Что за мной ходил к тебе.
Платон сделал приписку «P.S.» в последний момент, вовремя вспомнив, что и Юрий Владимирович Кравцов тоже ходил на сеансы массажа к Елене, вслед за Платоном.
Поэтому он показал стихотворение товарищу, который его полностью одобрил, и, как говориться, готов был под ним подписаться.
Вечером, после совместных разговоров, выяснилось, что поселившийся вместо Семёныча молодой Николай Николаевич Песня, интеллигентного телосложения, всего 1984 года рождения, оказывается, заболел артритом после того, как подхватил в бассейне «хламидиоз»!?
Вот такая бывает у людей невезуха! – сокрушался Платон, обращаясь к соседу.
– «Да! Доктора… Они тоже умеют успокоить!» – прояснил ситуацию Юрий.
А из беседы с молодым Колей, Платон выяснил, что тот, оказывается, родился в Самарканде. Когда ему было два года, его родители продали Среднеазиатскую кооперативную квартиру, купив взамен в Подмосковье, в Чехове, а позже ещё и в Москве.
В 2001 году Николай окончил школу и поступил в Финансово-юридическую академию. Но после третьего курса перешёл в технический ВУЗ на приборостроение и информатику. После окончания института в 2006 году попал на работу в «Билайн».
В пятницу распрощались и с Юрием Владимировичем, которого заждались в его строительном ЗАО, где он работал инженером.
Платон и Юрий тепло попрощались, пожелав друг другу конечно здоровья, а Платону ещё и творческих успехов.
В последнюю ночь комары почему-то не кусали ни Платона, ни Юрия. Они переключились на молодого Николая.
Ветераны палаты объяснили молодому это тем, что уже уехали тела пропитанные алкоголем, а Николай оказался для комаров более сладким, чем уже морщинистые тела перезрелых Платона и Юрия.
Дмитрий тем временем рассказал коллегам какую-то незначительную новость, при этом неосторожно, чисто по-крестьянски, добавив:
– «За что купил, за то и продаю!».
– «Стало быть, не спекулируешь?!» – бросил пробный камешек в его огород Платон.
Дмитрий стал раздражать Платона своим сельским тыканьем старшим.
И хоть он и представился москвичом, но слух Платона не обманешь! Демаскирующий признак был налицо, вернее, на ухо, тем более его явно деревенские замашки.
А Николай, не смотря на молодость и образование, говорил уже заезженными трафаретами: «Да, ладно!», «Блин!», «А оно мне надо?!», чем также немного раздражал Платона.
Коля вышел из палаты с полотенцем на плече, почти тут же вернувшись и по-детски, как единственный в семье ребёнок, оправдываясь, громко сообщил всем:
– «Бумажку забыл!».
– «В туалет, что ли?!» – по-простолюдински спросил Дмитрий.
– «Нет! На физиотерапию!» – разочаровал его Николай, невольно ставя того в неловкое положение.
Не успел Юрий уехать, как в палату подселили сразу двоих солидных, симпатичных мужчин: молодого пенсионера Владимира Николаевича и зрелого мужчину Сергея Алексеевича.
Не повезло беднягам! В пятницу попали в больницу!?
Эта, невольно пришедшая Платону мысль, тут же развилась в искаженную поговорку: «Дураков привозят по пятницам!».
Интересно! Посмотрим, так ли это? На вид они весьма ничего! – решил пересмешник.
Досрочный пенсионер, имевший вторую группу инвалидности, Владимир Николаевич Пегов, и Сергей Алексеевич Инюшин, как новички, поселённые в палату одновременно, и как люди близкие по возрасту, а им было чуть за пятьдесят, быстро сошлись друг с другом в разговорах.
Густой баритон первого забавно сочетался с тонким голоском, чуть ли не фальцетом, второго, бывшего борца-богатыря.
Поначалу обсуждение, конечно, коснулось болячек и их лечения, в частности бандажей и их конкретного применения.
– «А тут не на что вешать!» – кивнул Сергей в сторону спящего справа от него молодого Николая.
– «И тут всё усохло!» – перевёл он взгляд на тоже, но сладко сопящего в послеобеденном сне, худого Дмитрия.
После первого дня совместного общения Платону показалось, что его новые партнёры не отличаются не только большим оптимизмом и тонким чувством юмора, а вообще, возможно его не имеют вовсе. Ведь разговоры у начинающих больных всё больше шли о своих болезнях, и были совершенно не интеллектуальны. Да и речь Владимира Николаевича с постоянным «лОжить» вполне соответствовала речи бригадира коммунальных рабочих.
А употребление этого несуществующего в русском языке глагола «ложить» ставило Владимира и Сергея в один ряд с учительницей начальных классов из кинофильма «Доживём до понедельника».
Впереди Платона ждало очередное, но на этот раз последнее субботне-воскресное увольнение.
А пока он гулял по парку и наслаждался природой.
Сидя в тенёчке на скамейке, он заинтересовался двумя старыми липами, растущими практически вплотную друг к другу. Своим необычным видом те дали толчок воображению поэта, в результате чего появились строки о них:
Старые липы растут давно в паре.
Годы склонили немного стволы.
Лип растёт много на маленьком шаре.
Им ещё рано до грешной земли.
Ветви обвисли, но листья живые.
Липовый цвет по весне, как всегда.
Липы мои, Вы такие родные!
Но Вами любуюсь я лишь иногда.
Липы простые растут в этом парке.
Радуют глаз, да и сердце они.
Не обращают вниманье в запарке
Сёстры, врачи и соседи мои.
Я ж обратил, и сейчас пишу строки
О липах красивых, что в парке растут
У них под корой ещё движутся соки.
Ростки они новые летом дадут.
Я взглядом окинул огромные липы.
И голову кверху я круто задрал.
Увидел я листьев огромные кипы.
И тут же о липах стихи написал.
Старые липы давно растут в паре.
Словно в обнимку их кроны давно.
И, подбоченясь они, словно баре.
Та пара деревьев стоит, как одно.
Вот так бы и в паре прожить жизнь на свете
Вам в заключенье, желаю, друзья!
Долго, счастливо и в липовом цвете.
Вам липы желают, а с ними и я!
А рядом растут липы меньше, младые.
То поколенье от пары больших.
Их отношенья совсем не простые,
Как отношенья врачей и больных.
Старые малых здесь холят, лелеют,
Не закрывая им солнечный свет.
Те от заботы такой только млеют.
Жить им спокойней, закрытым от бед.
Старые липы стволы оголили.
Место отдать нужно ведь молодым.
Те ж, в благодарность, свои отводили,
Чтоб не мешать липам жить пожилым.
Я этой картиной в тиши умилялся.
И сами собой строки будто лились.
А с липами этими не попрощался.
Мы воедино с природой слились!
Перезрелая, красивая женщина из того же отделения, несмотря на все старания Платона узнать её отчество, и назвавшаяся лишь Олей, знала о его творчестве от Людмилы Ивановны, и периодически интересовалась успехами писателя. И тут она подсела на его скамейку под липами, снова поинтересовавшись его делами. И Платону ничего не оставалось, как познакомить её с наброском своего стихотворения «Две липы». Та оценила.
Вдохновлённый похвалой бывалой женщины Платон направился дальше по парку и вдруг увидел одинокую сосну.
Что было интересно, Платон видел эту сосну и раньше, но именно сейчас она поразила его своей красотой и гордым одиночеством. И поэт записал на диктофон свои эмоции. Вечером в вестибюле он дописал и это стихотворение, озаглавив его, как «Одинокая сосна».
Одинокая сосна
Тоже растёт в парке.
Высотой под облака.
Её ветви – арки.
Я о липах стих писал,
Но сосну увидел.
Тут же сразу осознал,
Чуть ведь не обидел.
Вот стоит она одна
Посреди лужайки.
Сказочная красота,
И это ведь не байки.
Крона шапкою блестит
На закате Солнца.
Будто бы сосна грустит.
Нет у Солнца донца!
Ведь под ним стоит она,
Кроной закрывая
Всю макушку до конца,
От жары спасая.
Я картиною такой
Враз залюбовался.
Одинокою сосной
Я сейчас пленялся.
И пишу я стих о ней
О сосне высокой.
Будет та сосна моей,
И не одинокой.
Стройный ствол её давно,
Простираясь к небу,
Словно прорубил окно,
Вызвав в душе негу.
Я от красоты такой
Стою, зачарован.
Я красавицей лесной
Просто очарован!
Последняя суббота началась неудачно. Медсестра Татьяна, только другая, – далеко перезрелая блондинка лет под сорок, не натурально белозубой улыбкой ошарашила Платона объявлением, что она всех отпустит только к обеду.
При этом близко посаженные небольшие карие глазки излучали жёсткость самодурки и недружелюбие к надоевшим ей пациентам.
Три часа выходного дня для отпускников, как говориться, накрывались медным тазом.
Ещё до этого Платон с лёгким волнением ходил по коридору в ожидании пропусков. Его соратники по томлению толпились в вестибюле. Проходя мимо них, Платон услышал о себе обрывок фразы добродушного Валерия из соседней палаты, объяснявшего коллегам нетерпение Платона: