А когда Надежда будет отвлекать Платона показом фотографий своего Лёшки, он будет бесцеремонно обрывать её: «Ты меня вот отвлекаешь, а потом скажешь, что я мало сделал!».
Так он и решил. Но удивительное дело? После отпуска Платона Надежду, как подменили! Он всё ждал от неё привычного хамства, но его всё не было?!
Возможно в его отсутствие, при очередном перемывании его далёких от них больных косточек, Надежде досталось и от кого-то из его коллег, скорее всего Ноны или, в крайнем случае, Гудина, а может быть даже и Алексея?
И для Платона опять потянулись нудные рабочие дни, как две капли воды похожие один на другой. Он снова клеил этикетки на банки для большущего заказа и впрок, с утра до вечера, не общаясь со своими коллегами, практически запершись в своём помещении, как в конуре. Только теперь Надежда, может даже в наказание, дала ему и свою и Гудина работу – нарезать этикетки и ставить на них штампики.
А ведь одинокого волка нельзя долго держать в стае! – пронеслась в сознании Платона шальная мысль.
По утрам он слушал новости по своему маленькому радиоприёмнику, а в течение дня осмысливал свои произведения, как бы общаясь со своими выдуманными и невыдуманными героями. Двери же он закрыл, чтобы не слышать пустые, громкие, иногда на истерической нотке, разговоры коллег, и не мешать им своим радиоприёмником, и своей тишиной, прерываемой лишь стуком выкладываемых на стол металлических банок.
В выходные Платон с Ксенией перевезли всех кошек на дачу. Они решили, хоть и поздно, но лучше так, чем никогда.
Да и подержать их там супруги решили подольше.
Те быстро освоились, особенно Тихон, уже немного поживший на даче в этом году. Понаблюдав за своими любимцами, Платон сделал очередной вывод: кошки очень любопытны и быстро перенимают опыт друг друга.
Его поразило, как они грамотно играют в прятки. Особенно выделялись более опытные Муся и Тихон.
Муся, пользуясь своей серой, сумрачной окраской, часто ложилась, почти плоско, как камбала, на землю и лежала так в ожидании, особенно в сумерках. Её почти не было видно не только Платону, но и другим кошкам.
А Тихон, со своей чёрно-белой мастью, ложился в канавку вдоль главной дорожки так, что его трудно было заметить. Он сливался с горизонтальной плоскостью травяного покрова, и из своего укрытия наблюдал, чтоб затем внезапно напасть на своих сестрёнок.
А ещё он забирался на пенёк, ранее сдвоенной берёзы, и сливался с её основным стволом своим раскрасом – белыми и тёмными пятнами.
И только одна белянка Соня страдала из-за своего абсолютно белоснежного раскраса, компенсируя это внезапностью, скоростью и манёвром.
Да! Хитрые у меня кошки! – гордо подумал он о домашних животных.
Первые, установочные после длительного отпуска, два дня прошли.
Началась первая полная неделя работы Платона после перерыва, потянулись обыденные трудовые будни.
Он должен был целую неделю работать один, так как Надежда и Алексей снова взяли по недельному отпуску.
Неожиданно выяснилось, что Иван Гаврилович раньше времени выходит из отпуска, и составит нежелательную компанию Платону.
Их первая встреча состоялась в понедельник, на улице, у входа в офис, где Гудин как всегда курил с пожилой вахтёршей Татьяной Васильевной, женой родного дяди Ноны.
Увидев Платона, тот ответил на его приветствие:
– «Привет курортникам!».
Без подколки Гудин никак не мог.
Да! Гадин и после разлуки – Гадин! – сокрушённо подумал Платон, проходя мимо курилок к себе в офис.
Первый день совместной работы Платона и Ивана Гавриловича ни чем особенным не запомнился. Платон клеил этикетки, а Гудин часто курил, в основном гоняя шарики на компьютере.
В начале второго дня Платон услышал, как за стеной зашебуршился, пришедший позже Иван Гаврилович. Лишь через несколько минут он вошёл к Платону, с трудом выдавив из себя:
– «Привет, Платон!».
– «Привет!» – ответил тот, про себя подумав: Да! Тяжело ему даётся культура общения!
В отсутствие начальницы Гудин задал тон и в давно забытом её обсуждении. Платон постарался поскорее прекратить диспут, резюмировав своё мнение, не боясь, что оно будет доведено до кого следует:
– «Как руководитель коллектива людей, она начальник никакой! Ну, а как диспетчер, она хороша!».
Однако Ивана Гавриловича надолго не хватило. Уже на следующий день, в среду, он пришёл, как ни в чём не бывало, не здороваясь, сразу начав с места в карьер говорить о каких-то своих делишках.
Днём Иван вновь зашёл к Платону о чём-то рассказать, а скорее всего, прощупать его настроение:
– «Ты, знаешь, где на «Кропоткинской» находится институт Сербского?!» – непонятное проскользнуло в его словах.
– «Нет!» – спокойно ответил тот.
– «А-а! Ты не зна-а-ешь!» – злорадно начал задираться Гудин.
– «Так я там не лечился!» – привычно осадил его Платон.
Иван Гаврилович, обидевшись, тут же вышел вон, покурить. Он не мог быстро реагировать на остроты Платона, потому потом пошёл тренировать свою реакцию, снова играть на компьютере в шарики.
Он явно отвык от Платона, от его шуток и прибауток, от их общения, и постоянного, совместного, взаимного пикирования.
Потому он, наверно, и вёл себя теперь как-то молчаливо и даже нелюдимо, отчуждённо по отношению к Платону. А тому это было на руку.
Поэтому после почти двухмесячного перерыва Платон решил воспользоваться таким шансом.
Ну, и хорошо! Не будет мне теперь мешаться под ногами со своей дурью! Не будет засорять мне мозги, и убивать моё время! – решил автор.
Однако их вскоре свёл вместе недоразгаданный, как всегда, Гудиным кроссворд.
Разгадывая его, Иван Гаврилович на вопрос «Воин, богатырь на Руси», написал «Рыцарь» (?!).
Платон поправил на «Ратник».
Фу! Сразу чувствуется пёс немецкий! – молча съязвил славянин.
А на громогласное возражение Гудина правкам Платона и сомнение того в кругозоре кандидата наук, последовало гневно-возмущённое от корректора:
– «Ванёк! Весь твой кругозор помещается… в чужой жопе!».
– «Я академический работник! Я доцент! Я занимаюсь наукой, и у меня чистая совесть!» – орал тот.
– «Да! У тебя может и чистая совесть? Но грязная душонка!» – успокаивал его Платон.
Коллеги опять разбежались во взаимной обиде. Только теперь ушёл к себе Платон. Но снова ненадолго.
Политические события последнего времени невольно вновь свели бывших советских граждан на взаимной политинформации.
– «Ну, вот, видишь, Саакашвили так лизал американскую жопу, что в итоге облевался!» – попытался подвести итог их обсуждению Платон, невольно возвращаясь к ранее, давно им озвученной мысли.
А Гудин не унимался, переключившись на Украину.
Но Платон и тут не дал ему развернуть дискуссию по новой теме:
– «А Украиной теперь вообще управляет обезьяна из-за океана!».
– «А кто это?» – удивился не имеющий воображения.
– «Да Кандолиза Райз!».
– «А-а! Вообще-то да!» – вынужден тот согласиться.
– «Пора открывать паноптикум под названием «Жополизы Кандолизы»! И первым номером там будет Саакашвили, а вторым Ющенко!».
– «А дальше?» – заинтересовался Гудин.
– «А дальше вход свободный! Кто следующий?».
Смеясь, Иван Гаврилович сокрушённо покачал головой, а Платон продолжил:
– «И вообще, Саакашвили, оказывается, вскормлен американской грудью. Не исключено, что даже её, Кандолизы! Недаром она замуж не выходит!».
– «Да! Если такой отсосёт, мало не покажется!» – внёс свою лепту и врач-проктолог Иван Гаврилович Гудин.
– «Да уж! Такой отсосёт! Прям кровь с молоком!» – поддержал Платон.
– «Ты имеешь ввиду, что он отсосёт кровь вместе с молоком?!» – слишком круто завернул Гудин.
– «Да! И станет кровь с молоком!» – возвратил Платон его на круги своя.
А возвратившись на круг, Гудин поначалу вспомнил о проживающей в Торонто, в Канаде, Галиной дочери с местным мужем, а потом почему-то, видимо по-старинке, переключился на Англию.
Платону вновь пришлось вмешаться.
– «И что ты всё со своей Англией? Англия, Англия! Это же теперь задворки Европы! Центр всей мировой политики переместился на Восток, в Азию, в Китай! Там теперь подъём и расцвет всего и вся!
А ты всё Англия, Англия! Вообще забудь про свою Англию! Она прогнила насквозь! Особенно в морали, политической в частности!
Более того, Англия давно потеряла своё лицо, былое величие, тем более могущество, став простым хвостом Америки, её вассалом!».
Почувствовав, что нечем крыть, Иван Гаврилович переключился на домашние дела, в частности на обсуждение ремонта электропроводки на Галиной даче.
Платон предложил ему воспользоваться услугами электриков, переделывавших электропроводку в их здании.
Выбор пал на общительного, доброго и отзывчивого Михаила.
– «А он чего-нибудь в этом деле волокёт?!» — почему-то осторожно спросил Гудин Платона.
– «Да, нет! Он такой же, как и ты!» – ответил тот.
– «В каком смысле?».
– «В техническом!.. безграмотный!».
Фыркнув, Иван Гаврилович, решил взять реванш, и перешёл в наступление на другом фронте.
Он теперь расспрашивал Платона о Ксении. Но тот, в конце концов, решил раз и навсегда остановить эти односторонние расспросы и ответы:
– «Да, Ксения нормально! Всё про тебя спрашивает!».
– «А чего так?».
– «Да интересуется, не добил ли я тебя! А я ей говорю – нет! Я не трогаю его! Пусть живёт, курилка!» – засмеялся Платон.
– «Курящий, что ли? Да?!» – зачем-то спросил Гудин.
Вдобавок ещё и смердящий. А это значит, что он смерд! – уже про себя, молча, продолжил свою мысль Платон.
Для него Гаврилыч всегда был многолик, в одном его эсесовском лице.