Над камином висели два портрета в одинаковых черных рамках. Нина узнала Виктора по снимкам из новостей и другим фотографиям.
Ана встала с дивана и подошла к Нине.
— Это Самуэль, — объяснила женщина, показав на второй портрет. Едва заметный акцент придавал ее голосу певучесть. — На год старше Виктора. Они были не разлей вода.
Нина вгляделась в снимок привлекательного юноши в военной форме. Рядом с фотографией висело застекленное панно — память о погибшем сыне. В левом углу панно располагался свернутый американский флаг, верхнюю часть занимала горсть медалей, включая почетное «Пурпурное сердце», а в центре висела золотая пятиконечная звезда на голубой ленте с тринадцатью звездами посередине. Медаль соединял с колодкой золотой орел.
— Мы с Луисом пришли в Белый дом, и нам ее вручил президент, — сказала Ана. — Мы забрали Медаль Почета и «Пурпурное сердце» нашего сына. Он погиб в сражении в Могадишо.
— Он служил в первом оперативном подразделении спецназа, — добавил Луис. — В подразделении «Дельта»[31].
Значит, элитные войска. Будь Самуэль Вега жив, Нина звала бы его «дядей Сэмом». А еще героем.
— Виктор умер в девяносто втором, а Самуэль погиб в бою в девяносто третьем, — дрожащим голосом рассказывала Ана. — Теперь у нас ни детей, ни внуков. — Она судорожно сжала руки. — Вся наша родня на востоке. Тут мы совсем одни.
Вега так и не оправились от горя. Нина отчаянно хотела обнять и утешить их.
По всей гостиной висели фотографии сыновей, от младенчества до последних лет жизни. Снимков со свадьбы Виктора не было, и только на каминной полке стоял его портрет с новорожденной дочерью.
Нина взяла фото, еле скрывая предательскую дрожь. Последняя память о ее отце…
— Когда это сняли?
— Где-то через час после рождения внучки, — ответил Луис. — Мы только-только ее увидели.
Ана всхлипнула.
— Такая лапонька… Мы обожали нашу принцессу. — Она обессиленно прислонилась к плечу мужа. — А это… м-м-м… наша внучка или та, другая девочка?
Нина поставила фотографию на место.
— Трудно сказать.
Она пощадила чувства супругов. Вполне вероятно, они вообще не видели родной внучки.
До ее приезда.
— Чем больше узнаем, тем хуже, — вздохнул Луис.
Худшего они еще не слышали: сын и его семья погибли от рук серийного убийцы. СМИ в конце концов пронюхают об этой части истории и распишут каждую чудовищную деталь во всех подробностях. Старые раны вскроются и закровоточат с новой силой.
И вот отец Виктора задал самый пугающий вопрос:
— А что случилось с нашей внучкой? Где Виктория?
— Виктория? — удивилась Нина.
— Ее назвали Виктория Мария Вега, — кивнул Луис, и его взгляд смягчился. — Викторией в честь моего сына, а Марией — в честь матери.
Нина застыла. Вот оно, ее имя. Не от социальных работников, а от любящих родителей. Имя, которое она могла носить с гордостью. Она уже видела его на копиях свидетельств о рождении и смерти в документах детектива О’Мэлли, но тогда оно не произвело такого впечатления. Теперь же она утратила дар речи.
— Мистер Вега, мы не знаем, — отозвался Перес. — Делаем все возможное.
— Она жива? — с надеждой спросила Ана.
Нина отвернулась проглотить комок в горле. Ей страстно хотелось сказать этим людям — бабушке и дедушке! — что их потерянная внучка не просто жива, а стоит перед ними. Хотелось их успокоить. Не как профессионал, а по-родственному. Однако ее желание мало что значило. Работа есть работа, и чувства тут ни при чем. Лучший подарок погибшим родителям и их близким — отправить за решетку убийцу, который разрушил им жизнь. Не дать мучить другие семьи.
— Мы так злились на родных Марии… — Луис покачал головой. — Во всем винили их… А она, получается, невиновна!
— Понимаю, вам трудно, — наконец собралась с силами Нина. Увы, ничего больше она сказать не могла.
— Не просто трудно, агент Геррера, — поправила Ана. — Я заново переживаю худший день в жизни.
Луис приобнял жену.
— Зато теперь появилась надежда! — Он ласково сжал ее плечи. — У нас есть внучка!
Перес бросил на Нину опечаленный взгляд, но думали напарники о разном. Детектив считал, что девочка умерла в Мэриленде двадцать восемь лет назад, а Геррера знала правду.
— Вы сможете ее найти? — допытывалась Ана.
— Постараемся, — пообещал Перес. — Нужно время.
Непрошеный вопрос сорвался у Нины с языка:
— Будь она здесь, что бы вы ей сказали?
Перес задумчиво нахмурился: интерес напарницы никак не вязался с расследованием.
— Как сильно ее любим, — мгновенно ответил Луис. — Как ее любил отец. Он дни считал до ее рождения! Они с Марией копили деньги, переехали в чудесный дом с двориком. Уж как Виктор гордился дочкой! Она была такая красавица… Мы ее обожали.
Нина всю жизнь мечтала об этих словах. Жаждала услышать mi’ja — «доченька». Дети дразнили ее «дурой с помойки» — никому не нужной, нелюбимой девчонкой из мусорного бака.
Слезы жгли ей глаза, но она их сморгнула. Вот она, расплата за глупость!
— Извините, — выдавила Нина. — Нужно кое-что взять в машине.
Она развернулась на каблуках и выскочила из дома к черному «Шевроле» на въездной дорожке. Уперевшись в забор дрожащей рукой, запрокинула голову и закрыла глаза, судорожно вдыхая воздух. Дом давил на нее многолетним грузом горя и утраты.
— Надо поговорить, — раздался низкий мужской голос за спиной.
Перес.
— Я закончил разговор и попрощался за двоих.
— Мне нужен свежий воздух, — прохрипела она. — Внутри очень душно.
— Это что сейчас было, Геррера? — Детектив прищурился.
— У нас нет времени на ерунду. — Она сменила тему: — Пока доберемся до штаба, как раз приедет Кэйхилл.
Напарник стоял на своем:
— Уж я-то чую, когда от меня что-то скрывают. Не зря столько лет работал копом. — Он скрестил руки на груди. — У вас на лице все написано. Почему молчите?
— Все, что могла, уже сказала, — увильнула Нина. — Больше вам знать не требуется.
Она поморщилась: типичная фразочка федералов, копы ее терпеть не могут. Нине самой частенько приходилось ее слышать — как же она тогда злилась!
— Кто бы сомневался!.. — презрительно бросил детектив. — Пока будь по-вашему. Но разговор не окончен, — добавил он.
Глава 37
Нина взяла из рук Уэйда папку с делом. Они стояли в коридоре оперативного штаба в Финиксе и планировали финальные штрихи допроса Роберта Кэйхилла.
Бакстон велел Нине и Уэйду поговорить со свидетелем, а Перес тем временем пересказывал команде визит к Сото и Вега.
Профайлер едва заметно кивнул на кабинет для допроса.
— Кэйхилл не слишком-то обрадовался, когда я позвонил. Он видел новости про убийство Кирка. Теперь винит себя за то, что связался с нами.
— Давайте я начну разговор, — шепотом предложила Нина. — Подготовлю почву, он расслабится…
— Забавно. — Уголки губ профайлера дрогнули. — Из нас двоих вы куда опаснее.
— Только при необходимости. — Она засунула папку под мышку и открыла дверь. Кэйхилл сидел за длинным столом, нервно стиснув банку содовой, словно та живая и вот-вот убежит.
— Спасибо, что согласились встретиться, мистер Кэйхилл, — начала Геррера, протянув мужчине ладонь.
Тот вскочил и неловко пожал руки обоим агентам.
Усевшись напротив, Нина положила бумаги на стол и притворилась, будто разглаживает складки на брюках. На самом деле она вытирала пот, попавший с ладоней Кэйхилла.
— Думается, если б я не пришел, вы бы меня все равно нашли. — На грубоватом красном лице мужчины появилось дерзкое выражение.
Он был прав, но в эту тему вдаваться не стоило.
— Мы не отнимем у вас много времени, — пообещала Нина, изобразив обезоруживающую улыбку. Вроде получилось. Затем вынула из папки тонкую стопку снимков и разложила перед Кэйхиллом. — Кого-нибудь узнаете?
— В последний раз, когда я с вами говорил, убили человека. — Кэйхилл твердо глядел Нине прямо в лицо, игнорируя фотографии. — Как бы и на этот раз чего дурного не случилось…
— Вам нравился Томми, да? — Мужчина коротко кивнул, и она продолжила: — Тогда помогите нам найти убийцу и защитить других.
Кэйхилл расслабил плечи.
— Ну ладно. — Посмотрев на крайнюю фотографию слева, он чуть улыбнулся. — Это Томми Кирк, таким я его и помню. — Улыбка тут же угасла. — Неужели он правда умер?
— А эти двое кто, по бокам от него? — поторопила Нина.
Бывший куратор нахмурился, силясь воссоздать давние события. Наконец радостно распахнул глаза.
— Тай Бреннан и Джаред Харт! — воскликнул он, сам удивившись своей памяти.
Пальцы Уэйда бегали по телефонной клавиатуре — без сомнения, отправлял эти имена Брек, в командный пункт.
— А здесь?
Кэйхилл отложил первый снимок и вгляделся в следующий.
— А-а, помню-помню! Данте Коулман. Мой любимчик, хотя правилами запрещалось их выбирать. — Смесь печали и любопытства промелькнула на его лице. — Интересно, что с Данте…
Нина показала на другую фотографию, отвлекая мужчину от сентиментальных воспоминаний.
— А тут?
— Ох, такое имя чудное… Старое… Очень старое. — Он забарабанил пальцами по столу. — Дайте подумать…
— Мы к нему еще вернемся. А этот, последний?
Кэйхилл наклонился к финальному снимку в ряду.
— Чак и Дэн. Ребята прозвали их Чипом и Дейлом — ясное дело, за глаза. — Губы Кэйхилла дрогнули в улыбке. — Попробовал бы кто сравнить их с бурундуками, живо схлопотал бы…
Нина вернулась к предыдущей фотографии:
— Помните, кто это? Вы сказали, имя старое…
Кэйхилл внимательно вглядывался в изображение.
— Даже не старое, вообще древнее. Как у гладиатора. — Он щелкнул пальцами. — Спартак! Спартак Сфинкс. Вот уж имечко!
Надо же, всех назвал по именам!.. Теперь, когда свидетель потренировал память и вернулся в прошлое, пора задать самый важный вопрос.
— Это все друзья Томми Кирка? — Кэйхилл не ответил, и Нина мягко продолжила: — Был у него друг, которого на этих снимках нет? Товарищ по колонии, которому он помогал после освобождения?