Джон Мэнсфилд на мгновение замолчал, а потом, понизив голос, продолжил:
— Более того, мистер Пуаро, вчера, поздно вечером, я подошёл открыть окно эркера в своём кабинете, — засиделся над рукописью, накурил так, что стало нечем дышать, — и увидел сквозь боковую створку пятно света у окна Джейн и Майкла, словно кто-то шарил по стене лучом фонарика. Уинифрид я об этом пока не рассказывал, её силы и так на исходе.
— Вы никого не заметили в саду? — спросил Пуаро.
— Как вы понимаете, зрение у меня не такое острое, — Джон Мэнсфилд поправил очки. — Когда я спустился, чтобы выяснить, в чём дело, и подошёл к забору, разделяющему наши участки, мне показалось, что возле дома мелькнула тень, но я не понял, чья. Возможно, бездомная собака. Или кошка.
— Вряд ли собака или кошка станет светить в окна фонариком, — вставил я. — Вы не пробовали обратиться в полицию?
— После исчезновения няни, когда появилось первое послание, я разговаривал с патрульным из нашего квартала. Он сказал, что каждую ночь проходит по Черри-Три Лейн, но не замечал ничего подозрительного — и заверил, что лондонская полиция всегда на страже нашего покоя. Тогда я и принял решение написать вам.
Мэнсфилд вздохнул и покачал головой.
— Я прекрасно понимаю, что со стороны всё, о чём я рассказываю, может выглядеть как череда семейных неурядиц, подстегнувшая слишком живое воображение писателя. Но поверьте мне, джентльмены, над домом номер семнадцать по Черри-Три Лейн нависла какая-то опасность, я это ясно чувствую. Как и моя сестра.
— Она знает, что вы обратились к Пуаро, monsieur Мэнсфилд?
— Я не хотел волновать Уинифрид раньше времени. Но если вы сочтёте дело достойным вашего внимания, мистер Пуаро, я сегодня же расскажу сестре обо всём. Вы возьмётесь разобраться в происходящем?
Пуаро, слушавший нашего посетителя с сомкнутыми у подбородка ладонями, всплеснул руками.
— Безусловно, monsieur Мэнсфилд! Дело требует безотлагательного вмешательства. Я хотел бы навестить вашу сестру как можно скорее. Завтра же, если удобно. Надеюсь, вы представите ей меня и капитана Гастингса.
Джон Мэнсфилд горячо закивал.
— Разумеется, мистер Пуаро, разумеется. Думаю, Уинифрид… миссис Бэнкс… моя сестра с готовностью примет вас и капитана Гастингса завтра, часа в три.
***
На следующий день без четверти три мы с Пуаро подошли к номеру семнадцатому по Черри-Три Лейн — крохотному, с облупившимся фасадом и давно требующей покраски парадной дверью, но милому и обжитому. Соседний особняк, номер восемнадцать, который снимал Джон Мэнсфилд, выглядел не в пример солиднее, но куда менее уютно.
— Поразительно, — заметил я, открывая калитку, — никогда бы не подумал, что здесь что-то может произойти. Такой мирный и обыкновенный дом!
— Наблюдение столь же точное, сколь и бесполезное, cher Гастингс, — промолвил Пуаро, втягивая голову в плечи при новом порыве ветра, качавшего ветви вишнёвых деревьев, и придерживая шляпу. — Нам с вами доподлинно известно, что в этом доме всё вовсе не так мирно, как кажется.
Поднявшись на крыльцо, я протянул руку к дверному молотку, но Пуаро жестом остановил меня и провёл пальцем по его кольцу.
— В этом квартале удивительная пыль, — задумчиво сказал мой друг.
На его перчатке остался серебристый, отливающий перламутром след.
Я постучал, и нам отворил необычайно бледный юноша лет семнадцати с отсутствующим взглядом, тот самый вечно сонный Робертсон. Толком не выслушав, кто мы и зачем явились, он взмахом руки пригласил нас войти и принял наши шляпы, перчатки и трость Пуаро. На пороге гостиной нас уже ждал Джон Мэнсфилд.
— Джентльмены, — прикрыв за собой дверь, начал он, — вынужден сообщить, что после нашей вчерашней встречи кое-что произошло.
— Новое послание? — спросил Пуаро.
Мэнсфилд кивнул.
— На этот раз на стекле детской, снаружи. «Мама, возвращайся». Окно точно никто не открывал, после первого послания Уинифрид велела Робертсону заблокировать раму так, чтобы её нельзя было поднять выше, чем на пару дюймов.
— Надпись на месте?
— Да.
— Мне нужно будет взглянуть на неё чуть позже. Пока нам необходимо побеседовать с вашей сестрой.
Когда мы вошли в гостиную, миссис Бэнкс, сидевшая у стола с бумагами, отвлеклась от своего занятия и обратила на нас растерянный взгляд. Глаза у неё были такие же светлые и большие, как у брата, с которым они оказались очень похожи внешне. Роднило их и что-то неуловимо детское в облике и манерах, только подростковая порывистость и неловкость Джона Мэнсфилда оборачивалась в его сестре очаровательной застенчивостью и общим впечатлением необычайной хрупкости и уязвимости, из-за которых трудно было поверить, что перед нами мать четверых детей.
Мы поздоровались.
— Мистер Пуаро и вы, капитан Гастингс, прошу простить этот беспорядок: я второй день составляю объявления в газеты и пишу в конторы по найму, надеясь найти новую няню. Всё это так неожиданно и так некстати.
— Madame Бэнкс, — начал Пуаро, — я бы не стал беспокоить вас в столь непростое для вас время, но дело не терпит отлагательств. Где сейчас ваши дети?
— Они наверху, в детской. Эллен, наша горничная, наотрез отказывается с ними гулять, так что приходится им сидеть дома. Джон уже рассказал вам, что у нас в последнее время творится.
— Безусловно, madame Бэнкс, но, — Пуаро поднял палец и сделал паузу, — Пуаро необходимо расспросить всех, кто может что-либо знать.
— Беда в том, что никто из нас толком ничего не знает, мистер Пуаро. Кейти просто ушла, не сказав никому ни слова. И нам ни разу не удалось увидеть, кто оставляет эти послания, хотя Робертсон вчера брался караулить — но, боюсь, как всегда, уснул.
— Monsieur Мэнсфилд упоминал, что вас что-то тревожило ещё до того, как исчезла няня и начали появляться надписи.
Миссис Бэнкс опустила глаза и смущённо улыбнулась.
— Не знаю, стоит ли об этом, мистер Пуаро… Женская чувствительность. Любая мать волнуется за своих детей и боится, что их… боится их потерять.
— Потерять — из-за болезни, madame Бэнкс? Sans doute, mais… По-моему, вы имели в виду нечто совсем другое.
На мгновение мне показалось, что миссис Бэнкс готова заговорить, но она только взглянула на брата, стоявшего у камина, и снова слабо улыбнулась. Джон Мэнсфилд подошёл к миссис Бэнкс и положил руку на спинку её стула.
— Моя сестра вряд ли сможет рассказать вам больше, чем я, джентльмены, — твёрдо произнёс он. — В последние месяцы у неё слишком много других забот.
Пуаро почтительно склонил голову и поднялся.
— Понимаю, — сказал он. — Что ж, тогда давайте осмотрим детскую.
Мы поднялись на второй этаж. Едва миссис Бэнкс открыла дверь в детскую, светловолосый мальчик, лежавший животом на подоконнике, отпрянул от окна, словно его застали за чем-то предосудительным. Девочка, делившая с ним подоконник, однако, лишь посмотрела на нас через плечо, рассеянно поздоровалась и снова прижалась носом к стеклу. Над головами детей виднелась неровная надпись: «МАМА ВЫЗВРАЩАЙСЯ», — причём обе буквы «в», «р», «й» и «я» были развёрнуты не в ту сторону. Сделана надпись была, видимо, то ли воском, то ли обмылком. На раме, поперёк окна, висела гирлянда из сухих трав и рябиновых гроздьев.
Миссис Бэнкс, склонившаяся ненадолго к кроваткам младших детей, решительно выпрямилась.
— Джейн, Майкл, — начала она, как мне показалось, задержав сперва дыхание, — ступайте вниз, к миссис Брилл. Она напоит вас чаем с печеньем.
— Я совсем не хочу чая, — проронила Джейн, продолжая смотреть в окно.
— Мы с Джейн хотим дождаться, когда у нашей калитки столпятся няни, — объяснил Майкл.
— И полицейский станет их разгонять! — с воодушевлением добавила Джейн.
Миссис Бэнкс снова улыбнулась уже знакомой нам беспомощной смущённой улыбкой.
— Боюсь, дети слишком всерьёз приняли шутку моего мужа за завтраком. Он сказал, что достаточно дать объявление, и у нас отбоя не будет от лучших нянь, желающих работать за самое маленькое жалованье. Ах, если бы отозвался хоть кто-нибудь!..
— Madame Бэнкс, — подал голос Пуаро, — няня Кейти спала за этой ширмой?
— Да, мы ставили для неё походную койку. Я настаивала, чтобы она всё время была с детьми.
— Ah, bien sûr!.. Рядом с детьми! Вы не будете против, если я кое о чём спрошу Джейн и Майкла, прежде чем они отправятся пить чай?
— Конечно, спрашивайте. Дети, послушайте, что скажет мистер Пуаро. Джейн, прошу тебя.
Джейн крайне неохотно оторвалась от созерцания улицы и повернулась к нам.
— Mademoiselle Джейн, monsieur Майкл, — Пуаро учтиво поклонился, чем, судя по всему, произвёл на детей изрядное впечатление, — всего один вопрос. Вы слышали, как позавчера утром ушла ваша няня?
Джейн и Майкл переглянулись.
— Я ничего не слышала, я спала, — безмятежно ответила Джейн. — Только слышала, как вечером она опять пела эту песенку, про вишню без косточки и детей, которые не плачут.
— Я тоже спал, — поспешил примкнуть к сестре Майкл.
— Я рада, что няня Кейти ушла, — сказала Джейн. — Она старая, толстая, и от неё вечно пахнет ячменным отваром.
Миссис Бэнкс ахнула и прижала руки к груди.
— Джейн, как тебе не стыдно! Кейти вовсе не толстая и уж точно не старая!
— И я рад, — пробурчал Майкл. — Она топает, как стадо слонов. И всё время поёт, и не велит нам играть с феями! Хорошо, что они её увели.
— Майкл, веди себя прилично! — одёрнул племянника Джон Мэнсфилд.
— Благодарю вас, mademoiselle Джейн и monsieur Майкл, — церемонно произнёс Пуаро. — Приятного вам чаепития.
Дети снова переглянулись, прыснули и выбежали из комнаты.
Миссис Бэнкс печально покачала головой.
— Они совсем отбились от рук.
— Всё образуется, Уин. Всё будет хорошо, — ласково сказал Джон Мэнсфилд. — Мистер Пуаро, давайте, я сдвину ширму, если вы хотите осмотреть нянины вещи.
За ширмой обнаружилась сложенная походная койка, возле которой стояли стоптанные домашние туфли и саквояж. Пуаро открыл его, мельком взглянул на содержимое, слегка сдвинул брови и поджал губы. Долгие годы знакомства приучили меня к тому, что так на лице моего друга отражается глубочайшее беспокойство и неудовольст