На почве новой гастрольный реальности, в которую мы попали, в группе мало-помалу начались разброд и шатания, ропот в духе «А зачем нам вообще все это надо», «Раньше я здесь был и жил в нормальных гостиницах, мне платили суточные». В ответ на это Володя резонно отвечал: «Я ведь сразу предупреждал о том, что весь заработок здесь будет целиком зависеть от нас».
Но, видимо, до поездки это как-то не дошло до нас, казалось, что жить будем на гастролях, как раньше, а то, что заработали, получать сверх этого.
Кое-как мы доиграли все эти концерты в Германии. Кстати, я с собой взял штук 20 компакт-дисков из той партии, что купил у Moroz Records. И мне даже не пришлось искать, как и кому их продать, немцы в клубе сами подошли ко мне перед концертом и спрашивают:
– Скажите, а у вас есть диски с вашей музыкой?
– Есть! – с готовностью ответил я.
– А сколько вы за них хотите?
– А я не знаю… У вас как принято?
– У нас обычно по 25 марок продают диски.
– Отлично! – обрадовался я. – Берите!
Остальные музыканты, можно сказать, испепелили меня взглядами, в которых читалось: «Как же так? Он сейчас все продаст, а мы?!». Но ведь мы все находились в равных условиях, купить партию по оптовой цене было предложено каждому участнику группы…
В общем, к последнему концерту все мои диски были проданы, и я получил в сумме около 300 марок.
После заключительного концерта в Hard Rock Cafe Володя пошел к организаторам за расчетом и в целом – подвести итоги тура. Мы ждали его на той квартире, которую нам выделили для проживания.
Володя приходит и говорит:
– Ну, что я могу сказать… Прибыль на всех – 150 марок (может, это была чуть другая сумма, но не больше, это точно). Вот так.
Это, конечно, на некоторых из нас произвело эффект разорвавшейся бомбы или, наоборот, ледяного душа – в общем, реакция была крайне негативной. Сейчас уже, за давностью произошедшего, мне не хочется «тыкать пальцем» и указывать на самых недовольных. Скажу лишь, что тогда прозвучали фразы «Где мои деньги?!», «Что это за афера, куда меня притащили?» и прочее. Даже начались разбирательства в том духе, что аппаратура для студии куплена за счет гонораров музыкантов, хотя я точно могу сказать, что это было не так: Холстинин и Колганков, который тоже приехал с нами, вложили в ее покупку свои деньги, и потом Игорь отправился с ней на поезде домой…
Если говорить конкретно о моей реакции, то и мне тоже не нравилось, что мы почти ничего не заработали. Но, с другой стороны, нас же предупреждали. Конечно, никто не ожидал, что все получится настолько провально… При этом, однако, у меня имелись 300 марок, заработанные на дисках, и я смог купить подарки жене и новорожденному сыну, и поэтому настроение было вполне хорошим.
Когда мы прилетели домой, в аэропорту нас встречали жены и друзья. Слава богу, все закончилось!
Колганков тоже вскоре приехал с купленным в Германии оборудованием. Довольно быстро смонтировали и запустили студию, и первым клиентом стал Сергей Терентьев. Происходило это так: к нам пришел какой-то парень и сказал:
– Есть такой гитарист, Сергей Терентьев, он хочет у вас записать сольный альбом.
– Хорошо, – ответили мы, – а ты, собственно, кто?
– Я – Сергей Задора, его менеджер (а также продюсер и спонсор этого альбома, как позже рассказывал в интервью Терентьев).
– Отлично, пусть приходит, все сделаем в лучшем виде!
Пришел Теря (так Сергея называют друзья), мы познакомились, начали обсуждать подробности записи. Сразу спросили, какие у него предполагаются музыканты.
– Будет драм-машина, на остальном сыграю я сам, – ответил он.
Сергей сам забил барабаны, сам сыграл на гитарах и на басу, а Задора спел на английском языке в нескольких песнях, так как у него был до этого опыт работы вокалистом в музыкальных коллективах. А остальные композиции были инструментальными. Альбом получил название «Up To Thirty» – Терентьеву было тридцать лет, и все значимое, что он написал до этого периода, вошло в трек-лист. «Ария-Рекордс» начала работу!
Параллельно мы начали записывать свой альбом «Ночь короче дня». Сразу после приезда из Германии мы записали барабаны, причем впервые не только на пленку, но и в компьютер, и я принялся их редактировать. Это заняло у меня в итоге очень много времени, т. к. я постоянно старался в них что-то улучшить. Следом записали бас и ритм-гитару и начали работать с соло. Сергей Маврин сыграл вступление к «Паранойе», что-то еще…
Кипелов все это время на студию не приходил. Сейчас часто говорят, что, мол, мы его и не звали, но это очень странная формулировка. Все знали, что в студии идет работа над альбомом, можно прийти туда в любой момент. Если бы Валерий хотел, он мог бы поинтересоваться у Сережи Маврина, что и как у нас происходит и когда ему приходить, чтобы записывать вокал. Мы его не выгоняли, никаких даже разговоров об этом не было. Но в какой-то момент мы узнали, что он выступает с группой «Мастер». Сейчас принято говорить, что Валерий делал это, чтобы заработать хоть какие-то деньги. Но это было не так, денег у него было ничуть не меньше, чем у других музыкантов, скорее наоборот. Я вообще не очень понимаю, чем он руководствовался. Но после того, как произошла эта ссора с Холстининым из-за поездки в Германию, в которой Кипелов участвовал как главное действующее лицо, его сотрудничество с «Мастером» выглядело просто как то, что он послал «Арию» куда подальше.
Кроме того, это сейчас, с возрастом и опытом, мы стали более терпимы к закидонам других, для нас уже допустима ситуация, когда участник нашей группы работает и с другими коллективами (как, например, это было позднее у нас с Беркутом). А тогда мы расценили поступок Кипелова как демарш: сначала он разругался с Холстининым в Германии из-за неоправданных ожиданий, а потом просто пошел петь в другую группу. И мы это восприняли как его уход из группы. Причем все это время Кипелов продолжал общаться с Мавриным, и сначала Сергей нам говорил, что тоже не понимает, что происходит. Подождав еще немного, мы взяли вокалистом Алексея Булгакова. Володя давно его знал, пригласил попробоваться, и мы стали с ним работать в студии над новым альбомом. Конечно, это было нечто другое в вокальном плане, но у Алексея, в принципе, все получалось. Трения начались, когда он, по сути, только-только начав работу в «Арии», уже стал качать права: «Вот этот текст я петь буду, а этот нет, это мне подходит, а то не подходит». Мы сразу загрустили и поняли, что опять происходит что-то не то.
Помню, я позвонил Маврину и сказал:
– Сереж, ну, как тебе Булгаков? Что думаешь?
– Да мне вообще все равно, делайте что хотите, – ответил Сергей.
– Это что значит? – опешил я.
– Да я вообще не понимаю, как я с такими людьми, как вы, мог работать! – огорошил меня Маврин.
На меня словно ушат холодной воды вылили, настолько я обалдел.
– Подожди… Я что, с тобой ругался? Ты что говоришь вообще, Сереж?
– Ты сам знаешь, о чем я говорю: вы выгнали Кипелова!
– Стоп, мы же вместе с тобой все это обсуждали…
– Короче, неважно, я ухожу вместе с Валерой! – заявил Сергей.
– Так он же еще даже официально не объявил об уходе!
– Ну вот, считай, я тебе за него объявляю!
Вот тебе на… Я думал, что мы с Мавриком после Германии получили такую прививку от ухода из группы, что даже думать об этом не стоит, а тут такое…
И Маврин добавил:
– Вот, теперь мы с Валерой создадим сольный проект и будем с ним работать по клубам!
– Ну и дела… – только и мог сказать я.
Для меня это решение Сергея стало очень неожиданным, было больно оттого, что он уходит, да еще сказав на прощанье, что знать нас не желает…
Нужно сказать, что Сергей Терентьев после записи у нас своего альбома вскоре устроился в качестве заведующего работать на репетиционную базу, которая находилась в этом же ДК. И мы с ним часто виделись, он заглядывал к нам попить чайку или просто покурить. И, когда Сережа Маврин – а это было в самом начале 1995 года – объявил, что уходит вслед за Валерой, мы предложили Терентьеву участвовать в записи альбома, сначала на пробу сыграть несколько соло. Он подошел к этому делу очень творчески, сыграл все хорошо и сделал так, как мы советовали ему, а если нам не нравилось, он переигрывал – в общем, продемонстрировал качественную, профессиональную работу. И после этого мы ему сказали:
– Ну что, мы готовы предложить тебе место гитариста в группе!
Между тем трения с Булгаковым усиливались, он продолжал «привередничать» и, например, наотрез отказывался петь песню «Уходи и не возвращайся». А тут еще и Александр Морозов напомнил, что мы в ближайшем будущем должны сделать, согласно договору, новый альбом, и поинтересовался, что там у нас происходит. Дело в том, что на ТВ вышел небольшой сюжет о том, что у «Арии» теперь новый вокалист, и Морозов после этого поговорил с Холстининым и предупредил, что на обещанном нами альбоме должен быть прежний вокалист, а уж потом мы вольны расходиться и делать, что хотим.
Володя позвонил Кипелову и объяснил ситуацию. Как я понимаю, для Валеры, да и для всех нас это была максимально красивая позиция, в которой можно было все вернуть назад. Долго уговаривать Валерия не пришлось, он пришел и спел.
Когда возвращался Кипелов, почему-то он не вспомнил про Сергея Маврина, хотя тот ушел именно из-за него. Потом он сказал, что они с Мавриным сыграли несколько концертов по клубам с программой каверов, и «больше никто никому ничего не должен». Я про себя отметил этот момент и подумал, что это уже их разборки. Хотя если бы Валерий сказал, что без Маврика он не вернется, то, конечно, мы бы вернули его в группу…
11 сентября 1995 года альбом «Ночь короче дня» вышел на CD, помню, что мы отметили это событие – и сами, и концертами. Но незадолго до этого Манякин попал в аварию на машине и сломал руку. Ну, замечательно и очень вовремя… А у нас к этому моменту уже была заряжена презентация альбома в небольшом клубе «Вояж». Мы тогда перенесли барабаны к новым композициям из компьютера в драм-машину, добавили еще несколько песен, по-моему, «Тореро», «Герой асфальта», «Улицу роз» и так отыграли концерт. На удивление, народу в клуб пришло достаточно много, и мы почувствовали, что что-то снова начинает мен