Алексей уже начал набирать воздух, чтобы сказать все, что думает по этому поводу, как пьяница, в очередной раз качнувшись, широко развел руками, словно говоря: «Каких только чудес на свете не увидишь», произнес: «Бон апети!» и, приветливо помахав рукой, пошел на выход, никого больше не трогая. Даже не знающим французского было понятно, что пожелали приятного аппетита. Все-таки доброта спасет мир. И чего на него злился? Сейчас даже в мельцеровском боксе от этого воспоминания стало теплее.
В отличие от парижской истории, есть совсем не хотелось. Немного поковырявшись в тарелках после ухода Барменталя, Алексей составил их в передаточный шлюз и помаячил в окошко, что можно забирать. Вскоре хлопнула дверь, в предбокснике завозились, замачивая тарелки в хлорамине. Однако, против ожидания, медсестра не ушла, а открыла дверь в бокс и потихонечку вошла, встав у порога. Респиратор закрывал бо́льшую часть лица, но эти глаза он узнал бы из тысячи. Ведь просил же Барменталя жену сюда не пускать. Нельзя ей видеть то, что будет, если что-нибудь начнется. И тем более нельзя ухаживать. Это не инфаркт. Любящий человек недостаточно осторожен. Зачем же детей сиротить?
– Очень рад тебя видеть. Как дети?
– Все слава богу.
– Я знал, что все равно уговоришь Барменталя пропустить тебя. Ты кого угодно уговоришь. Поэтому, пожалуйста, поклянись детьми не приходить сюда. Даже в корпус не заходить ни при каком развитии событий. Как только станет ясен исход, я сам тебе позвоню. Очень прошу, дай слово не приходить. Обещаешь?
– Не могу.
– Я тебя детьми молю. Они еще маленькие. И они в нашей жизни главное. Обещай не приходить.
– Хорошо.
– Иди. Я тебя целую и люблю. Иди. Долгие проводы – лишние слезы.
Слезы, и до того предательски поблескивающие над респиратором, потекли ручьем. Жена вышла и вскоре появилась в окне, выходившем в коридор. Алексей прижался губами к стеклу напротив губ жены и замер, закрыв глаза. Открыв их и дождавшись, когда это сделает жена, не отрывая от стекла, он наклонил голову вправо-влево, вправо-влево. Глаза жены смещались в противоположном направлении. В первые годы после женитьбы они часто так играли. Сейчас пришло время вспомнить.
Ну все. Разнюниваться нельзя. Он осыпал жену воздушными поцелуями и требовательно помахал – иди. Если начнется болезнь, это их последнее свидание. Сам ушел на кровать, закрылся одеялом с головой и лежал, вспоминая их свадьбу в дикой сибирской деревушке, где он оказался в экспедиции. Гусеничный вездеход довез их до загса после маршрута по таежным болотам, где они отбирали пробы. У них было лишь пять минут, чтобы сменить грязную полевую одежду на светлые свитера и чистые брюки: платья все равно не было. Съездили, расписались, выпили шампанского – вот и вся свадьба. И уже столько лет друг за другом как за каменной стеной.
Глава 19. Барменталь
Опять лязгнула дверь. Ага, «Чип и Дейл спешат на помощь». Барменталь пришел поднимать тонус. Он вошел, виновато поглядывая, и не знал, с чего начать.
– Не переживай, – сказал Алексей, – я еще не встречал человека, которого бы она не убедила в том, что ей надо.
– Она у тебя классическая русская жена.
– Точнее, жена в классическом русском воспитании. Национальность – это не только специфический геном, но и аура страны, где человек вырос. В Израиле это просто в глаза бросается. Таксист-репатриант из Грузии уже через 20 минут твой друг и предлагает сделать небольшой крюк (в пол-Израиля), потому что ему позвонили на мобильный и надо бы выручить какого-то знакомого, у которого что-то произошло. Репатриант из Украины бурчит, что в магазине сала нормального не купишь, и волнуется, что москали все-таки оттяпают Крым. Выходцы из Латинской Америки – типичные латинос, из Америки – американцы, а из России – русские, со всеми национальными атрибутами, хотя все как бы евреи. Потом их потомки будут израильтянами.
Хотя, если говорить о русскости, в моем понимании русские – это уже далеко не русичи или славяне. Курносый нос – это не славянское, а осталось от монголо-татарского нашествия, как и манера сидеть на корточках во время отдыха. Европейцы никогда не будут отдыхать на корточках, зато это нормально в Монголии, Средней Азии и у нас в России. А ведь за этим стоит физиология. И пришла она к нам оттуда, из нашествия. Вороватость и лизоблюдство тоже. И, может быть, самое вредное – отсутствие внутреннего пиетета перед национальной элитой. В глаза заглядывать и заискивающе улыбаться – это да. Мчаться наперегонки, выполнять любой бред, думая про себя «Ну и козел», – тоже запросто. И ладно бы партократ при Брежневе – могли снять с должности. Но доярка из-под коровы: «Я под глубоким впечатлением от доклада генерального секретаря», когда тот уже толком двух слов связать не мог, – она-то чего боялась? Теперь вот у нас демократия и свобода слова. А что-нибудь изменилось? Зато, как только отошел от дел, – ату его и всех, кто рядом. Разрешили жечь помещиков – разграбим всех подряд и тех, кто помогал всем окрестным селянам, тоже. Раскулачивать? Пока всех, кто имеет хоть полушку, не перебьем. Они инициативные и труженики? А нефиг жить лучше меня! Если я хочу жить как все, но вкалывать не хочу, выход один – обрубить всех под свой уровень. Коллективизация потому и победила, что опиралась на это.
Я думаю, что русские так активно захватывали территории и приращивали империю потому, что инициативному, а у нас их много, проще было уйти на новое место, чем пробить пробку «не высовывайся» на родине. Благо северные и восточные районы заселены слабо и позволяли расползаться. А уж когда набрали демографическую динамику – пошли на юг. И до момента демографического перелома успешно ассимилировали Среднюю Азию, Кавказ, Крым. Демографическая активность вообще много столетий позволяла преодолевать все проколы. Татары побили – нарожаем. Иван Грозный повырезал или Петр I повыскреб на войны и стройки – снова нарожаем. А уж если дадут передышку, как при Александре III, – так нарожаем, что за несколько десятилетий всю Сибирь заселим. Мы бы и сталинский погром вместе с войной быстро зализали, но пришла цивилизация. И сегодня стандартная ситуация: один внук – два родителя – четыре деда. Пирамида вниз головой. За внимание родителя не конкурируют семь детей. Любое внимание, в том числе требование что-то выполнить, тем более за похвалу. Сегодня взрослые конкурируют за внимание ребенка, предупреждая каждый его промах, и вырастить ответственное поколение в этой ситуации невозможно. Это и в лаборатории хорошо видно. Поведение одного аспиранта и каждого, если их пять-десять, отличается как день и ночь.
– Ну и что за выход ты бы предложил?
– Поменять демографическое настроение. Причем не столько экономическими рычагами – опыт европейцев показывает, что это не особенно эффективно, да и денег нет, – а главным образом пропагандой положительных сторон полноценной семьи, где три-четыре ребенка. Президент мог бы пример показать, пока возраст позволяет. Пошли же полстраны в теннис играть и на лыжах кататься. Может, полстраны рожать начнет? Ну и демографическим импортом, как Екатерина. Только она переселяла европейцев и селила их компактно, а мы должны делать наоборот: импортировать горцев и китайцев. Это талантливые торговцы, крестьяне, ремесленники – то, чего нам сейчас не хватает. И никакой компактности при строгом контроле. От десяти до двадцати китайцев (лучше китаянок, ибо женщины в дефиците) в качестве рабочих в деревню на один год. Вступил в брак с россиянином – получи вид на жительство еще на один год. Появился совместный ребенок – гражданство. Разорвал брак – потерял гражданство. При двух и более детях гражданства не лишается. К процессу подключить брачные агентства. А все стихийные чайнатауны выселить – это залог грядущих проблем. Кстати, в 1943-м так уже делали. У меня ведь отца воспитывал китаец – он буквально подобрал его, умирающего от голода, на прииске, куда семья была сослана в 1932-м и расформирована. Папиного отца в одном направлении на лесоповал, мамку – в другом. Отец мой со своими дедом и бабкой остался умирать от голода на прииске. Вот один из китайцев, во множестве работавших тогда там, и подобрал отца в голодном обмороке. Потом, в 1943-м, отец был уже на фронте, всех китайцев выселили и таким образом отбили на 50 лет китайскую ассимиляцию. Сейчас защиты от нее нет, как и альтернативы ей. Надо просто сделать ее взаимно целесообразной и контролируемой. А детей воспитывать в гордости, что они россияне. Кстати, они будут очень красивыми.
– Интересная программа.
– Да уж намного лучше, чем этническое противостояние.
– А этническое оружие, про которое столько говорили, – это реально?
– Везде есть выродки, присваивающие право агрессивно отстаивать свою расу или нацию, используя в том числе и биологические отличия других наций. А поскольку геном человека теперь расшифрован, все становится доступнее.
– Ты же говорил, что искусственные конструкции нестабильны.
– Сегодня – да, но, как говорится, наука не стоит на месте.
– Ладно-ладно.
– А еще говорят, выпивали прямо в грязной зоне. Спирта-то много.
– Спирта действительно много, и есть великие мастера его дочищать и смешивать с солевыми растворами. Напитки получаются – я те дам!
Кстати, любимый напиток – развести спирт до 40 градусов пепси-колой. Так именем института и называли. Но все это в чистой зоне. В грязной такими вещами не играют. Был один, он мог зайти в зону подшофе. Однажды чуть не подставил лаборантку. Но мы его сами, без администрации отучили. Пригласили в мужской санпропускник и объяснили, что либо он увольняется, либо здесь больше не пьет. При первом же случае выгоним сами без разговоров. На этом проблема была исчерпана.
Вне зоны, да, были любители и делали это виртуозно, чтобы охрана при выходе с территории не обнаружила, потому что пьяных задерживали и составляли акт – им грозила куча неприятностей, а при повторном случае – увольнение. Так вот, был у нас охотник. Не по характеру, а по должности. В его обязанности входил отстрел любой дикой живности на огороженной территории института. Здоровенный мужчина. Большой охотник до женщин и выпивки. Пил только чистый спирт. Весь день работал, ни капли в рот не брал. А за пять минут до ухода домой выпивал стакан чистого спирта, который, в отличие от водки, действует через некоторое время по нарастающей. Значит, через проходную он проходил еще трезвым, а уж потом весь вечер был пьян.