Вис и Рамин — страница 22 из 52

Дивился мир бесчисленным дарам:

То были мельницы, сады, амбары,

Поместья, драгоценности, динары,

Коровы, овцы, кони, кобылицы, —

Им не было ни счета, ни границы!

Из храма вынес пламя царь вселенной,

На площади развел огонь священный.

Его он камфарою разжигал,

Горели амбра, мускус и сандал.

Когда костер разросся, как гора,

Достигли неба языки костра, —

Возник над миром небосвод второй,

Сверкавший золотых огней игрой.

Иль то красавица в веселье пьяном

Металась и сияла горожанам?

Как в пору встреч, пылал огонь сторукий, —

То был огонь, что гаснет в дни разлуки.

Всю землю озарял он без запрета,

И устрашенный мрак бежал от света.

Никто не ведал, ни мужи, ни жены,

Зачем горит костер, царем зажженный.

Когда костер взметнулся, как живой,

Когда луны коснулся головой,

Вис и Рамин, в тревожащем затишье,

Увидели его с дворцовой крыши.

Смотрел с недоуменьем царский двор —

Сановники, вельможи — на костер.

Никто не знал из тех, кто носит меч,

Кого властитель мира хочет сжечь.

Сказала Вис Рамину: «Нежный друг,

Ты видишь, что задумал мой супруг?

Такой большой костер для нас развел он

И сжечь нас хочет, ненависти полон!

Давай отсюда убежим скорей, —

Пусть сам сгорит от злобы царь царей!

Он уговаривал меня вчера

Ему поклясться пред лицом костра,

Но я себя от смерти охраню,

Сама ему устрою западню!

Я злобному ревнивцу поклялась,

Что я любимому не отдалась,

Еще я сотни слов наговорила,

То изворачивалась, то хитрила.

Теперь он хочет с помощью огня

Пред всей столицей испытать меня.

Он приказал мне: «Сквозь огонь пройди,

Всех в чистоте своей ты убеди.

Пускай узнает мир, что ты невинна,

Что Вис оклеветали и Рамина».

Так убежим, пока нас не позвали:

Дождется клятвы шаханшах едва ли!»

Кормилице сказала: «Что ты можешь?

Как от огня спастись ты нам поможешь?

Не праздной болтовни пришла пора, —

Пришла пора для бегства от костра.

Все каверзы и плутни в ход пусти,

Чтоб нам помочь и от огня спасти.»

Кормилица, что хитростью владела,

Сказала: «Это не простое дело!

Ей-богу, я ума не приложу,

Как этот узел трудный развяжу.

Но будем все ж надеяться на бога,

И нас к удаче приведет дорога.

Что ж вы у всех стоите на виду?

Последуйте за мной, куда пойду!»

Обоих в спальню повела тайком, —

Кто с ней сравнится в плутовстве таком!

Взяв золото и жемчуг из ларцов,

Спустились к бане трое беглецов.

Никто не знал о потаенной тропке,

Что прямо в сад вела из банной топки.

Они втроем проникли в сад из бани,

Ушли, оставив шаха для страданий.

Тут на стену вскочил Рамин-смельчак,

Он распустил и сбросил вниз кушак,

Обеих поднял с этой стороны

И опустил с той стороны стены,

Затем и сам расстался с царским садом

И, спрыгнув, оказался с ними рядом.

Как див, что прячется дневной порой,

Как женщина, он скрылся под чадрой.

Ушли и Вис, и мамка, и любовник.

Рамину был знаком один садовник.

Пришли к тому садовнику втроем,

Прибежище нашли в саду чужом.

Затем садовника к себе домой

Рамин послал за преданным слугой.

Сказал слуге: «Ты снаряди коней,

Что всех быстрей, проворней и сильней,

Оружье для охоты принеси

И на дорогу пищу припаси».

Слуга приказ исполнил слово в слово.

Все было к вечеру уже готово.

Они в пустыню понеслись, как ветер,

Никто не видел их, никто не встретил.

Пустыня, где гнездились все напасти,

Где было смрадно, как в драконьей пасти, —

Запахла, Вис увидев и Рамина,

Как с травами душистыми корзина!

Протяжный рев зверей, солончаки,

Овраги, вихри, знойные пески

Казались двум влюбленным дивным садом,

Когда встречался взгляд с веселым взглядом.

Не замечали: есть ли мрак ночной?

Шумит ли ветер и палит ли зной?

В Китае мы на камне прочитаем:

«Влюбленным даже ад сверкает раем».

Когда подругу обнимает друг,

Весь мир преображается вокруг,

Болота и пески цветут, как розы,

Дыханьем вешним кажутся морозы.

Влюбленный — словно пьяный, а для пьяниц

Весь мир как бы веселый пляшет танец...

В пустыне скрылись от царя царей

И через десять дней вступили в Рей.

Был у Рамина в Рее друг надежный,

Такой, чьи чувства были непреложны,

Придет ли радость, грянет ли беда, —

Бехруз Рамину верен был всегда.

Он счастьем обладал — желанным даром:

Шеру, Счастливым, прозван был недаром!

Жилье его казалось райской кущей,

И радостью и дружбою цветущей.

...Легла на землю ночи пелена,

Сокрылись звезды, спряталась луна,

Мир погрузился в мрак, забыв о звездах,

Слились в колодце мира мрак и воздух.

Рамин, любовью сладостной ведом,

К Счастливому, к Шеру, примчался в дом.

Бехруз, открыв гостеприимно двери,

На друга посмотрел, глазам не веря.

Сказал: «Не ждал я, что в ночную пору,

Как день, придет Рамин, предстанет взору».

Сказал Рамин: «О братец! Под чадрой,

Под покрывалом нашу тайну скрой!»

Ответил тот: «Живи в моем дому, —

Об этом не скажу я никому.

Ты господином будешь, я — слугой,

Нет, раб не служит службою такой!

Тебе я буду и рабом и другом,

О нет, слугой твоим я стану слугам!

А если ты прикажешь в эту ночь

Мне и рабам уйти из дома прочь,

То ты себе оставь и дом и службы,

А мне оставь блаженство чистой дружбы!»

Сто дней Рамин и Вис, в саду Шеру,

Играли, пели, пили на пиру.

Дверь на засове, а сердца раскрыты,

Как жаркое вино, горят ланиты.

Днем — празднество, игра, увеселенье,

А ночью — поцелуев упоенье.

В руках — то кубок с хмелем, то упругий

И стройный стан возлюбленной подруги.

Вис для Рамина — радости светильник,

Услада и прелестный собутыльник.

Сверкает, как Венера, чаровница,

При звуках чанга спать она ложится.

Еще играет в ней вчерашний хмель,

А ей уж кубок подают в постель.

Пред ней Рамин, пленительный и юный,

И лютни он перебирает струны.

Поет ей о любви, поет, влюбленный,

Напев, дыханьем страсти опаленный:

«Мы влюблены, мы счастливы вдвоем,

Подруга, друг для друга мы живем!

Мы — верности опора в трудный час,

Мы — стрелы смерти для жестоких глаз.

Чем больше ликованье в нашем взоре,

Тем больше у врагов тоска и горе.

Пусть ласки станут нашим достояньем,

Мы от утех любовных не устанем!

Мы в ласках — две негаснущих свечи,

Два лепестка, раскрывшихся в ночи!

Нам счастье жизни подарила страсть,

Любовь не может побежденной пасть!

Вис и Рамин в союз вступили сладкий,

Как белый сокол с горной куропаткой.

Вис, что вина пьяней и краше, — слава!

И Вис, и красоте, и чаше — слава!

Вис — любящей, любимой страстно, — слава!

Вис, что Мубаду не подвластна, — слава!

Мы славим Вис уста — алей рубина,

Что радость принесли устам Рамина.

Мы славим Вис, подругу с нежным сердцем,

Ей стал Рамин в любви единоверцем!

Ликуй, Рамин, — удачная охота:

Не дичь, а Вис поймал в свои тенета!

Ликуй, Рамин, ты счастлив наконец: