытствующих субъектов. Гражданские, что с них взять.
Я тем временем думал, как нам добраться до Гамбурга.
Шеф недолго возился на кухне. Вот он появился на пороге. В руках замороженный пакет, в котором матово поблескивали алюминиевые пеналы.
– Это образцы? – спросил у Инны.
– Да.
– Пора в дорогу.
Генерал подтянул штаны.
– Ну, а вы с нами.
– Мы не поедем!
– Да, куда же вы денетесь?!
– Не поеду в Россию!
– Отчего тебе не нравится Россия? Хочешь об этом поговорить?
– Там холодно и там ГУЛАГ!
– Да ладно! ГУЛАГа давно нет. Поменьше читай антисоветскую литературу. Особенно перед завтраком.
– Не поеду.
– Дружочек! Ты даже представить себе не можешь, до чего дошла современная фармакопея. Те кошмары, которые ты прочитал в потрепанной книжке, – легкий шорох летней листвы. Поверь мне на слово. Ибо можно тебе вколоть укол…
– И я умру?
– Нет. Смерть – венец жизни. Ты будешь жить. Но в плену собственных кошмаров. Тебя будут пожирать твои же комплексы, страхи, детские воспоминания, помноженные на все ужасы, что ты видел в кино или читал в книгах. Каждый день ты будешь мучительно умирать, а поутру снова воскресать, и так много лет. Несколько десятков лет. Ты не сможешь общаться с окружающими, ты будешь слишком занят своими мыслями. И выхода из этой ситуации не будет. Мозг станет подбрасывать тебе все более сложные лабиринты. Каждый день – новый уровень. Только ты не будешь там победителем. Иногда ты будешь приходить в сознание и понимать, что смерть есть высшая награда для тебя. И с этой мыслью ты будешь погружаться в новый виток ужаса. Гормоны выйдут из-под контроля, и, может быть, из-за этого тебе удастся умереть. Но ты даже не поймешь, что это было. Как правило, это бывает смерть от инсульта, реже – инфаркта, а еще реже – от удушья. И подумай, червь, ты лежишь на полу, с полуразбитыми гениталиями, и пытаешься мне что-то доказать. Ты – кал для анализов. Восторгаешься чумой, которая уничтожит половину человечества. «Железного занавеса» нет, берлинская стена превратилась в прах, мир стал открытым. Не знаю, на что рассчитывают те, кто собирается распылить бактерии чумы в России на границе в Китаем. Она все равно попадет в Европу. И тогда не будет мира. Не будет людей. И твои деньги ты не сможешь потратить. Туалетная бумага будет стоить дороже, чем та, что испачкана краской. Ты ничтожество. Убийца многих миллионов. И ты собираешься что-то возражать? Не слышу. Что ты там мычишь? А?!
Генерал топнул по полу возле головы. Тело вздрогнуло, подпрыгнуло, обмякло, в паху образовалось темное пятно, которое расширялось.
Шеф поморщил нос. Ну все, «клиент» созрел. Надо «качать». И мы начали в два голоса общаться с телом.
Оказывается, это чучело многое знало. Не полностью, отрывочно. Но знало. С английской стороны контакты поддерживал некто Уилсон. По компетенции – вирусолог, по повадкам – матерый сотрудник спецслужб. Молча, вежливо, холодно. Его интересовали только факты. Никаких эмоций. Большое значение уделял вирулентности штамма. Требовал увеличить, чтобы смертность была максимальная. Зачастую использовал военные термины.
В силу того, что тезка Энгельса был жаден и желал получить много денег, то запомнил телефон и адрес Уилсона. Он, кстати, не совпадал с адресом компании, куда следовало поставить вирус.
Фридрих наш пошел дальше. Используя повод, напросился в сопровожденцы в очередную командировку в Лондон. Для этого пришлось за вечерней кружкой пива накормить коллегу слабительным. Коллега наутро позвонил, сообщил, что подхватил кишечную инфекцию и сидит на унитазе. Смывая свои фекалии, увеличивает счет за воду. Со слов нашего визави коллега больше расстраивался по этому поводу. Очень прижимистый дядька. И Фридрих, переживая за общее дело фирмы, вызвался добровольцем в командировку. Охотников до этого мероприятия особо не было. У всех имелись свои планы. Да и что там в этом Лондоне делать? Абсолютно нечего. Климат – ерунда, все вокруг чопорные. По-немецки особо никто не говорит. Заносчивы. Любят вспоминать, как немцы бомбили Лондон, и о том, что англичане победили в войне.
Но Фридриху было все равно. Состав группы был большой, поэтому ему удалось собрать немало информации среди коллег. Чужой город, иная страна, вечером посидели все вместе. Сплотились перед чужой, не очень радушной обстановкой.