А та — в ответ: «Я не склонюсь к обману,
Хитрить, лукавить я теперь не стану.
Меня увещевал великий шах,
Его слова звенят в моих ушах.
Посмею ли раскрыть его затворы?
Мне страшен гнев его — ужасный, скорый!
Будь у меня и тысячная рать,
С Мубадом не смогла б я совладать!
К тому же клятву я дала владыке,
А клятвопреступленье — грех великий.
Стремись ты во сто крат сильней к Рамину,
Я сети козней все же не раскину.
К тому же шах — здесь рядом до поры:
Вблизи от города разбил шатры.
Мубад испытывает нас, быть может,
А испытав, придет и гнев умножит.
Я думаю, — он долго ждать не станет,
Сегодня же он в полночь к нам нагрянет.
Не будем делать ничего дурного:
Дурным воздаст он за дурное снова.
От мудрецов пословица пришла:
«Одно лишь зло произрастет от зла».
Вис отвернулась, гневаясь: для слуха
Противно то, что молвила старуха!
Сказала мамка: «Свет моей души,
Сегодня перед шахом не греши.
Перетерпи одну хотя бы ночь,
А там рассудим, как тебе помочь.
Сегодня ночью я боюсь Мубада.
Пойми, его остерегаться надо.
Как я велю, сегодня поступи:
Бес искушает? Беса ослепи!»
Кормилица ушла, а Вис осталась,
В слезах, в смятенье по дворцу металась.
Но где просвет иль маленькая щель?
Как ей на крышу вырваться отсель?
В нее любви вселилась лихорадка,
Но озарила вдруг ее догадка.
От крыши до земли, из прочной ткани,
Висел широкий полог на айване.
Веревка крепкая спускалась вниз, —
Нашла лекарство от недуга Вис.
Она разулась и, как сокол ловкий,
Не поднялась — взлетела по веревке.
На крышу взобралась, дрожа от счастья,
А вихрь с нее сорвал венец, запястья.
Жемчужины рассыпались, блистая,
Сама — простоволосая, босая,
Сама — любовь от головы до ног,
Но без колец, браслетов и серег.
По крыше устремилась, точно птица.
Задумалась: а как же в сад спуститься?
Вот привязала к крыше покрывало,
На землю по нему спускаться стала.
Разорвалось — ведь внове то занятье! —
За острый камень зацепившись, платье.
У Вис побились ноги от прыжка,
Хотя земля в саду была мягка.
Разорваны и пояс, и рубаха,
И шаровары у супруги шаха.
Не украшенья, а кровоподтеки
Являл ее прелестный стан высокий.
Она искала милого, блуждая
По саду, — обнаженная, босая.
Из ног, из глаз ручьями кровь текла,
Ее судьбу, скажи, сокрыла мгла!
«Найду ль цветок пленительный в саду?
Как я весну желанную найду?
Какая польза от моих стараний?
Найду ли солнце я в ночном тумане?
О вихрь ночной, внемли моей любви,
Хотя б на миг отраду мне яви.
О, если ты с безумьем страсти дружишь,
То и ко мне ты жалость обнаружишь!
Ведь ноги неустанные твои —
Не как мои, бессильные, в крови!
Тебе ль страшны далекие дороги?
Тебе ль бояться, что устанут ноги?
Найди мне два нарциссовых цветка,
Один из них — живой, в глазах — тоска.
Найди его: он дорог мне и мил,
Как и меня, он многих соблазнил,
Со многих покрывала он совлек,
Для многих сделал сладостным порок.
Он тысячи увел небрежным взором,
Испепелил и бросил их с позором.
Смотри, что сделала со мною страсть.
Я в ужасе готова жизнь проклясть!
Нет мне покоя после ста несчастий,
А сердце разрывается на части.
Спеши к тому, с чьим обликом слита,
Кому четою стала красота.
Ты мускус друга на меня навей,
А друга амброй умасти моей.
Скажи ему: «Расцветший сад весенний,
Достоин ты отрад и наслаждений!»
Скажи: «О солнце, светишь ты светло,
Всех в мире красотой ты превзошло!»
Скажи: «Зачем твой голос всюду слышу
И ночью поднимаюсь я на крышу?
Меня ласкал ты, верность не храня,
Лишь кратким счастьем ты дарил меня.
Одни лишь муки в мире я терплю,
Весь мир заснул, и только я не сплю.
Но если человек я, как другие,
Зачем мне чужды радости людские?
С людьми, в безумье, порвала я связь:
Быть может, я безумной родилась?
«Приди!» — ты умолял меня, скорбя.
Вот я пришла, но где ты? Нет тебя!
Кого же ты, возлюбленный, боишься?
Зачем же от моей тоски таишься?
Ты не придешь? Зачем же я пришла?
Чтоб в этот час впилась в меня стрела?
Луна покажется мне западней,
Взамен тебя представ передо мной!
Что мускус мне взамен твоих кудрей?
Он пыли мне покажется грязней!
Мне вместо сладких губ твоих вино —
Как зелье, что отравою полно.
Не в мускусе — в тебе моя отрада,
Не в сахаре — в тебе моя услада.
Мне стало от кудрей твоих больнее, —
Они меня ужалили, как змеи.
Мне словно опиум — твои уста,
Как солнца лик — твоя мне красота.
Несчастная судьба, с каким наказом
Явилась ты и унесла мой разум?
Внушая жалость другу и врагу,
Тебя умилостивить не могу!
О, где ты, светлоликая луна?
На западе зачем ты не видна?
Из-за горы яви свой блеск зеркальный,
Ты посвети моей душе печальной.
Заржавел, как железо, мир во тьме,
Как грешница, любовь моя — в тюрьме.
Украли сердце у меня, а вор
Исчез: таков разлуки приговор.
Влюбленных вновь соединить должна ты,
Пролей нам свет, веди нас, как вожатый.
И ты — луна, и милый мой — луна,
Без вас обоих жизнь моя темна...
О боже, сжалься над моей кручиной,
Двух лун яви мне облик двуединый.
Одной луны примета — свет и ясность,
Другой луны примета — блеск и властность.
Одна сияет с неба всей земле,
Другая — на ристалище, в седле!»
Но вот луна явилась на закате.
Она грозна, как вождь полночной рати,
Она горит, как влаги беглый свет,
Она — в руках у гурии браслет!
Ночная тьма, растаяв, поредела,
И ожили у Вис душа и тело.
Глядит — Рамин заснул на свежем ложе
Среди цветов, сам на цветок похожий.
Фиалка и нарцисс — под головою,
И сам он схож с фиалкою живою,
И амбра цветника, и ветерок, —
Луна и Вис в один явились срок.
Как слился с амброй ветерок ночной,
В одно слилась красавица с луной.
Рамин проснулся от сиянья Вис,
Открыл глаза — увидел кипарис.
Вскочил, прижал он к сердцу стан любимый,
Стал гладить кудри, пламенем палимый.
Не амбра ли в ее кудрях живет?
А на его губах — душистый мед!
Слились их губы, как волна с волною,
Две юных жизни сделались одною.
Соединились, как душа с душой,
Парча с единоцветною парчой.
Вино слилось, ты скажешь, с молоком,
А гиацинт — с гранатовым цветком.
Была их страстью ночь озарена,
Скажи: воскресла на земле весна!
В честь их любви слагали песни птицы,
Их ликованью не было границы.
Казалось, поднял кубок свой тюльпан:
От счастья двух влюбленных был он пьян.
Цветы впервые страстью загорелись,
Заимствовали у влюбленных прелесть,
Поняв впервые таинства любви,
Друг другу отдали сердца свои.
Но время ласк любовных не выносит,
Посев любви серпом суровым косит.
Взошла заря — и стал приютом слез
Дворцовый сад, где было столько роз!
Взгляни, каков сей злобный мир без маски!
Зачем же от него ты жаждешь ласки?
Не знает он любви, добра, стыда,