— Да, в это трудно поверить, но у моего сына есть и положительные стороны.
— Похоже на то, — сказала я, хотя еще вчера не согласилась бы с этим утверждением.
— Можешь сходить к Карстену, — продолжил Инго. — Его уже перевели в другую палату, и он очень хочет увидеть свою дочь.
Я взглянула на маму. С одной стороны, я не хотела выпускать ее из виду, а с другой — очень хотела увидеть отца.
— Иди уже, — усмехнулась она.
— Ты уверена?
— Отправляйся.
Я поднялась и поцеловала ее в щеку.
— Я скоро вернусь, — пообещала я.
Мама кивнула, и я направилась к дверям.
— Ты не хочешь спросить, где он лежит? — усмехнулся Инго.
— Ой, — сказала я и покраснела. — Это не помешало бы.
— Спустись на этаж ниже, палата номер 156.
— Спасибо! И передай, пожалуйста, Алене от меня привет, — сказала я, помахала им обоим и вышла в общий коридор, по которому мы шли вчера ночью. На лифте я спустилась на этаж ниже и стала искать палату с нужным номером. Я постучала в дверь и улыбнулась, когда услышала голос отца, предлагающий мне войти.
— Золотце! — сказал он, улыбаясь, когда я переступила порог его палаты.
— Папа! — я рванулась к кровати, ударилась о нее и обняла его за шею. Он обнял меня в ответ, и хотя я старалась быть очень осторожной, но ему все равно было больно.
— Как ты себя чувствуешь? — спросила я, выпрямляясь.
Он вздохнул и подмигнул мне.
— Я умираю от скуки, они приковали меня к постели! — он показал на свою ногу в гипсе.
— Если ты способен ворчать, значит, ты в лучшей форме, чем я думала, — сказала я, приподняв брови.
— Все не так плохо, — сказал он. — А как там мама? Инго заходил перед тобой и рассказал мне о ее травмах. Он сказал, ты провела у нее всю ночь.
— Она еще очень слаба, и ей, кажется, больнее, чем она хочет показать. Она не скоро встанет на ноги, но при этом она уже чувствует себя достаточно бодро, чтобы рассуждать о моей свадьбе.
— Ты шутишь? — сказал папа, смеясь и качая головой.
— Чистая правда, от первого до последнего слова, — вздохнув, ответила я.
— Значит, у нее очень неплохие шансы на выздоровление.
Я уселась на край его кровати и взяла за руку.
— Ты выглядишь очень усталой, Эмили, — сказал папа. — Отправляйся домой и выспись.
— Па, для меня сейчас нет ничего важнее вас.
У меня даже в мыслях не было пойти домой.
— Ты была и остаешься ужасной упрямицей, — вздохнул он.
— Так, а чьи гены в этом виноваты?
— Думаешь, мои? А знаешь, кто ко мне заходил немного раньше?
Я пожала плечами.
— Сын Инго, Элиас.
— Правда? Он и к тебе зашел?
— Я очень удивился, даже не сразу поверил своим глазам. Я его последний раз видел, кажется, лет пять назад, — попытался припомнить он. — В общем, он пришел ко мне и сказал, что ты в шоке.
— Ну, он немного преувеличил.
— Мне так не показалось. Мне так жаль, что тебе пришлось через все это пройти, Эмили.
— Мне пришлось пройти? — переспросила я. — Хочу тебе напомнить, что это вы попали в аварию. Так что я тут ни при чем.
— Ты знаешь, что я имею в виду…
Я снова его обняла, чувствуя невероятное счастье от того, что мои родители живы. И это было бесценно.
Глава 13Нойштадт
Я лежала в своей постели и обводила взглядом комнату, в которой прошли мое детство и юность и которая ничуть не изменилась. Все тот же письменный стол, тот же шкаф для одежды и старый темно-красный диван. Эта комната хранила хорошие и плохие воспоминания, но те и другие казались сейчас очень далекими и не такими уж важными. Впервые я почувствовала, что значит иметь прошлое.
Я была здесь уже три недели. Нойштадт — это захолустье на пять тысяч жителей с супермаркетом, в котором можно купить продукты, срок годности которых вышел год назад. Других достопримечательностей в нашей деревне не водилось.
Мне было тяжело снова привыкнуть к этой жизни, и я вообще не знала, хочу ли к ней привыкать. Раньше, пока я еще здесь жила, у меня часто возникало ощущение, что жизнь идет везде, кроме этого места. Так что еще ребенком я мечтала уехать из родного города, что я и сделала, когда мне исполнилось девятнадцать.
Я ужасно скучала по своей берлинской жизни. Роль сиделки давалась мне с некоторым трудом, потому что обычно сиделка требовалась мне, но все-таки старалась, как могла.
Карстена отпустили домой уже через пять дней после аварии. И о нем некому было позаботиться, кроме меня. Мой отец не привык заботиться о себе сам, а тем более с ногой в гипсе. С ним было нелегко, но при этом он был достаточно благодарным пациентом, так что я с радостью за ним ухаживала.
Мама вернулась домой всего неделю назад, а до того я ходила к ней в больницу каждый день. И это было необходимо, потому что через три для после аварии она уже рвалась домой. Ее пришлось уговаривать всем отделением, чтобы она не отправилась домой наперекор всем.
Но даже после того как она вырвалась из заключения на волю, по ее собственным словам, она все равно должна была поберечься. Но слова «беречь себя» отсутствовали в ее словаре, как и слово «незамужняя». На следующий день после ее возвращения мы поссорились из-за пылесоса. До этого момента я не представляла, что можно ногтями вцепиться в металлическую трубу, но моя мама доказала, что это возможно.
С тех самых пор весь день напролет я была занята тем, чтобы успеть выполнить всю возможную домашнюю работу раньше нее. Несмотря ни на что, мама не могла сидеть на месте. Я даже попросила у Инго мягкие путы, которые позволяли фиксировать в постели пациентов, представляющих опасность для себя или окружающих. Он посмеялся надо мной, хотя я совсем не шутила.
Несмотря на все проблемы, я была рада снова проводить время с моими родителями. Несчастный случай напомнил мне, как внезапно все может закончиться.
Когда у меня выдавалась свободная минутка между попытками отвлечь маму от домашней работы и уговорами Карстена, что шаткая лодка не подходит человеку со сломанной ногой и не стоит отправляться в ней на рыбалку, я пыталась продолжать обучение. Пока я отсутствовала, лекции шли своим чередом, и задания множились гораздо быстрее, чем я успевала их выполнять. Алекс выхлопотала для меня месячный отпуск и договорилась, чтобы задания мне присылали по почте. Так что вопрос с университетом был решен наилучшим образом. А если в конце семестра выяснится, что я завалила экзамены, что же, значит, придется повторить этот семестр. Родители были для меня сейчас важнее всего.
Иногда я встречалась с Аленой и Инго. Если уж мне выпадал шанс сходить в гости, я не ленилась дойти до соседней улицы. И хотя я не могла видеться с Алекс, она звонила мне каждый день. И она каждый раз находила, о чем поговорить. Ее любимой темой был, конечно, Себастьян. Когда тема аварии потеряла свою остроту, у Алекс появилась важная проблема: Себастьян не спешил ее целовать. Какая трагедия!
И хотя они уже целых три недели встречались и общались без Элиаса, Себастьян не касался ее, кроме как по-дружески. Другими словами, у Алекс был кризис, и для окружающих в этом не было ничего забавного, потому что она замучила всех до полусмерти.
Я не могла пожаловаться на недостаток внимания со стороны Алекс, а вот кое-кто другой совсем не давал о себе знать.
Я должна была бы радоваться по этому поводу, но у меня почему-то не получалось. Вместо этого я постоянно о нем думала. Странно, что такой человек, как он, так трогательно обо мне позаботился. Конечно, можно сказать, что в такие моменты любой, даже Элиас Шварц, проявил бы порядочность. Но неужели это все бы объяснило?
Я не могла найти объяснения всем несоответствиям. Происшедшее не было случайностью, и Элиаса никто не заставлял мне помогать. Он сам пришел ко мне, когда услышал сообщение, адресованное Алекс. И если судить по тому, как скоро он появился у моей двери, он сразу же сел в машину и помчался ко мне. Почему он не дождался возвращения Алекс и не переложил решение этой проблемы на ее плечи?
Чем больше проходило времени со дня аварии, тем сильнее меня занимали эти вопросы. И хотя мне было немного стыдно, я нашла для себя три возможных ответа. Первый был самым невероятным: я нравилась Элиасу. И хотя это казалось абсурдом, у меня нашлась пара доводов «за». Вторым и гораздо более реалистичным вариантом было то, что Элиас воспользовался возможностью изменить мое мнение о нем. И таким образом приблизиться к цели переспать со мной.
И третий вариант: у Элиаса есть совесть, а я типичная женщина, которая слишком любит строить предположения.
Я закатила глаза и вздохнула. Если отвлечься от его поведения, то было еще кое-что, что меня удивило — мой собственный эмоциональный срыв. Я обычно себя так не веду. Я привыкла скрывать от окружающих, когда мне плохо. Так что вдвойне странно, что я позволила Элиасу увидеть себя настоящую и позволила взять меня за руки. Наверное, все дело в состоянии шока. По крайней мере, я на это надеюсь.
Но при всем при том странным было то, что от Элиаса до сих пор ничего не было слышно. В последние месяцы не проходило и дня, чтобы он не заявился нежданно-негаданно или по крайней мере не разбудил меня звонком. И вот теперь от него ни слуху ни духу. Не то чтобы я по нему скучала…
Да, черт возьми, как бы по-дурацки это ни звучало, мне и вправду его не хватало. А кроме того, мне не давал спокойно жить вопрос, почему он мне не звонит.
Я взяла прядь волос и начала накручивать ее на палец. В чем же причина? Может быть, он не видел смысла в том, чтобы меня доставать, потому что из-за расстояния он все равно не мог развернуться в полную силу?..
Единственный контакт между нами произошел спустя четыре дня после аварии, когда я наконец собралась с силами и написала ему сообщение. Давно пора было его отблагодарить.
Эй, Элиас,
я долго не могла придумать, что написать. «Спасибо» подходит лучше всего, хотя и не отличается оригинальностью. Надеюсь, ты понимаешь, что я имею в виду. Большое тебе спасибо.