л усилитель – с него можно было в случае необходимости делать какие-то оповещения (на каждом этаже висела колонка). Там, в радиорубке, находился ламповый усилитель ТУ-100м[15], который весил кг 25 и в котором даже был встроенный проигрыватель для пластинок. У него было два входа, как раз мы туда включали микрофоны. Еще в нашем распоряжении оказались две колонки – такие же, как те, что висели на этажах. Каким-то образом мы договорились, что нам будут разрешать репетировать. Мы объявили о создании группы нашему завучу – замечательной женщине, Татьяне Федоровне Болдыревой, которая очень хорошо ко мне относилась, несмотря на все наши выходки. Она сказала: «Ну хорошо, попробуйте!» – и нам разрешили два раза в неделю, после уроков, когда актовый зал свободен, проводить там репетиции. В общем, мы подключали две этих колонки и два микрофона. Также еще был один усилитель поменьше, УМ-50А[16], и при нем какая-то маленькая колоночка – через него мы включали бас-гитару, а гитары подключались через два магнитофона. По суммарной мощности во всей этой системе мы выдавали Ватт до 100, но нам и это казалось громким. Ударной установки не было вообще. Мы просто взяли в пионерской комнате два барабана,– они так и назывались «пионерскими», на них барабанщики играли на линейках марши,– и я поставил их на две табуреточки из школьной столовой, на которые они очень удобно вставали. И где-то мы нашли разбитую тарелку, сделали под нее на уроках труда стойку, и вот такая получилась установка – тарелка и два пионерских барабана. Я одной рукой колотил по одному барабану, другой – по второму, и иногда отбивал ритм на этой тарелке, но в основном использовал ее как крэш (тип тарелок, используемый барабанщиком для игры акцентов или для более агрессивного ведения ритма) – для акцентов. Ну, конечно, это было смешно, но нам тогда казалось, что звучит все очень неплохо.
На первой репетиции в школе мы играли «Шизгару», а еще битловскую «Let It Be», которую Вадим Дмитриев снял на фортепиано и сам к тому же еще и спел. Нам очень понравилось, что у нас получается. Мы пригласили парня постарше, который показал гитаристам азы игры на гитаре, аккорды, ну, и я подсматривал. У нас даже в песне было соло – некий набор нот, конечно, мы не сняли прямо соло «The Beatles», т.к. нам казалось, что его исполнить нереально. Так наше дело начало развиваться. В репертуаре у нас уже было несколько песен нашей любимой группы, еще с подачи того парня, который помогал нам на первых порах, мы разучили очень известную инструментальную композицию «Surf Rider» группы The Ventures (он показал нам партии гитар и баса) и сыграли ее достаточно точно – как мы потом поняли, когда услышали запись этого трека.
Буквально через месяц, когда у нас еще был совсем небольшой репертуар, кто-то нам сказал, что есть возможность сыграть на танцах (тогда дискотек еще не было). Порой в школе устраивали вечера танцев для старшеклассников, но иногда туда разрешали прийти и семи-восьмиклассникам. Вот как раз для 7–8 классов решили устроить такой вечер танцев в честь окончания первой четверти, и мы сказали, что с удовольствием сыграем. И вот настал этот час.
Я не помню сами ощущения во время нашего исполнения, но зато помню, что прошло все хорошо, всем очень понравилось, и нас сильно воодушевило это выступление. Вот в зале выключили люстры, освещена только сцена, и тут мы выходим, начинаем играть… Реакция оказалась неожиданной. Обычно на танцах как происходит: заиграла музыка, и все начинают танцевать. А тут присутствующие, которые сами первый раз попали на такое мероприятие, начали слушать и смотреть на нас, словно удивились – как это они так могут делать? Потом, конечно, все же и танцевали тоже. Сколько мы играли – я не помню. Наверняка, конечно, что-то повторяли, но тем не менее это было наше первое выступление, боевое крещение, и мы поняли, что неимоверно круты. После этого по школе прошел слух, что вот эти восьмиклассники здорово играют, и нас примерно через неделю пригласили отыграть на танцах уже у девяти- и десятиклассников. Они нам казались гораздо старше и солиднее нас (шел 1972 год, мне тогда было 14 лет). Опять же, все прошло здорово, на нас стали обращать внимание; во Внуково начали говорить, что появилась классная группа. Названия у нас не было, и нас называли «группой 41-й школы».
Кстати, мы купили себе в «Детском Мире» вельветовые куртки без воротничков и с дерматиновыми вставками на груди черного цвета. Надевали под них белые рубашки. И выглядели ну прямо как «Битлз»!
Потом нас пригласили сыграть в другую внуковскую школу – в 13-ю. Там было чуть получше с аппаратурой, стояла почти полная ударная установка – правда, без бочки, но у них уже были хэт[17], тарелки, флор-том[18], настоящий малый барабан. Там мы прозвучали еще лучше и после этого поняли, что все у нас движется в правильном направлении. Единственное, чего нам остро не хватало, – это аппаратуры.
Нас даже начали посылать на выездные концерты. Не могу сказать, от кого исходила инициатива – возможно, от комсомольской организации. Например, был концерт на заводе – нашем авиаремонтном во Внукове («Внуковский авиаремонтный завод №400»). Для рабочих завода в какой-нибудь ленинской комнате организовывали выступление. Нас объявляли так: «Сейчас учащиеся 41-й школы сделают вам музыкальный подарок!» (обычно выступление было приурочено к празднику или какому-либо памятному событию). Так мы выезжали на эти концерты несколько раз и даже начали просить ребят из комитета комсомола завода, которые этим занимались: «Раз вы нас приглашаете, то неплохо бы и аппаратуру купить!». У нас-то самих фактически ничего не было. Бас-гитару мы брали напрокат у моего одноклассника, а ему ее сделал брат. Играть он на бас-гитаре не умел, но смастерил ее очень хорошо: выточил целиком корпус, сделал гриф, вставил лады, намотал датчики – и все это играло! Я уже не помню, насколько эта гитара «строила», но выглядела она эффектно. И струны он где-то взял, а где их в то время можно было купить, мы даже не знали.
Отмечу, что ориентироваться в плане репертуара нам было особо не на кого. Фактически мы ведь стали заниматься рок-музыкой в начале 8 класса и в силу своего возраста мало знали из того, что происходит во Внукове в этом плане, поскольку старшие ребята – старшеклассники или те, кто уже работал,– были для нас в своем роде недоступны, мы, наверное, считали себя детьми по сравнению с ними и не пытались общаться. Поэтому ориентировались мы в основном на то, что происходит в школах. В школах были группы – правда, в нашей мы стали первопроходцами в этом деле, а вот в 13-й школе группа существовала, но я не знаю, что они играли: не ходил еще тогда на школьные вечера. Поэтому мы сделали свою группу, не оглядываясь ни на кого. Еще был во внуковском ДК ансамбль – такие взрослые здоровые ребята, буквально двухметровые, как на подбор. В ДК стояла приличная аппаратура, и этот ансамбль периодически выступал. На одном из праздников я видел их выступление – они играли на площадке перед ДК. Совершенно не помню их репертуара, но тогда я считал, что звучат ребята мощно, а главное, выглядели они очень внушительно – с длинными волосами, огромного роста (или они просто казались мне такими).
Внуково ведь все-таки находится в 13км от МКАД, и, хотя прописка у нас была московская, мы все же были провинцией, а кто там в деревнях играл или гастролировал? Был недалеко от нас совхоз «Московский» (сейчас это город Московский, 7км по трассе от Внукова)– вот там тоже существовал какой-то коллектив, с названием, по-моему, «Молодость». Они играли очень здорово, профессионально, раскладывали песни на голоса, но это была группа именно в стиле советских ВИА[19], и репертуар у них состоял в основном из песен «Песняров»[20].
Еще неподалеку от Внукова есть маленький поселок Лесной городок[21]. Там была группа под названием «Лесные братья», играющая в этом поселке на танцах. Они имели довольно большую популярность и нам казались легендами – говорили, что они суперпрофессионалы, играют сложно, навороченно. Какими они были на самом деле, я не знаю, помню лишь то, что о них тогда рассказывали. Кстати, потом они играли у нас на выпускном, но тогда уже это не явилось для меня каким-то откровением.
Так прошел восьмой класс, в достаточно регулярных, 1–2 раза в месяц, выступлениях на танцах в нашей школе, а порой и в 13-й. Естественно, все это было бесплатно, но для нас самым главным являлось то, что мы могли показать свое творчество. В репертуаре у нас были песни группы Beatles, упомянутая «Шизгара», песни Creedence. Причем были песни и на русском языке – не знаю, кто их тогда переводил, мы были не первыми исполнителями. Например, песню Creedence Clearwater Revival «Who’ll Stop the Rain» мы пели так:
«Снова на свиданье не приходишь ты,
Ты – мое желанье, ты – мои мечты,
Тучи пропускают бледный свет луны,
Но я знаю – скоро вместе снова будем мы!».
Еще несколько песен в репертуаре нашей группы было мы сами не знали, откуда – кто-то нашел, кто-то пропел, где-то мы услышали – то есть мы не знали ни названия песни, ни ее исполнителя. До «Машины времени» дело еще тогда не доходило, наши песни были гораздо проще. Поскольку трое из нас учились в музыкальной студии (которая, кстати сказать, располагалась в единственном ДК во Внукове), ее директор, Давид Семенович Певзнер, пошел нам навстречу, договорился с кем-то в ДК, и нам дали репетиционную комнату и аппаратуру.