[45], просто ради прикола, так сказать. Создавалась она в определенной степени спонтанно, на наших глазах и с нашим участием – так там появился мелодический фрагмент из городской фольклорной песни «Цыпленок жареный», и вместе мы придумали вступительный рифф для нее. И это, считаю, большая композиторская удача Сергея, который был ее основным автором. Хотя тогда мы сыграли «Гуляку» и решили записать ее «до кучи», просто ради смеха, никто не ставил на эту песню как на потенциальный хит. Но в итоге она-то и «выстрелила» громче всех.
Тексты нам писал Андрей Лукьянов[46], и большую часть он создал прямо на репетициях: например, слова к песне «Шторм» были написаны часа за два. Пока мы гоняли инструментал и Сарычев пел какую-то тарабарщину, Андрей придумал текст. Он вообще работал очень быстро.
Мы делали к каждой песне несколько дублей – два-три, потом выбирали самый хороший, где мы играли без ошибок, наиболее драйвово, и где Серега не забывал слова! Но все писали мы целиком, насквозь всю песню сразу, то есть это была, по сути, запись живого исполнения.
Я очень скептически отнесся к этой записи, потому что считал, что если записывать альбом, то надо это делать на профессиональной студии, в том виде, как сделана наша запись в тон-ателье. Вот если бы нам туда пойти и записаться – это было бы здорово! А это же не альбом, а просто запись живого исполнения, сделанная на обычный, хоть и качественный магнитофон… Но оказалось, что студия – совсем не главное!
Получилось так, что очень скоро эти песни пела уже вся Москва! Их после записи сразу же отдали подпольным распространителям, и понеслось!..
Название нашей группы появилось буквально на второй репетиции, где я присутствовал. Когда все собрались, Сарычев заявил:
– Надо придумать нам название! И есть идея назваться «Команда Альфа».
Тогда было вообще популярным слово «команда» в применении к музыкальным группам: «Команда „Машина времени“; „Что у вас за команда?“ – „Волшебные сумерки“, и т.д. Но Сергей имел в виду, что само это слово нужно включить в название: группа „Команда Альфа“, то есть сделать некую отсылку к американским коммандос и наименованиям их спецотрядов („Альфа“, „Бета“, „Дельта“…). И первые копии альбома распространялись именно под таким наименованием, но довольно быстро слово „команда“ отвалилось, и мы стали просто „Альфой“.»
Через месяц после выхода альбома, в самом начале весны, мы дали два концерта. Первый концерт прошел в Институте им. Курчатова (сейчас – Национальный исследовательский центр «Курчатовский институт»), в актовом зале, вместе еще с каким-то коллективом. А второй концерт мы дали уже в ДК, по-моему, на улице Лесной (станция метро «Белорусская»). Там мы целиком сыграли свой альбом, добавили Круизовский «Крутится волчок», и, возможно, еще какой-то медляк Сергей спел один, «без ансамбля». Публика пришла именно на нас, и это было здорово. Если на первом выступлении была все же больше атмосфера студенческого вечера, то здесь состоялся настоящий рок-концерт.
И на концерте в ДК случилось то, что когда-то должно было случиться. Приехали сотрудники ОБХСС, повязали всех, кто был причастен к происходящему на сцене, – группу, аппаратчиков. Публику отпустили сразу, а нас начали допрашивать, что и как, кто организатор и т. д. Мы отвечали, что мы не в курсе, мы только музыканты, для нас большое счастье – просто выступить, и ни о каких деньгах мы и не помышляем, не слышали ничего о том, что нам должны заплатить, что нам не организовывали концерт, а просто сказали, что вот здесь можно выступить… В общем, несли с искренним видом всякую чушь. Не знаю, то ли повезло, то ли милиции так и не удалось выйти на устроителей, но нас отпустили. А в начале 80-х вообще стало традицией устраивать поголовные облавы на подпольные концерты. И если, например, концерт проходил в институте, то это еще могло прокатить как вечер для студентов, а вот в ДК, со специфической «хипповой» публикой сразу было ясно, что это коммерческое подпольное мероприятие. Кстати, по такому делу проходил музыкант «Воскресения» Алексей Романов: как-то на концерт группы приехала милиция, их всех повязали, его объявили организатором в итоге посадили на несколько лет. Нас сия участь миновала, допросили и отпустили.
Но теперь мы задумались о том, что, если мы и дальше хотим давать концерты, надо бы это узаконить и перейти на профессиональные рельсы. А тогда уже многие рок-группы – «Машина времени», «Автограф», «Круиз» и др. – пошли работать в филармонии, в концертные организации, которые давали им реальное право гастролировать по всему Советскому Союзу и выступать на совершенно законных основаниях, исполняя свой репертуар.
Сарычев нас сподвиг к этому, тем более что он уже до этого работал в «Круизе», и сказал, что надо искать филармонию, куда бы нас взяли на работу. Я задумался, ведь мы после института должны были отработать три года по распределению, а в 1983 году истекали только два года, как я находился на должности инженера в своем НИИ. А Володя к тому моменту уже каким-то образом сумел решить этот вопрос, отработав по распределению всего лишь около года, и уже был, что называется, вольным художником. А я-то работал на «почтовом ящике» и не представлял, как я смогу уйти раньше срока.
Однако обстоятельства сложились так, что я заболел – меня положили в больницу с эрозивным гастритом, возникшим из-за моего тогдашнего режима дня. Питался я плохо, вставал в шесть утра и ехал на работу без завтрака – в общем, заработал себе это неприятное заболевание. И мне пришло в голову, что можно его использовать как предлог, чтобы уволиться раньше положенного из НИИ. Отлежав в больнице две или три недели, я пришел к своему начальнику:
– Простите, но я хотел бы уволиться. Я заболел из-за режима дня, мне очень далеко ездить до работы, поэтому утром и поесть не успеваю…
Маневр удался – начальство вошло в мое положение. Начальник отдела сказал: «Хорошо, Виталий, подай заявление, отработай еще месяц и… выкарабкивайся. Выздоравливай!». Душевный был человек!
Я воодушевился, сообщил Сарычеву, что смогу с 1 апреля (как раз ровно после двух лет отработки) уволиться. А тут нашлась и филармония: Московская областная филармония искала гастролирующий коллектив. И, поскольку мы уже, как я говорил, через месяц после выхода нашего альбома были популярны в Москве и многих других городах, то договорились о прослушивании худсоветом из филармонии.
Прослушивание происходило в ДК Академии им. М.В. Фрунзе в районе Плющихи. Мир тесен, потому что именно в этом ДК тогда находилась база «Поющих сердец» во главе с Виктором Яковлевичем Векштейном. Помню, перед прослушиванием мы заглянули в комнату, где репетировали «Сердца», и очень впечатлились той аппаратурой, которая у них стояла – она вся была самого топового на тот момент уровня.
На сцене ДК мы выставили всю свою аппаратуру, сыграли, нас прослушала комиссия – такие солидные дяди из филармонии. В те годы исполнители могли работать либо сольно, т.е. целым концертом, либо отделением (концерт состоял из двух отделений), либо просто номером, то есть исполнять в сборном концерте несколько песен. Соответственно, это влияло на зарплату музыкантов. Каждый из них имел фиксированную ставку, но за сольный концерт он получал ее в двойном размере, за отделение – одну ставку, за номер – полставки или около того.
Итак, комиссия удалилась на совет, после чего нам было сказано, что сольный концерт нам дать пока не могут, но готовы зачислить нас с правом выступать пока что номером.
И на это Сергей сказал:
– Нет, меня это не устраивает! Я согласен только на сольный концерт.
– Не хотите – как хотите, – ответили члены комиссии, и на этом мы, собственно, и расстались.
Это прослушивание состоялось через несколько дней после моего увольнения. Я говорю:
– И что будем делать?
Сарычев отвечает:
– Да ничего! Курить бамбук и ждать новых предложений.
– А как мы будем зарабатывать деньги?! – опешил я.
– Не знаю, – совершенно искренне ответил Сергей, – я не могу вас обеспечить деньгами, увы!
Тут я серьезно задумался. Хорошо, я уволился с работы, кроме того, к тому моменту я был женат, и в мае у нас должен был родиться ребенок. И какие же теперь перспективы? Сарычеву, конечно, было проще в этой ситуации, т.к. он на тот момент уже зарегистрировал песни своего авторства в ВААП (Всесоюзное агентство по авторским правам, существовало в СССР с 1973 по 1991гг.) и получал с этого отчисления. Стало как-то невесело…
Тем не менее, мы все же начали в составе «Альфы» репетировать второй альбом – теперь в ДК Фрунзе, нам там выделили комнату, мы нашли аппарат, похуже МИДовского, но для репетиций вполне нормальный. Отмечу, что в МИДе аппаратурой заведовал некто Владимир Мусин, с которым был знаком Сарычев. В какой-то момент между ними, возможно, произошел конфликт, а может, и нет, но мы перестали там репетировать. Кроме того, там можно было собираться только по выходным, и то не всегда. В итоге в общей сложности репетировали в МИДе мы мало и вскоре перешли в ДК им. Фрунзе. Здесь мы решили делать второй альбом, но дело шло уже без особого энтузиазма, поскольку перспектив выступлений не наблюдалось. Тем не менее, мы сделали две песни, которые вошли во второй альбом «Альфы», – «Бега» и «Африка».
А тут Маргарита Анатольевна вышла на прямой контакт с Виктором Векштейном, а он в тот момент решил распустить действующий состав «Поющих сердец» и создать новую группу, именно не ВИА, а рок-группу. И Пушкина рассказала об этом Леше Максимову и предложила прослушаться. Тот передал это мне, и я сразу просиял:
– Пойдем пробоваться, обязательно, это прекрасная возможность делать собственную музыку в профессиональном коллективе!
Мы с Лешей пришли к Векштейну, спели ему пару своих старых песен, в частности, «Лень» (я проорал ее фальцетом живьем