Високосный, 2008 год — страница 29 из 46

Вот и вся о нём поэмка.

Он большого не достоин.

Это что, для Вас новинка?

Хоть такого удостоен!».

Я всегда всем готов подтвердить:

До высокого он не дорос.

Любит он всем всегда навредить.

В этом гадов он всех перерос.

И всегда, чтоб себя обелить,

Опираясь на маленький хвост,

Он готов всем повсюду «шиздить»,

Встав на лапы почти во весь рост.

В последний рабочий день лета Платон задал Гудину совершенно безобидный вопрос по работе. Тот ответил ему что-то короткое и нехорошее.

– «Пип, твою мать!» – возмутился в ответ Платон, но на этот раз, контролируя свой язык.

Опять, двадцать пять! До Платона, наконец, дошло, что постоянно пикируясь с Гаврилычем, он теряет своё лицо, нарушает свои же жизненные принципы. И тогда он решил просто заставить себя не разговаривать с ним больше, и вообще его не замечать.

Закончилась последняя рабочая неделя лета, а за ней и заключительные его выходные, ничем особым не запомнившиеся Платону, кроме своей формальной заключительности.

Ксения в субботу распрощалась с дачей, так как в понедельник ей предстояло приступать к работе. Платон же остался на ней пожить с кошками, пока позволяла погода.

Закончилось странное лето, но начиналась, с надеждой ожидаемая Платоном, осень.

Глава 6. Осень.

Хоть осень високосного года и началась с понедельника, и с одного неприятного события, но в целом оставила в памяти Платона весьма приятное впечатление.

Первого сентября ему, наконец, позвонила, вернувшаяся с дачи к внуку, пропавшая было его больничная знакомая Аврора Ивановна. Платон сообщил ей, где она может получить свои многострадальные очки. Пенсионерка поблагодарила его за внимание и пожелала писателю творческих успехов.

А Платон, в свою очередь, обрадовал её, что она уже фигурирует в его романе, вызвав новую порцию благодарности с её стороны.

Аврора Ивановна обратила внимание автора, что всегда будет к его услугам, пусть он ей звонит. На том они и распрощались.

После отпуска и больницы Платон жил на даче, и по утрам ездил на работу сначала на электричке до Казанского вокзала, потом на метро до «Курской», а далее пешком по улице Воронцово поле.

Поднимаясь по ней сначала вверх от Садового кольца, Платон поймал себя на том, что идёт слишком быстро.

И он подумал: Зачем? Ради чего? На работу надо не идти, а гулять!

И бывший скороход сбавил темп, наслаждаясь лёгкой прохладой тёплого, сентябрьского утра. Его широкие шаги давно уже не подкреплялись скоростью перемещения ног. И он заметил, что многие из молодёжи, даже имея короткие ноги, стали частенько обгонять его.

И тогда Платон решил, что пора завязывать с ежедневными и ежечасными соревнованиями, кончать с обгонами.

Пусть меня обгоняют! Мне спешить некуда! – подвёл он итог своим мыслям.

Но появились новые.

Дни после больницы шли, а электрик Михаил, которому Платон ещё в начале мая дал почитать свои первые части прозы, всё не объявлялся.

Когда же он отдаст мне мои труды?! Распиздяй, этот Михаил! – молча, но экспансивно, сам себя вопрошал писатель.

Целое лето тот продержал самые маленькие части его романа, заставив автора поволноваться и даже уже и понервничать.

И только после напоминания звонком его руководству, тот пулей прилетел к Платону, возвращая две части романа и принося свои извинения с благодарностью.

И тогда Платон решил, что с этих пор больше не будет давать читать свои произведения чужим, малознакомым людям, дабы не переживать и не строить в уме различные способы возврата своих трудов.

А у тех, кому он всё же даст почитать, надо записывать хотя бы номер телефона, а то и паспортные данные. Но лучше совсем незнакомым людям вообще впредь ничего не давать читать своего.

Самые первые дни сентября выдались тёплыми и солнечными.

Платон, живя на даче с кошками, каждый вечер возвращался к ним с работы. И всё было бы ничего, но медленно и верно умирала старшая кошка Юлька – мать всех остальных.

Ещё с прошлого лета она начала чахнуть. Год назад, не найдя своего постоянного мужа – большого бело-серого, старого, ободранного кота, Юлька впервые не забеременела. В результате её молочные железы разбухли, а от застоя молока развилась опухоль, со временем перешедшая в злокачественную. За зиму Юлька немного окрепла, но этим летом процесс болезни ускорился. В июле Ксения показала кошку ветеринару, который подтвердил диагноз, но предложил её не усыплять, а дать кошке спокойно дожить в её родной стихии, определив срок жизни животного от двух недель и более. Но та прожила почти два месяца.

Лишь через день она приходила домой ночевать. Глаза её были пусты и грустны, движения скованны, ограничены и замедленны. К концу лета она уже с трудом запрыгивала на свой любимый террасный диван. А в последние дни открылась и кровоточащая рана. Даже детки перестали донимать мать играми, почтенно обходя её. Лишь ночью, на диване, все трое окружали и согревали её своими телами, местами вылизывая.



Вечером в четверг Юлька пришла вся в крови и залезла на диван, отказавшись от еды. Платону сначала пришлось подкладывать под неё тряпки в разных местах, куда, не найдя себе покоя, перемещалась бедная кошка.

А потом вообще перевязать её бинтами, притянув к животу уже вываливающиеся кишки.

А она уже постанывала от боли, периодически пытаясь перевернуться с боку на бок на уже подкашивающихся лапах, освободиться от стягивающих её бинтов. При этом она ещё периодически и заваливалась на бок. В общем зрелище стало душераздирающим. Но постепенно, улегшись на животе, возможно от усталости, Юля несколько успокоилась, тяжело дыша и вопросительно смотря на хозяина, словно моля о помощи.

Платон крепился и делал, что мог, спасая шестнадцатилетнюю любимицу семьи и соседей. Но по всему чувствовалось, что жить Юльке осталось лишь часы. Поэтому Платон завёл будильник на полчаса раньше, в предположении, что её придётся хоронить утром.

Перед сном он погладил и вслух попрощался с несчастным животным, благодаря её за всё, и прося у неё прощения, что не смог ей толком и вовремя помочь.

Однако утром он к своей радости обнаружил её, спокойно дремлющей на диване, и уже без бинтов. Кровотечения не было.

Уезжая на работу, Платон, как всегда выпроводил остальных кошек гулять на улицу, а Юльку оставил отдыхать на диване. Для неё в прихожей давно стоял лоток с песком. Так что она была полностью автономна. Единственное, что не сообразил расстроенный хозяин, так это налить воды в плошку.

Вечером, по дороге на дачу, Платон предупредил жену, что она там может встретиться с уже умершей кошкой. Так и получилось. Не успел хозяин отпереть дверь веранды, как быстро юркнувший мимо его ног кот Тихон резко остановился. Увидев лежащую у порога мать, и чуть нюхнув её, он испуганно выбежал обратно. Та лежала около входной двери с открытыми глазами, на боку, в позе полного расслабления. Труп её уже одеревенел.

Похоронить Юлечку решили в дальнем углу сада, у забора. Было уже совсем темно и пришлось пользоваться ручным фонарём. Ксения светила, Платон копал. Потом жена сменила мужа, внося свою лепту в прощание с любимым животным.

Поначалу Ксения упрекнула Платона, что он не оставил умирающей кошке даже воды. Но потом муж объяснил расстроившейся жене, что та уже и не пила, а если бы он выпроводил её утром на улицу, то сейчас бы они не нашли её труп, и не известно, где бы он гнил, может даже под домом.

В итоге супруги сошлись на том, что их многострадальная кошечка достойна быть по-человечески похороненной на территории так горячо всю жизнь любимой ею дачи.

Сделав святое дело, супруги помянули усопшую, дабы было чем.

Ещё несколько ночей Юлька снилась чаще Ксении, но и Платону тоже. Ведь слишком много лет связывало людей и животное тёплой дружбой и взаимным уважением, с того самого момента, когда в июле 1993 года она котёнком сама выбрала себе новых хозяев, получив от Платона имя Июлька.

В самом начале следующей недели, с восьмого на девятое сентября, Данила на своём новом, старом BMW помог отцу вывезти из дома на дачу сначала некоторые старые вещи, а утром наоборот, домой с дачи – банки с вареньями и соленьями.

Пока часть горожан, вечером, потными электричками добиралась до своих дач и участков, Платон с сыном и другой частью жителей столицы кайфовали в загородных пробках под кондиционерами своих автомобилей.

Но это был всего лишь эпизод в ежедневных поездках Платона на дачу в данный период года. Утром практичный и рационально мыслящий сын должен был получить постоянные номера на свою машину в, находящемся поблизости от отца, отделении ГИБДД. А съездили-то они, как оказалось, вовремя. Уже на следующий день начались затяжные осенние дожди.

После обеда Платон прибыл на ВТЭК. Это было уже его пятое посещение врачебной экспертизы. Поэтому в этот раз предпенсионному инвалиду третью группу дали постоянно. На вопрос, почему не дают вторую группу, которая была бы выгодна Платону по ряду причин, самой важной из которых был сын Иннокентий, ему объяснили, что для второй группы нужно было иметь отсутствие высшего образования или существенное повреждение хотя бы одного из крупных суставов.

Ну, ничего! И так хорошо! Вернее, нормально! Теперь хоть не надо каждый год бегать по врачам и комиссиям! – успокоил он себя.

И именно в этот первый по – настоящему дождливый день осени, в среду, во второй половине дня, все Кочеты вновь вместе слетелись в Малаховку на годовщину смерти, на то время самого старшего из них, Олега Борисовича.

Из-за задержки на работе Ксении, супруги немного припоздали, когда часть гостей, в том числе и Данила с Сашей, уже разъехались. Но и оставшихся хватило для продолжения поминок.