– Вам не кажется, что мы с ней сами как-нибудь разберемся?
– Да-да, извините… Просто я хотел бы тоже попросить вас стать моим адвокатом, – сказал он таким тоном, словно с каждым произнесенным словом терял уверенность в себе и под конец вовсе чуть ли не пожалел о сделанном предложении.
– Вам нужен адвокат? – Лиза вдруг поняла, что поймала крупную рыбу. Пожалуй, самую крупную за последние годы. И теперь важным было – не спугнуть. А ради этого можно пожертвовать и большими деньгами. Главное – набраться терпения и выслушать его, не перебивая, и попытаться понять, насколько будет серьезным дело, ради которого он решился на такой отчаянный шаг. Ведь, судя по обстановке квартиры, Виктор Сыров не был богатым человеком. Так, менеджер среднего звена, для которого поужинать раз в неделю в «Тройке» – дело престижа.
– Теперь думаю, что да, – произнес он уже совсем убитым голосом. – Так вы согласны?
– Чтобы принять какое-то решение, я должна знать, о чем идет речь. Не могу сказать, что я не берусь за проигрышные дела. Это не так. Берусь за разные. Но если вы убили пятьдесят человек и хотели бы (к примеру, за пятнадцать тысяч рублей), чтобы с помощью моих профессиональных способностей вас оправдали и отпустили в зале суда, – это не ко мне…
– А к кому? – машинально, как показалось Лизе, спросил он.
– К Господу Богу.
– А… Понятно. Нет, я не убивал пятьдесят человек. Я вообще не убийца. И не уверен, что могу оказаться в зале суда. Я читал о вас, что вы не только защищаете в суде, но и сами проводите расследования, помогаете людям еще на стадии следствия избежать суда…
– Рассказывайте.
– Но я должен быть уверен, что все, что я сейчас скажу, останется между нами.
– Если бы я не умела молчать, меня давно бы прибили, молодой человек, – обиделась Лиза.
– Не обижайтесь, просто я не мог не произнести эту фразу… Я напуган, мне плохо… И вы, быть может, поможете мне… Что же касается оплаты ваших услуг, так я готов заплатить вам любую сумму, даже продать квартиру!!!
Лиза была потрясена поведением Виктора и теперь молча ждала, когда же этот странный и неприятный тип разродится каким-нибудь гнусным признанием.
Он вдруг встал и бросился в прихожую, через мгновение вернулся и плотно затворил за собой дверь, словно ему важно было убедиться, что они в квартире одни и их никто не сможет услышать.
Лиза поудобнее устроилась на стуле.
– Понимаете, Лиза…
Он выбрал это обращение, как она поняла, лишенное всякой официальности, чтобы было проще доверить ей нечто такое, что заставляло его сейчас так сильно волноваться, что омрачало его жизнь – он готов расстаться со своей квартирой! Заплатить столь высокую цену! Не значит ли это, что он знает о себе нечто такое, за что ему светит тюрьма?
Лиза, которой довольно часто приходилось встречаться с людьми, попавшими в экстремальные обстоятельства, почувствовала и здесь аромат преступления.
И вдруг не выдержала. Словно разгадывая в уме сложный и запутанный ребус, она вдруг вместо того чтобы все же дотерпеть и дождаться его признания, тихо спросила:
– Мила?
И совсем не удивилась, когда он легко, осторожно кивнул головой.
Мысли ее заработали еще быстрее. Он не убил ее, нет. Иначе не стал бы признаваться. Слишком это опасно. Нет никакой гарантии, что она будет его покрывать. Защищать – да, но, если убийство очевидно, как бы она его ни отмазывала, ничего не сделаешь. Особенно если обнаружатся улики.
Значит, не убийство. Но что-то, что могло подтолкнуть Милу Казанцеву к самоубийству.
– Вы думаете, я не понимаю, зачем вы ко мне пришли? Уж, во всяком случае, не для того, чтобы расспрашивать меня о поведении Лены в последние месяцы… Вас это вообще не интересует. К тому же она женщина положительная, открытая, и все, что вы хотели бы узнать, уже давно узнали, не так ли? У нее в школе все в полном ажуре. Она на хорошем счету, и это предсмертное письмо, как я уже говорил, не имеет к Лене никакого отношения. Во всяком случае, я так думал… Но теперь, – Сыров говорил быстро, проглатывая слова и чрезвычайно нервничая, вращая глазами, как если бы проверяя их на прочность и невозможность все же вылезти из орбит. – Но теперь, после того, как до меня начало доходить, что Мила мертва и что убить ее могла именно Лена… Словом, я уже и не знаю, что мне думать. Но я не виноват. Не виноват!!! Я знаю, почему вы пришли сюда, мы живем в современном мире, все смотрят криминальные сериалы… Мы все знаем, до какой степени элементарно сейчас найти биологические следы и все такое… Значит, вы нашли и пришли ко мне… Но сразу скажу, в ее квартире мы бывали редко, очень редко. Мы же понимали, что нас там могли застукать. И инициатива, как ни странно, принадлежала Миле, а не мне!
Лизе показалось, будто бы ее окунули головой в воду, а потом позволили вынырнуть – настолько ей не хватало воздуха.
Ну вот и все, собственно говоря. Она и сама не могла понять, как могло получиться, что ее визит к Сырову, который, как она ранее предполагала, явится лишь потерей времени и констатацией факта, что Лена связалась, мягко говоря, с «не тем мужчиной», явится для самого Сырова настоящей бомбой, сигналом к действию!
Она собиралась обманным путем собрать в этой квартире следы Милы Казанцевой – волос, заколка, носовой платок, пятна на простыне или полотенце… Она готова была уговорить Глафиру (хотя ее на это и уговаривать-то не надо было!) выманить Сырова из дома, чтобы предоставить самой Лизе возможность тщательно осмотреть квартиру и личные вещи, а тут вдруг такой подарок судьбы! Еще минута, и он признается в том, что совратил девочку.
Она решила ему помочь:
– Скажите, Виктор, как долго продолжалась ваша связь с Милой Казанцевой?
11
15 февраля 2010 г.
– Значит, говорите, что соседи ваши – люди приличные, тихие, не шумят, не пьют…
Глафира ходила по подъезду дома, где жили Шляпкины и Казанцевы, и опрашивала соседей. Дело это представлялось невероятно скучным, поскольку все соседи, как правило, были похожи друг на друга «норковой» болезнью. То есть никто не хотел особенно высовываться из норки и кому-то что-то рассказывать. Люди в возрасте либо вообще не открывали двери, напуганные многочисленными телевизионными репортажами о грабителях и убийцах. Некоторые, приоткрыв дверь и высунув нос, сами пытались задать вопросы: на самом ли деле в доме произошли убийства? Убили школьниц? Значит, сами виноваты. Казанцева Мила? Да, знаем такую, хорошая такая девочка, здоровается. Семья не бедная…
Глафира спустя час после первой попытки выяснить что-то у соседей, нашла им удачное, на ее взгляд, определение: замороженные. Люди, с которыми она говорила, были какие-то полуживые, равнодушные, вялые, сонные…
«Я сама скоро усну», – подумала она, давя изо всех сил пальцем на очередной звонок. Как раз этажом ниже квартиры Шляпкиных.
Дверь открыла молодая женщина. Глафира представилась помощницей адвоката, ведущего дело о самоубийстве Казанцевой и Шляпкиной. Она довольно часто произносила это словосочетание, отлично понимая, что, в сущности, было бы куда естественнее, если бы расследование проводил все же следователь, а не адвокат. Но до сих пор все проходило без замечаний и комментариев. Вот и на этот раз слово «адвокат» (если разобраться, то в деле о самоубийствах вообще как будто бы нет места адвокату) не произвело на соседку никакого впечатления.
– Да-да, я слышала об этих трагедиях… Проходите, пожалуйста.
И женщина, кутаясь в длинный купальный халат, сделала приглашающий жест.
– Хотите кофе?
– Можно.
– Меня зовут Татьяна. Знаете, не могу сказать, что я подруга Валентины, но мы общались… Да. И вот теперь, когда она осталась совсем одна, я даже не представляю, как буду с ней разговаривать, о чем…
Глафира поняла, что речь идет о несчастной матери погибшей Тамары Шляпкиной.
– Думаю, будет естественно, если вы с ней поговорите о Тамаре, – с уверенностью сказала Глафира. Ее работа в качестве помощника Лизы Травиной не прошла даром – довольно часто сталкиваясь со смертью, она не могла не почерпнуть из общения с людьми, обращавшимися к Лизе, какие-то знания в области психологии.
– Вы полагаете? Разве я не причиню ей боль?
– Ей причинили столько боли, что она, конечно, не скоро оправится. Но потом, когда пройдет какое-то время и она до конца осознает всю глубину потери, ей просто необходимо будет с кем-нибудь говорить о дочери. Татьяна, скажите, что вы можете рассказать о семье Казанцевых?
– Ах, да… Конечно. Семья на редкость благополучная. Почему на редкость? Просто как-то все идеально. И главное, как это ни странно вам покажется, – это отношения самих супругов Казанцевых. Ведь муж Ирины – крупный чиновник, известный в городе и уважаемый человек, и при его занятости он мог бы… как это выразиться… забросить семью. Но вы спросите любого, кто знает Ирину или Павла, – они прекрасная пара, любят друг друга. Нет, они не демонстрируют, не выставляют свои отношения напоказ, но все равно это чувствуется во всем. В разговоре друг с другом, во взглядах, особой манере близких людей понимать друг друга с полуслова. К тому же оба спокойные, уравновешенные и на вид очень счастливые, понимаете? Вот и дочь получилась красавица, умница. Да если бы даже она и недобрала каких-то там баллов или не знаю чего там до золотой медали, то все равно могла бы без всякого блата поступить в любой вуз страны, уж поверьте мне. Толковая была девочка, все схватывала на лету. Мало того что природа наделила ее умом, так она была еще и организованна, усидчива. Все это мне рассказывала в свое время Валя Шляпкина. Дело в том, что Тамара ее не такая, как Мила. Более живая, что ли… Господи, как ужасно все это звучит сейчас, когда она мертва. Словом, Валя всегда ставила Милу в пример своей дочери. Конечно, это никому не понравится, но, по-моему, Тамара к этому относилась спокойно. Ну, способнее, и что? Тамара считала себя более женственной, что ли, более мягкой и доброй. Но все это тоже, как вы понимаете, со слов ее матери. Я же от себя могу добавить, что красота Милы была на самом деле какая-то холодноватая, чувствовалось, что она даже, если и влюбится, не станет стелиться перед мужчиной. Что у нее на первом плане мозги, а потом уже чувства.