микрофон у бочки и сверху над тарелками). Помню, мы сделали как-то попытку сделать запись на стереомагнитофон, поставив два микрофона, причем магнитофон был не наш, его принесли Лешины друзья-фотографы. Мы тогда записали несколько песен, но куда потом делась эта запись, я не знаю, да и те, что были сделаны во время наших выступлений, к сожалению, канули в Лету. Так мы и не научились ничего хранить нормально – ни записи, ни фотографии (их тоже осталось немного, и все они не лучшего качества).
В общем, после нескольких концертов мы решили делать новую программу. Нет бы сначала записать старую! Однако мы об этом не подумали и стали писать новые песни – уже концептуальные, не а-ля «О, моя телега» или подобные, легкие и рок-н-рольные, – нет, все песни теперь были более тяжелые и серьезные, получился такой арт-рок – мы сочинили многочастные композиции, в основном хард-роковые, с вкраплениями нехарактерных для него мелодических вставок, вокальных или инструментальных. Песни носили громкие названия: «Рыцари судьбы», «Великан», «Прости нас» и подобные, а тексты в них были с претензией на интеллектуальность, рассчитанные на серьезного слушателя. Вот, например, фрагмент из «Рыцарей судьбы»:
«Под звон и лязг железных лат,
Разрушив тишину Земли,
Шел молча рыцарей отряд,
Оставив дом и жен вдали.
И шли они, чтоб убивать
Не ради славы и борьбы,
Угрюмых лиц нельзя узнать,
На них лежит печать Судьбы…»
Или:
«Прости нас
За то, что душа надежд еще полна!
Пойми нас —
Не наша вина, что жизнь у нас одна…»
Тогда же мы начали ходить на выступления группы «Високосное лето», которая наряду с «Машиной времени» была очень популярна на сейшенах в Москве. В «Високосном лете» на клавишах играл Крис Кельми, на гитаре – Александр Ситковецкий, на бас-гитаре – Александр Кутиков и на барабанах – Валерий Ефремов, пели там все, кроме барабанщика. Мы для себя открыли эту группу, чрезвычайно впечатлились ею и с того момента старались двигаться в этом же направлении. Концерты у них были очень зрелищные, свет – не три фонаря, на сцене стояло достаточно много светового оборудования, которое они привозили с собой. Звуковая аппаратура у них была значительно мощнее нашей и более качественная: Ситковецкий имел настоящий Stratocaster, гитарный усилитель Orange; Крис играл на клавишах Farfisa[40] – конечно, они проигрывали по звучанию Hammond, но уже не шли ни в какое сравнение с той же органолой «Юность» или чем-то подобным.
В общем, для нас это были новые кумиры – и в звучании, и в репертуаре, и мы отныне старались ориентироваться на них в своей деятельности.
Отыграв два наших первых концерта на Автодормехбазе № 7, мы почувствовали вкус именно к концертам, а не к танцам, где половина людей танцует, половина то ли слушает, то ли скучает… А на концерт люди приходят слушать тебя, а не просто расслабиться или снять девушку на вечер. Кстати, в отличие от сегодняшнего дня, тогда считались большим шиком сидячие концерты. То есть ты не просто стоишь около сцены и внимаешь, а именно сидишь – на корточках, на полу, и самый лучший вариант, конечно, – на стуле. Сидишь и целиком и полностью отдаешься прослушиванию музыки.
И мы очень захотели теперь играть концерты. Но как их организовать? Находить устроителей концертов или делать это самим? Володя и Леня, жившие, как я уже упоминал, в Люберцах, через каких-то знакомых договорились на выступление в поселке Малаховка (железнодорожная станция сразу за Люберцами). Там был старый большой ДК, и нам удалось его арендовать. У нас уже был некий опыт по продаже билетов, мы еще подключили кого-то знакомых в помощь, также напечатали открытки (но уже не с фирменным логотипом Queen, а что-то попроще), продали билеты в этот зал – он был мест на 500–600 и мне тогда казался просто огромным – деревянный, с большой сценой. Нам пришлось у знакомых добирать аппаратуру, потому что с нашим оборудованием мы не смогли бы его полностью прокачать.
Получилось в итоге отлично, мы опять собрали полный зал. Не знаю, может быть, это в принципе тогда было несложно, потому что музыкальная жизнь Москвы именно в плане рок-музыки тогда не отличалась насыщенностью. Так или иначе, у нас на выступлении был аншлаг, и приняли нас очень хорошо.
После этого к нам начали обращаться уже непосредственно устроители «сейшенов», то есть мы теперь не сами занимались распространением билетов (а это все же достаточно хлопотное дело), нам просто предлагался гонорар, а все заботы по организации устроители брали на себя. В принципе, мы начали работать в том режиме, в котором работаем и по сей день в «Арии». Переговоры с устроителями вел, конечно, Фишкин. У нас тогда появилась пара таких заказчиков, периодически устраивавших нам концерты в Малаховке или Косино – то есть в относительно отдаленных от центра районах, где не было такого жесткого контроля со стороны милиции, и местные власти в целом относились к таким концертам достаточно лояльно. Может быть, сами устроители платили ментам «отступные», и выступать нам никто не мешал.
Естественно, никаких драк или прочих эксцессов на наших концертах не происходило, тогда еще не было широко известного потом понятия «любера», концерты проходили на «высокохудожественном уровне» – все были как братья, как мне казалось. Плюс к этому мы начали выступать еще в некоторых институтах – в частности, в МФТИ (Московский физико-технический институт (Национальный исследовательский университет)), располагающемся на Каховке. У них тоже был свой студгородок и небольшая комната отдыха, которая, по сути дела, являлась еще и студенческим кафе. И в этой комнате отдыха было разрешено продавать алкоголь – уж не знаю, как они договорились об этом, но там в меню, помимо лимонада, всегда присутствовал коктейль «Отвертка» – водка с апельсиновым соком. Я думаю, им это было очень выгодно, возможно, таким образом они также отбивали затраты на группу – в общем, там сложился некий прообраз новых экономических отношений, причем на законной основе. Музыканты прозвали это кафе «Кормушкой». Конечно, место это было очень популярное, и там играли не одни мы, а группы первого эшелона – «Машина времени», «Удачное приобретение», «Аракс» – и это я назвал группы только из тех, на которых был лично.
Надо сказать, что мы пополняли не только звуковое, но и световое оборудование для своих концертов. Так, вслед за тремя фонарями у нас появился стробоскоп – он был сделан из фотовспышек, которые вспыхивали поочередно, с разной скоростью и в полной темноте давали дискретное изображение. И если ты быстро двигался на сцене, то это смотрелось очень зрелищно, да и вообще это был тогда эффект номер один. Почти одновременно со светофорами у нас появился синий проблесковый фонарь, который стоит на милицейских машинах. Нам очень нравилось его использовать на сцене. А позже кто-то предложил нам самолетные огни БАНО (бортовые аэронавигационные огни), один – красный, другой – зеленый, они тоже вращались. И из проблесковых огней мы сделали более мощный стробоскоп.
Кроме этого, друзья-фотографы предложили нам использовать слайды на концертах. То есть они делали слайды с картин Дали, например, «Предчувствие гражданской войны», «Галатея», что-то еще в таком роде, использовали обложки пластинок. Так, у нас, как я сказал, была песня «Великан», а у группы Queen есть обложка к альбому «News Of The World» с изображением великана. И, поскольку на сцене, во время исполнения своих песен мы не особо двигались, а стояли монументально, а’ля Pink Floyd (в отличие от исполнения динамичных Grand Funk – там мы были подвижнее), и шли слайды – это добавляло динамики и разнообразия. Если мы играли в ДК, нам для слайдов был нужен белый задник, т. е. экран, а он располагался обычно не в глубине сцены, а впереди, поэтому мы сами находились достаточно близко к краю сцены. И выглядело наше выступление со слайдами нетривиально и весьма эффектно.
Осенью 1977 года у нас с Володей началась военная кафедра, и это значит, что наши длинные волосы, которые у нас действительно к тому моменту отросли, и мы выглядели по-рокерски – в джинсах и с хаером,– пришлось отрезать и сменить имидж на очень короткие стрижки. На военной кафедре существовала жесткая дисциплина, и как бы ты ни прятал под воротник волосы, отросшие пусть даже на сантиметр больше положенного, все равно преподаватель-офицер предъявлял тебе претензии по этому поводу, а то и удалял с занятий, и приходилось стричься. Поэтому мы с Володей выглядели как два, иначе не сказать, ушлепка: вроде бы рокеры, в джинсах – а у меня еще тогда, помню, были джинсы, узкие-узкие в бедрах и сильно расклешенные внизу (удалось такие купить), – и с совершенно неподобающими прическами. Это, конечно, нас дико ломало, но, к сожалению, два курса – третий и четвертый – прошли именно в таком режиме. Даже, если быть точным, три, просто на пятом курсе с этим было чуть менее строго, и мы могли себе позволить волосы, которые хотя бы слегка закрывают уши, а до этого ходили максимально коротко остриженные. Нас утешало, что хотя бы при этом мы были одеты как надо – в джинсах, футболках.
Нам перестало нравиться играть на школьных вечерах, потому что там и денег особых было не заработать, и в целом мы поняли, что формат «игры на танцах» – это все же не совсем наше. Мы оставили для себя свадьбы, потому что там щедро платили плюс там можно было, как я уже говорил, прикарманить водки и потом ее продать. Один раз мы выступали на свадьбе опять же где-то в районе Люберец, и играли там два дня. То есть мы отыграли в первый день, и нам говорят:
– Ребята, а завтра сможете? Уже не вечером, а часа в два дня.