Общеизвестно, что 1991 год – это путч, и, конечно, на всех это произвело колоссальное впечатление. Мы в конце 80-х жили с ощущением, что в нашей стране происходят изменения к лучшему, она становится более открытой и свободной, более близкой к остальному миру. Мы-то, музыканты, прежде всего думали о музыке, нас радовало, что теперь мы можем слушать у себя в стране известные коллективы. На тот момент в Москве уже успели выступить Scorpions, Uriah Heep, Nazareth, Pink Floyd (и это я перечисляю только те группы, на чьих концертах побывал сам), и складывалось стойкое ощущение, что железный занавес наконец упал, и весь мир перестал смотреть на нас как на врагов. И вдруг в 1991 году включаю радио с утра, и нам объявляют, что Горбачев отстранен от своих обязанностей в связи с болезнью, по телевизору звучит «Лебединое озеро» – сразу стало понятно, что случилось что-то из ряда вон выходящее.
По мере появления новостей о происходящем стали возникать невеселые мысли: «Все пропало, сейчас опять нас закроют, и не будет ничего, уж тем более нашего хеви-метал…». Настроение было – хуже не придумаешь.
В СМИ особо подробностей и не было, но по радио прошла информация, что состоится митинг у Белого дома. И я решил, что мне нужно обязательно нужно быть там. Приехал, посмотрел на огромную толпу, слушавшую, как выступали Ельцин и другие. Народу было много – тысяч пятьдесят, наверное, вся площадь перед Белым домом оказалась запружена людьми, большинство выглядели воодушевленными. И как-то меня вдохновило происходящее, появилась надежда, что вряд ли у ГКЧП что-то получится, и мы продолжим двигаться в прежнем русле, в традициях перестройки и открытости, все будет хорошо. С этим чувством я и уехал домой. На следующий день произошла попытка штурма Белого дома, несколько человек погибли, но, тем не менее, путч захлебнулся, и все будто бы вернулось на круги своя.
И как бы в подтверждение того, что страна продолжает двигаться в сторону перемен, в Москве произошло еще одно значительное музыкальное мероприятие. Состоявшийся буквально через месяц после путча, 28 сентября 1991 года международный фестиваль «Монстры рока в Тушино» стал, пожалуй, еще более крутым событием в масштабах страны, чем «Moscow peace festival» в 1989 году. В самом начале сентября, помню, я встретил Эдика Ратникова[56], а он тогда работал у Бориса Зосимова. И он мне говорит:
– Мы собираемся делать большой фестиваль, где будут Metallica, AC/DC…
– Круто! – отвечаю, – а кто будет от наших?
– Группа «Э.С.Т.»[57].
– А, ну, ясно… – я знал, что Эдик был у них менеджером, и они просто подтянули на фестиваль своих. Хотя, по идее, надо было взять туда или «Мастер», или «Арию» – исходя из популярности, узнаваемости.
Но вообще, скажу честно, я не испытывал особого трепета перед коллективами, которые были приглашены на этот фестиваль. Никто из группы «Ария» тогда не любил «Металлику», а AC/DC мы считали слишком простыми по музыке, не особо интересными. Конечно, если бы должны были приехать Iron Maiden или Judas Priest, мы бы кусали локти от того, что не можем выступить с ними на одной сцене. А так я довольно спокойно отнесся к тому, что пригласили не нас.
Кстати, рекламы у фестиваля никакой особой не было. Может быть, отчасти из-за того, что вот только что прошел путч, и вообще было непонятно, состоится фестиваль или нет. И мы ничего особо не ждали и на фестивале этом не присутствовали. Хотя сейчас я понимаю, что это было поистине грандиозное событие для того времени.
В целом, 1991 год оказался для нас очень насыщенным, богатым на события. И в самом конце года мы узнали о новой реальности, о том, что Советского Союза больше нет, и теперь будет совершенно иная жизнь. Я сначала, как и многие другие, в общем-то и не понял, что произошло, какие изменения последуют. Да и никто тогда, наверное, не мог представить, какими станут ближайшие последующие годы и сколько сложностей самого разного рода ждет каждого из нас…
Глава 6Лихие 90-е, «Ночь короче дня» и «Сделано в России»
«Каждая жизнь имеет свою черту грусти. И, чаще всего, когда вы переступаете через эту черту – вы просыпаетесь и начинаете жить заново»
90-е годы ХХ века в России – один из самых сложных периодов, памятный практически всем, кто его застал в любом возрасте. Для Виталия, его близких и для группы «Ария» это время также оказалось и очень непростым, и неоднозначным – неудачи и творческие прорывы, грустные и, напротив, яркие, наполненные положительными эмоциями события сопутствовали друг другу…
В самом начале января 1992 года, когда отпустили цены, мы поняли, что живем в совершенно новой реальности. Поменялось не просто название или юрисдикция, а изменился экономический и политический строй страны в целом. Накануне развала Союза уже везде был повсеместный дефицит, бесконечные забастовки, невыплаты зарплат, продуктовые талоны и прочее, и прочее. В 1992-м правительство отпустило цены и сказало: «Занимайтесь чем хотите! Все находятся в равных условиях». Конечно, это было не так – все находились в разных условиях. Но жизнь для всех изменилась целиком и полностью. Да, продукты в магазинах появились, но по неимоверно высоким ценам, которые к тому же еще и росли с каждым днем. Так, когда, например, буханка хлеба вместо 20 копеек стала на следующий день стоить 20 рублей – люди просто не понимали, как это возможно. Все думали, что это какой-то страшный сон, что вот сейчас истинное положение вещей станет известно там, наверху, власти накажут виновных и возьмут ситуацию под контроль, но… Ничего этого не происходило, а ситуация с каждым днем только усугублялась. При стремительном обесценивании денег стало бессмысленно делать вклады, сбережения – наоборот, люди стремились потратить деньги, пока на них еще можно что-то купить, или вложить их в валюту. Более того, имевшиеся уже у людей рублевые вклады буквально в момент превратились в сотые доли от прежней стоимости, и банки их уже не индексировали – то есть накопления просто исчезли, люди остались ни с чем.
В новых условиях многие предприятия и учреждения стали стремительно закрываться, так как теперь были просто не нужны государству и больше не финансировались. А на тех предприятиях, которые еще работали, стали сильно задерживать зарплату или, того хлеще, выдавали ее не деньгами, а продукцией этого предприятия: электролампами, деталями для бытовой техники, велосипедами или же продуктами – мороженой рыбой, картофелем, подсолнечным маслом и т. д.
Казалось бы, незыблемо престижные профессии, такие как инженер, летчик, военный, стали в одно мгновение никому не нужными, и люди были вынуждены стоять на рынках, продавая все то, что можно попытаться продать. Многие в одночасье теряли работу, в семьях происходили настоящие трагедии – кто уходил из семьи, а кто и из жизни, так как совсем не понимал, как жить дальше. Иные сумели относительно скоро приспособиться к новым условиям, а были и такие, кто не умел жить иначе, чем до этого, и новая реальность просто сломала их, они не имели сил к ней приноровиться.
Для большинства происходящее было полнейшим шоком, в том числе и для меня. Кто-то, конечно, ухитрился быстро адаптироваться и даже нажить состояние в эти сложные годы, но в целом, как я помню, атмосфера вокруг была далеко не самая веселая – не совсем беспросветная, но и отнюдь не радостная.
Мой брат Игорь работал бортпроводником. И, поскольку тогда в Аэрофлоте начался бардак и разрешили делать вообще все, то брат со своим другом придумали следующее: они перед рейсом закупали несколько батонов хлеба, колбасы, все это приносили на борт, нарезали, делали бутерброды и продавали пассажирам, ведь тогда никакого питания для них во время полета уже не предполагалось. И за счет этого они в месяц зарабатывали раз в пять больше своей зарплаты. И я вспоминаю, что брат даже был рад такой возможности – и действительно, чем плохо, когда в текущем хаосе есть варианты более-менее нормального заработка, уже не принципиально, каким именно путем…
А что делали мы? То же самое – искали возможности заработать чем-то, помимо музыки, так как концерты тогда сократились до предельного минимума. Некоторые подрабатывали извозом – но не в том смысле, что стали таксистами, а эпизодически, от случая к случаю. Иногда даже были курьезные случаи, когда пассажиры узнавали, спрашивали: «Ой, а вы не из „Арии“?» – «Да нет, вы что…».
Кто-то торговал на рынке, а что делать? Но эта возможность была далеко не у всех, да и дело это было очень и очень хлопотное. Сначала едешь в так называемый шоп-тур, например, в Турцию, закупаешь там то, что пользуется спросом в России, и потом сам же продаешь. Некоторые знакомые музыканты начали скупать акции «МММ», «Русский дом селенга» и прочие, и прекрасно себя чувствовали, постоянно продавая и покупая их, тем более если, например, жена работала в валютной кассе Сбербанка – это считай, что у тебя появилась собственная маленькая валютная биржа.
Да и мы все, в принципе, с голоду не умирали, повезло. Вспоминаю: в те времена кто-то из знакомых внуковских ребят, которые летали за границу и привозили оттуда товар для реализации в России, однажды говорит мне:
– Слушай, куртки не нужны?
– Какие куртки? – не сразу понял я.
– Ну, кожаные, из Индии привезли. Может, найдешь, куда сбыть?
Я задумался.
– А сколько стоит? – спрашиваю.
– 80 долларов за куртку.
– А всего их сколько?
– Сто пятьдесят.
Дай, думаю, попробую. Правда, я не сам стоял продавал их, а обращался к знакомому, который торговал на рынке в Лужниках, еще находил кого-то, кто мог их реализовать. С каждой куртки получался навар около 10 долларов, и это уже было счастьем. Для сравнения: доехать на такси из Внуково до станции метро «Юго-Западная» можно было за 1 доллар. В общем, к счастью, куртки я за какое-то время пристроил, но больше заниматься этим не стал…