Михеев неторопливо поднялся из-за стола и подал Гале, как бы бережно неся, тяжелую и жесткую ладонь.
— Здравствуйте, садитесь.
Галя села и осмотрелась. Она не умела скрывать свое любопытство, которое так и светилось в ее больших внимательных глазах. Михеев почувствовал неловкость от слишком пристального взгляда референта, он крепко сцепил пальцы на столе.
— Я вас слушаю, — вежливо сказал он.
— Вы давно тут работаете? — поинтересовалась Галя.
Михеев поднял на нее серые прищуренные глаза:
— Не очень. Был пильщиком, бригадиром, профоргом лесопункта. А теперь вот здесь. Выдвинули на руководящую…
Он усмехнулся, и было непонятно, с одобрением он говорит о своем выдвижении или относится к этому с иронией.
— Нравится работа?
— Работа не женщина. Нравится или не нравится — надо трудиться. Впрочем, если начистоту, то не совсем по душе.
— Почему же?
— Канцелярщина заела. Работаю лишь потому, что почитаю своим долгом защищать интересы лесорубов. Воевать приходится.
— С кем?
— С администрацией.
— Любопытно. Как это так?
— А вот так… — Михеев наморщил лоб. — Вот, скажем, есть у нас колдоговор. Между администрацией и рабочими. Коллективный договор, — пояснил он. — Согласно ему рабочие обязаны производительно трудиться, экономить материалы, горючее, беречь механизмы и так далее… И в соответствии с договором лесорубы и профсоюз стараются выполнить эти условия.
А что же обязана администрация? Там много пунктов. Возьмем только некоторые для примера. Дирекция должна была в первом квартале построить два общежития, клуб в поселке Первомайский, обеспечить подвоз рабочих в делянки на специально оборудованных машинах. Полгода, как видите, кончились, а дома едва под крышу подведены. Лесорубам-одиночкам жить негде, ютятся в старых бараках. Для клуба заложен фундамент, и построят его не раньше зимы. Машины, те, что должны доставлять лесорубов в лес, бревна возят, с вывозкой провал. Видите, как получается? Условия договора администрация не выполняет. Профком требует, а директор выставляет объективные причины. Целый ворох причин, на лесовозе не увезти…
Михеев сердито заерзал в кресле и опять сплел на столе крепкие пальцы. Лицо его сделалось скучным, он словно бы сожалел о том, что слишком разоткровенничался перед гостьей.
— Трудно вам, — посочувствовала Галя.
— Ничего. Своего добьемся, — ответил он упрямо. — Ну ладно, ближе к делу. Чем могу быть полезен?
— Меня интересует, как работают ваши лекторы.
Михеев кивнул и достал из ящика стола папку, которая, видимо, была наготове.
— Тут весь учет, — он подал ей папку.
Галя стала смотреть подшитые бумаги, взяла карандаш, прикинула: на каждого лектора за полгода приходилось по два выступления. «Мало!» Но посмотрим, какие читали лекции. Секретарь комсомольского комитета Прохоров выступал на темы морали, какой-то Савельев увлекался атеизмом, Матвеев — технологией погрузки леса на нижнем складе. «А при чем тут технология? Это, вероятно, просто технический инструктаж, не лекция». И дальше: «Правила техники безопасности на валке леса», «Итоги работы Синеборского участка за первый квартал». «Боже мой, какая скучища! Что это за лекции?» — подумала Галя.
— Разве это лекция — правила техники безопасности? — спросила она. — А итоги работы за квартал?
— Это скорее, беседы. Но Антрушев сказал, чтобы каждое выступление инженерно-технических работников мы оформляли путевками, как лекцию… План-то надо вытягивать! В лесу — план, в лекционной работе план…
— Но ведь нельзя же так! Зачем обычные производственные инструктажи оформлять путевками! Это, если хотите, очковтирательство.
— Вы так думаете? — неуверенно спросил Михеев.
— А вы хотите, чтобы число лекций было кругленьким и вас по этому поводу не беспокоили?
— С меня требуют — я выполняю. И скажу вам честно: очень занят я основной работой. Освободили бы меня от лекций, не мое это дело…
— Это уже зависит не от меня, — сухо сказала Галя. — Но разве культурная, просветительская деятельность не входит в функции профкома?
Михеев пожал плечами.
Из леспромхоза она ушла очень раздосадованная. Ей казалось, что она объяснялась с Михеевым неумело, не так, как бы следовало, и разговор до конца не довела. Видимо, нет у нее опыта в таких делах.
4
Полудников считал, что, для затравки, в начале каждого выступления необходима живинка, и потому начал свою лекцию так:
— Человек спит и видит сны. Парню снится девушка — предмет его воздыханий. Девушке, наоборот, снится парень, в которого она влюблена… Директору предприятия, с треском провалившего план, снится разнос в вышестоящей инстанции…
Яркий свет делал лысину Полудникова блистающей, как бы окруженной ореолом. Он слегка кашлянул, улыбнулся и заложил короткие руки за спину.
— Сны снятся животным и птицам. На сей счет даже бытует поговорка: «Голодной курице просо снится». Наблюдая за спящей собакой, можно заметить, что она иногда бьет хвостом и тихонько скулит: наверняка она находится во власти дурного сна.
Голос лектора набирал силу и звучность, он увлекся и продолжал уверенней и стремительней.
— Человечеству сновидения знакомы на всем протяжении его существования и развития. Однако на разных ступенях эволюции, — он сделал логическое ударение на этом слове, — загадочное явление истолковывалось по-разному. Древние считали, — Полудников поднял указательный палец. — Древние считали, что во время сна душа покидает тело, — палец опустился, — и отправляется путешествовать куда ей вздумается. И если не успеет вернуться до пробуждения, человек умирает… Когда одного полинезийца внезапно разбудили, он панически воскликнул: «Зачем вы меня подняли? Ведь моя душа еще находится в соседней деревне. Горе мне! Сейчас я умру!»
Галя внимательно слушала. Она пришла сюда, чтобы поучиться у Полудникова, будучи уверенной, что поучиться у него есть чему. Поначалу он произвел благоприятное впечатление живостью, бойкостью языка, пословицами, каламбурами. Он сделал экскурс в прошлое науки, обратился к ее авторитетам — Гераклиту, Демокриту, Гиппократу, к Аристотелю, отвергавшему божественное происхождение снов, к Сократу и Платону, которые такое происхождение утверждали, к Лукрецию, связывавшему сны с повседневной деятельностью человека. Полудников привел выдержку из философской поэмы Лукреция, а потом перемахнул к Бэкону, французу Леметри, к Дидро и Гельвецию, Канту и Лейбницу, чеху Пуркинье и русскому писателю и философу Радищеву. Казалось, все эти гениальные головы только тем и занимались, что пытались разгадать и научно обосновать сны, которые грезились во все времена и эпохи людям в ночных колпаках и без оных, почивающим под шкурами или пикейными одеялами, в первобытных пещерах и уютных бюргерских спальнях.
По извилистой и тернистой тропе, какой ковыляла к истине от одной вехи до другой наука о снах, Полудников наконец добрался до академика Павлова и поставил перед аудиторией краеугольный вопрос:
— Итак, что же такое сон? Знаменитый Павлов раскрыл сущность этого явления следующим образом: «Сон есть торможение, распространяющееся на кору и нижележащие отделы головного мозга». Обратимся к таблице, — лектор вооружился указкой и подошел к плакату с изображением коры и нижележащих отделов…
Гале стало скучновато. Она заметила, что мужчина, сидевший слева от нее, клевал носом. Две женщины пенсионного возраста позади тихонько разговаривали о цветных телевизорах, назойливо бубня ей в ухо.
Наконец Полудников приблизился к концу своей лекции.
— Для того чтобы спокойно спать, надо вовремя ложиться, хорошо проветрив комнату, вычистив зубы и умывшись, приняв теплую ванну или душ и выключив свет. Кушать рекомендуется за два часа до сна. Покойной ночи! — напутствовал он аудиторию, которая уже наполовину подремывала, и полупоклоном ответил на жидкие аплодисменты.
— Ну как моя лекция? — спросил он подошедшую к нему Галю.
Она немножко смутилась, считая не очень удобным высказывать свое мнение такому пожилому, заслуженному человеку. Однако все же заметила:
— Вы не обижайтесь… Но мне показалось, что лекция несколько скучновата. И зря вы собрали всех ученых в кучу. А в остальном — ничего.
Полудников надел шляпу и, пожевав губами, сказал:
— Научная лекция — не юмористический рассказ. Все должно быть обосновано. Все выводы следует подкреплять авторитетами. Это никогда не помешает. До свиданья, милый референт!
5
На другой день на райкомовском газике Галя отправилась в один из отдаленных сельсоветов — Петровский, в ту самую Петровку, до которой, как говорил Антрушев, надо ехать «волоком» шестьдесят километров по дороге, где и «костей не соберешь».
Когда-то там было три небольших колхоза, затем сделали один — укрупненный. Но, по-видимому, укрупнение не дало желаемого эффекта, и лет пять тому назад здесь создали совхоз. В последнее время в Василькове о петровском совхозе говорили как о хозяйстве, находящемся на подъеме.
Прибытию Гали Ишимовой в Петровку предшествовал телефонный звонок. Он тоненько и чуть тревожно дзенькнул в середине рабочего дня в кабинете заведующего клубом Владислава Чижова.
— Чижов? Привет. Как живешь, что нового? — услышал Владислав знакомый голос Антрушева, приглушенный шестидесятиверстным расстоянием.
На эти традиционные вопросы Чижов ответил так же традиционно:
— Живем помаленьку. Работаем…
— Знаешь что, — говорил Антрушев, — к вам выехал представитель из области, из общества «Знание». Прошу тебя, как руководителя лекторской группы, принять ее как положено. Чтобы все было в ажуре. Понимаешь?
— Понимаю, — не совсем уверенно ответил Чижов.
— Организуй скоренько лекцию. И дела свои приведи в порядок.
— Дела?
— Ну, учет лекционной работы, списки лекторов-активистов и все другое. Организуй доклад на международную тему. Пусть директор школы выступит.