уже не вспомню, каких) западных композиторов, которые были показаны нам Майклом на демо. Мы разучили их быстро и записали инструментал, и Кеми все же смогла в студии неплохо спеть эти композиции. Этой записи у меня уже нет, хотя когда-то у Лехи имелась кассета, но она утеряна… Причем это была даже не окончательная версия, а промежуточный вариант сведения, который делал звукорежиссер студии Питер. Он просто скинул нам эти песни, но в то время нам уже вся эта работа стала так неинтересна, что мы даже и переслушивать-то записи не хотели. Также не знаю, использовал ли потом эту запись Майкл для продвижения Кеми. Возможно, он поначалу и собирался, но, когда мы не вернулись из Москвы обратно к нему, он мог и передумать, да и вообще в сердцах выбросить все эти записи.
Кстати, Питер очень положительно отозвался о том, как мы с Мавриным записали свои партии – инструментал и бэки (я спел их к одной песне). Как бы мы ни были настроены к проекту в целом, но халтурить все равно не собирались, работали в полную силу, с максимальной отдачей. Получилось хорошо, и Майкл также был впечатлен этим. Но они как-то резко наехали на Сергея Криницына, что, мол, он неровно играет… Мы, кстати, так и не поняли, что это было, и несмотря на то, что Сергей-то нас и познакомил с Майклом и вообще всячески топил за этот проект, говоря, что здесь в любом случае будет лучше, чем в СССР, Майкл заявил ему, что не собирается с ним работать дальше, так как он непрофессионал.
– Это как это??! – возмутился Криницын. – Я играл в лучших группах Советского Союза, а вы мне тут такое говорите!
Однако Майкл отдал ему паспорт, купил билет и сказал: «Все, езжай, ты нам не нужен». И дальше мы продолжили запись уже так: Питер забивал барабаны в драм-машину, а на железе (хэте и тарелках) играл живьем сам. И по тем временам получалось очень даже живо, экспрессивно. Таким образом, мы обошлись без барабанщика. А нам Майкл сказал:
– Ребята, ну, вы молодцы! Подождите, найдем барабанщика, и все будет вообще отлично!
– Да-да, конечно, – не стали спорить мы. Для нас проще было уже было не конфликтовать, а просто ждать возвращения домой…
Из хорошего, что вспоминается о нашем с Мавриным пребывании в Баварии, однозначно могу сказать, что жили мы там прекрасно. Все время стояла солнечная, ясная погода, природа восхищала, у нас была масса свободного времени, в том числе для прогулок по живописным окрестностям. Второй этаж дома находился в нашем распоряжении, а хозяев мы почти не видели и не слышали, но знали, что у них есть свое хозяйство, лошадь, куры, свиньи. Однажды во время нашей игры на подключенных гитарах к нам пришел хозяин и попросил:
– Вы не могли бы играть тише, а то куры у нас перестали нести яйца!
Делать нечего, пришлось немного убавить громкость…
Просыпались мы не рано, часов в десять, завтракали очень вкусными натуральными продуктами. Тогда я впервые попробовал йогурт, узнал, что это такое, и мне он показался поистине волшебным кушаньем. Потом шли гулять в поля, которыми был окружен дом хозяина, там росли и сельхозкультуры, и просто трава для домашнего скота. Мы играли в этих бескрайних полях в карты, просто лежали и загорали нагишом. Потом, отдохнувшие, приходили к не менее вкусному обеду, затем играли на гитарах, а вечером приезжал Майкл. В те дни, когда мы не работали в студии, он вез нас в ресторан либо на экскурсии. Неподалеку находился небольшой городок Вассербург, очень уютный и красивый, мы с удовольствием там гуляли.
У хозяев была дочка Сюзанна. Он жила в Мюнхене и как-то – как раз после нашей поездки в Гамбург – приехала к родителям в гости, а там в их доме, наверху, сидят два пьяных патлатых парня. Она очень удивилась, спросила, кто мы такие. Я постарался ей объяснить, кто мы и что тут делаем. Она просто офигела – русские в баварском лесу, да еще пьяные и с гитарами! Впоследствии она подружилась с нами и тоже гостеприимно возила нас по окрестностям на своем маленьком «Фольксвагене».
Помню, спустя две-три недели после приезда у нас с Сережей появилась отличная, как мы решили, идея пойти в близлежащий лес и печь там на костре картошку. Мы набрали картошки, взяли с собой пива и отправились вечером в лес. Разожгли костер, разложили угли, уже собрались приступать к процессу, как прибежал хозяйский сын, наш ровесник, и давай кричать что-то по-немецки… Кое-как догадались, что он против нашей идеи с запеканием картошки!
– А что такого-то? – не поняли мы, – сидим спокойно, никому не мешаем…
– Так это же частный лес, частная территория, у вас нет права, уходите отсюда! – уже на ломаном английском объяснял наш баварский друг.
– Ну, нее, подожди, чувак, – не согласились мы, – сядь выпей с нами лучше.
Парень понял, что нас не остановить. Он сходил домой, принес ведро воды, сел в трех метрах от нас, глядя, как мы печем эту картошку. После того как мы ее испекли, съели, запили пивом, он залил кострище водой, а мы собрали все бутылки, и все вместе отправились домой.
Однажды утром смотрим: хозяин выкатил трактор, и поняли, что он собирается косить траву на своем огромном поле. В процессе она у него сразу формовалась в большие брикеты, которые оставались лежать разбросанными по всему полю. И вот, закончив покос, они с сыном (тем самым, который сторожил наш костер в лесу) стали подбирать эти тяжелые брикеты сена и забрасывать в кузов трактора.
Мы посмотрели друг на друга: пойдем поможем, все равно делать нечего! Решили помочь собрать эту тьму брикетов, вышли такие бравые из дома и буквально жестами предложили свою помощь. Кстати, сам хозяин был глухой, и нам как-то рассказали, что он потерял слух под Сталинградом. Ну, объяснили кое-как, что готовы помочь. И как дали жару! Один стоит в кузове, принимает брикеты, двое кидают, сын рулит трактором, а отца вообще отправили домой отдыхать. Они-то предполагали, что дня два будут все эти брикеты убирать, а мы их перекидали за два часа. Хозяин говорит: «Данке шен, презент, презент!». Думаем: ну, сейчас он нас вознаградит! Может, даст марок пятьдесят, а то и сто! А он поехал, купил бутылку «Метаксы»[53], палку колбасы и ящик пива. Ну, и на том спасибо! После такого тяжелого труда мы очень быстро «уговорили» этот презент, и в итоге все стороны остались довольны.
Как я и говорил, мы не переставали играть на гитарах, и у меня даже появилось несколько заготовок к новым песням. У Маврика было вступление, я сочинил куплет и припев, и все вместе это стало песней «Бесы». Надо сказать, что в отличие от Володи Холстинина, который всегда очень открыто относился к совместной работе над песней и с легкостью менял то, что мне не нравилось, Сергей далеко не так радушно воспринимал правки от меня. «Ну, я подумаю…» – говорил он обычно в ответ на мои предложения. Тем не менее, совместное творчество у нас тоже получалось, и песню «Бесы» мы практически полностью сделали в Германии. Чужбина, она сближает!
Несмотря на состоявшуюся запись песен с Кеми, для себя мы уже окончательно решили, что не хотим больше здесь работать и что нам нужно приехать домой, а возьмут нас обратно в «Арию» или нет – увидим, но тут точно не останемся. Как-то, пока мы там сидели, к нам приезжали представители Союзтеатра – они летали по делам в Мюнхен, а потом заехали к нам. И мы им честно рассказали, что ничего хорошего не получается и перспектив мы не видим, живые концерты тоже вряд ли осуществимы по причине того, что певица не в форме, и вообще, все шатко и туманно. Кроме того, пожаловались, что и никаких обещанных денег не получили, просто сидим как привязанные, без денег, паспортов и без возможности самостоятельного передвижения. Конечно, они расстроились и попросили нас потерпеть до середины августа, а потом, как и планировалось, они сделают нам официальный вызов в Москву, якобы на время.
Мы сказали Майклу, что уезжаем на две-три недели, нам якобы нужно подписать какие-то документы, продлить визы и т. д. Конечно, он был не рад, что мы должны уехать, но не препятствовал и перед отъездом даже заплатил за все дни пребывания там – как и было обещано, 50 марок за каждый день пребывания. Я заметил, что после того, как Питер похвалил нас во время записи, Майкл проникся к нам, зауважал. После этого и отношения в целом у нас с ним относительно наладились, по крайней мере, внешне. И поэтому, видимо, он решил заплатить нам все же то, что обещано. За что ему, конечно, спасибо – мог бы и послать куда подальше!
У нас получилось тысячи по полторы бундес-марок! Мы втроем перед отъездом на радостях поехали в Мюнхен, купили себе что-то из одежды. Я, например, накупил с десяток маек Iron Maiden, Guns N’ Roses, Mötley Crüe и прочих групп – а стоили они тогда вполне приличные деньги, марок по 25–30. Каким-то ветром нас с Серегой занесло в оружейный магазин. Маврин заинтересовался газовым пистолетами, смотрел-смотрел, и в итоге мы купили себе по пистолету. Я ему говорю:
– Окей, купили, а как мы теперь их повезем домой? Ты себе это как представляешь? Бивис и Баттхэд[54]!
Серега никак это не представлял, однако все обошлось. Мы положили их в багаж, а в аэропорту Мюнхена рамок и металлоискателей не было. Сели в самолет, смотрим – вот он, под крылом наш багаж стоит. Думаем: так, сейчас нас возьмут за задницу и препроводят в тюрьму… Но нет – багаж загрузили без проблем. А по прилету в Москву мы прошли паспортный контроль и, получив багаж, переложили эти пистолеты в карманы перед досмотром багажа на таможне. Багаж наш досмотрели, а вот личного досмотра не было. Слава богу, пронесло, а я через пару месяцев продал этот пистолет и забыл, как страшный сон…
В duty-free Мюнхена мы накупили фирменного алкоголя, несколько блоков сигарет и, так сказать, во всеоружии – в прямом и переносном смысле – вышли из аэропорта в Москве, где нас уже ждали наши коллеги Володя, Валера, Саша и кто-то из техников. Состоялась яркая, бурная встреча, и на радостях мы поехали к Кипелову отмечать свое счастливое возвращение, даже не доехав до дома! Естественно, выпили все и сразу, и сигареты были розданы всем «встречающим».