Джантифф повернулся, всем видом показывая, что собрался уходить:
— Зачем мы теряем время? Когда речь идет о художественной работе, производящей эстетический эффект, не пристало торговаться из-за каждого озоля!
— Все зависит от того, с какой стороны рассматривается этот вопрос, представляющий собой, подобно аптекарским весам, палку о двух концах. В конце концов, испытывать радость творчества будешь ты, а не я! А это для меня немалая потеря. В противном случае художники не писали бы картины для собственного удовольствия.
Мало-помалу Джантиффу удалось опровергнуть доводы трактирщика, и они ударили по рукам. Фариск налил Джантиффу кружку «Темной браги» и расстался с ним по-дружески.
Джантифф возвращался к своей хижине. Двон начинал опускаться к западному горизонту, и бледные лучи отбрасывали косые тени на песчаные дюны пляжа Дессимо. Тучи рассеялись под порывами южного ветра, уже терявшими силу и налетавшими изредка, без прежнего напора. Стонущий океан все еще волновался, предаваясь гневным воспоминаниям, и с громом обрушивался на прибрежные скалы, вздымая фонтаны пены и брызг — хорошо, что Джантиффу сегодня больше не нужно было собирать перцебы. Подходя к тому месту, где лес подступал почти к самому берегу, Джантифф замедлил шаги. Из глубины леса доносилось уханье вурглей — мрачный, беспорядочно пульсирующий звук, от которого по спине бежали мурашки древнего страха. Напрягая слух, можно было различить отдаленные вопли и улюлюканье охотников, отставших от своих гончих. «Отвратительная забава!» — снова подумал Джантифф и поспешил дальше по песку, сгорбившись и наклонив голову.
Повизгивающий вой становился то громче, то тише — и вдруг где-то рядом раздалось оглушительное скандальное тявканье. Джантифф застыл на месте и с тревогой посмотрел в чащу Сычового леса. Между стволами было заметно какое-то движение. Немного погодя Джантифф различил пару человеческих фигур, мелькающих в разрывах теней под деревьями. Джантифф заставил свои конечности двигаться и побрел дальше по берегу. Ужасная лавина звуков снова остановила его — рычание и визг вурглей, человеческие вопли, полные ужаса и боли. Лицо замершего Джантиффа побагровело, сморщилось гневной гримасой. Разинув рот в беззвучном крике, он бросился в чащу, задержавшись только для того, чтобы подобрать крепкий тяжелый сук.
Ручей, вьющийся по Сычовому лесу, расширялся, образуя небольшой омут. Возбужденно перепрыгивая с одного берега на другой, вургли с плеском бросились в темную воду, хватая зубами застрявшую в глубокой грязи женщину. Дико крича и размахивая дубиной, Джантифф подбежал к самому краю омута и остановился.
Два вургля взобрались женщине на плечи и погрузили ее голову в воду. Удовлетворенно урча, один грыз ее череп, другой рвал зубами шею под затылком. Струя крови, темнее воды, расплывалась по поверхности лесного пруда. Женщина сделала несколько судорожных движений и скончалась. Джантифф медленно отступил на пару шагов — его тошнило от отвращения и ярости. Отвернувшись, он побрел обратно к берегу. Снова завизжали, затявкали вургли. Ожидая нападения, даже надеясь на него, Джантифф встал лицом к лесу и поднял дубину. Но гончие вспугнули другую дичь — с искаженным от страха лицом из Сычового леса бежала девушка с развевающимися светло-каштановыми волосами. Джантифф сразу узнал ее — это ей он помогал собирать хворост для костра у хижины дорожных рабочих. За ней пружинистыми скачками гнались четыре вургля — высоко задрав морды, оскалив влажные клыки. Заметив Джантиффа прямо перед собой, девушка в отчаянии остановилась: она не знала, куда бежать. Вургли уже бросились на нее, она упала на колени. Джантифф был рядом — размахнувшись дубиной, он переломил хребет ближайшей гончей. Та свалилась на тропу: задняя половина лежала неподвижно лапами вправо, передняя билась в агонии лапами влево. Второго вургля Джантифф встретил на бегу ударом в лоб — тяжеловесная тварь перекувыркнулась и замерла. Два выживших вургля оробели, заскулили, прижались к земле и стали отползать. Джантифф шагнул вперед и замахнулся дубиной — гончие отскочили в стороны и удрали.
Джантифф вернулся к беглянке — та стояла на коленях и все еще пыталась отдышаться. Из Сычового леса доносились, постепенно приближаясь, возгласы охотников на ведьм; уже можно было различить отдельные слова, опознать кричавших по голосам.
Джантифф обратился к молодой ведьме:
— Слушай внимательно! Ты меня слышишь?
Девушка повернулась к нему лицом. Она отчаянно напряглась, но ничего не сказала.
— Вставай, пошли! — с тревогой позвал Джантифф. — Охотники уже идут, тебе нужно прятаться!
Он схватил ее за руку, заставил встать на ноги. Один из вурглей тайком подобрался поближе и внезапно выскочил из засады, но Джантифф был начеку и нанес жестокий удар дубиной, огревшей гончую по заду. Тварь завизжала и стала крутиться на месте, клацая зубами и стараясь достать языком кровоточащий ушиб. Джантифф принялся истерически, изо всех сил избивать скулящего вургля, остановившись только после того, как животное перестало подавать признаки жизни. Тяжело дыша, Джантифф оперся на сук обеими руками и прислушался. Охотники явно потеряли след — они аукались и звали вурглей. Оттащив тела трех убитых гончих к протоке между омутом и океаном, Джантифф спихнул их в воду — медленно кружась, дохлые вургли поплыли к морю.
Джантифф вернулся к ведьме-беглянке:
— Быстрее, пошли! Помнишь меня? Мы встретились в лесу. Теперь — сюда, бегом!
Джантифф тащил девушку за руку, заставляя ее бежать — вдоль ручья, потом по пляжному песку к прибрежным скалам. У воды ведьма остановилась и стала упираться. Джантиффу пришлось силой затащить ее в прибой и провести по плечи в волнах, то и дело теряющую дно под ногами, метров пятьдесят параллельно берегу. На какое-то время они остановились, чтобы передохнуть. Джантифф напряженно следил за краем леса; девушка неподвижно смотрела на шипящие пеной, вздымающиеся и опадающие вокруг нее волны. Джантифф поднял ее на руки и с трудом выкарабкался на берег напротив своей хижины. Пинком отворив самодельную дверь, он усадил беглянку на скрипучий старый стул из кладовки Фариска:
— Посиди здесь, пока я не вернусь. По-моему… можно надеяться, что здесь тебя искать не станут. Ни в коем случае не показывайся снаружи. Сиди тихо!
Возвращаясь по пляжу к устью ручья, Джантифф подумал, что в последнем предостережении, скорее всего, не было необходимости — с тех пор, как он ее увидел, девушка ни разу не нарушила молчание.
Джантифф приближался к тому месту, где устье ручья пересекало песчаный берег. Из Сычового леса выходили три человека. Двое вели вурглей на поводках, третьим был Бувехлютер.
Вынюхивая следы молодой ведьмы, вургли задержались там, где она упала на колени, покрутились на месте и натянули поводки, устремившись к морю.
Бухлый не замедлил заметить Джантиффа:
— Эй, ты, как тебя! Где ведьмы? Мы их вспугнули и гнали к морю.
— Видел только одну, — с готовностью ответил Джантифф боязливым, подобострастным тоном. — Возвращаясь из города, я слышал, как тявкали вургли. Ведьма выбежала из леса, бросилась вон туда, а за ней вургли.
Джантифф протянул руку в направлении прибрежных скал, куда уже рвались гончие на поводках.
— Ты ее разглядел? — рявкнул Бухлый.
— Издали много не разглядишь, но ведьма была молодая, быстроногая. Малолетка, не иначе.
— Пошли, пошли! — заорал на своих спутников Бухлый. — Это она, я ее по всему лесу искал!
Вургли проследили путь беглянки до кромки прибоя, где они принялись бегать туда-сюда и обиженно повизгивать. Бухлый посмотрел по сторонам, пригляделся к морю, протянул руку вперед:
— Ага! Там что-то плавает. Труп!
— Это вургль, — мрачно заметил Дюссельбек. — Тысяча чертей![41] Ведьма утопила моего Дальбуша!
— А тогда где же малолетка? — ревел Бухлый. — Она что, сама утопилась? Эй, ты! — теперь он обращался к Джантиффу. — Что ты видел?
— Ведьму и вурглей. Ведьма подбежала к воде, вургли за ней. А потом она исчезла.
— И с ней мои добрые вургли! — воскликнул безутешный Дюссельбек. — Чтоб ее Паштола побрала! Ведьмы плавают под водой, как смоллоки!
Бухлый отпихнул Джантиффа в сторону и вернулся на лесную тропу. Другие охотники последовали за ним.
Джантифф видел, как они прошли вверх по берегу ручья к омуту, где обнаружили труп старшей ведьмы.
После непродолжительной приглушенной беседы охотники созвали вурглей и направились обратно в Балад. Их фигуры пропали в тенях, пестрящих последними проблесками бледно-лиловых закатных лучей.
Джантифф вернулся к своей хижине. Молодая ведьма продолжала сидеть там, где он ее оставил, бледная и неподвижная.
— Они ушли, — сообщил Джантифф. — Не беспокойся, здесь тебя никто не тронет. Хочешь есть?
Девушка не ответила — даже не шелохнулась. «Она в состоянии шока», — подумал Джантифф. Он развел огонь в очаге и повернул стул вместе с ведьмой поближе к огню:
— Давай-ка теперь согрейся. Я сварю суп. А еще у нас будут перцебы с луком, жареные на растительном масле!
Девушка смотрела на пламя, как завороженная. Через некоторое время она медленно вытянула руки, повернув ладони к огню. Джантифф, готовивший ужин, краем глаза наблюдал за ней. Лицо ее, больше не искаженное ужасом, осунулось и поблекло. Сколько ей было лет? Насколько мог судить Джантифф, она была моложе его, но ребенком ее назвать нельзя было: небольшие груди уже приобрели округлость, а бедра, стройные и не слишком широкие, придавали фигуре несомненную женственность. Джантифф решил, что небольшой рост и некоторая хрупкость телосложения были свойственны ей от рождения. Он довольно долго возился, но в конце концов подал лучший ужин, возможный с учетом его ограниченных ресурсов.
Девушка не отказалась от угощения и ела без всякого смущения, хотя и немного. Время от времени Джантифф пытался завязать с ней разговор:
— Ну, вот и хорошо! Теперь ты чувствуешь себя получше?