кет принес мужчина по имени Роман. Цветы стоили целое состояние. И букет этот вряд ли относился к трагическим событиям семьи. Розы были красные, и между стеблями еще виднелись обрывки золотых кудрявых лент, как воспоминания о празднике и несбывшихся надеждах…
Сначала Глафира задавала общие вопросы: какой была Тамара? С кем дружила? Как училась? В каких отношениях была с соседкой Милой? Получалось, что Тамара Шляпкина была ученицей прилежной, но не отличницей, и, уж конечно, не тянула даже на серебряную медаль. Свои любовные истории, связанные с одноклассниками или мальчиками из параллельных классов, всегда переживала бурно, плакала, злилась, если узнавала, что ей изменили, но потом быстро все забывала и возвращалась к прежней жизни. По натуре была девочка жизнерадостная, очень добрая, импульсивная, взрывная и одновременно отходчивая, жалостливая, веселая, любила наряжаться, обожала сладкое. К своей соседке Миле Тамара относилась немного с завистью, поскольку не могла себе позволить покупать такие же дорогие вещи, как у нее. К тому же понимала, что не обладает таким умом и усидчивостью, как соседка. К зависти примешивалось и уважение. Доверительные отношения с матерью считала нормой и не понимала, как это можно от мамы скрывать какие-то свои личные переживания.
– Скажите, Валентина, она как-то комментировала дружбу Милы с Тиной?
– Конечно! Да эта дружба всем бросалась в глаза. Они же даже внешне были такие разные…
Глафира вдруг подумала, что самый интересный разговор о дружбе двух таких разных девочек проведет Лиза. Может, именно эта беседа и приоткроет тайну смерти Милы?
– …она опекала ее…
– Извините, кого?
– Да Тину, конечно! Все в классе знали, что Тина бедствует и что за такой вот агрессивной, я бы сказала, внешностью скрывается глубоко несчастное существо. Я больше чем уверена, что ей иногда и поесть-то нечего. Посудите сами. Отец выпивает и вообще какой-то никакой. Вроде бы зарабатывает какие-то деньги, кажется, машины ремонтирует, но все забирает его новая молодая жена, которая чуть постарше Тины. Вот и представьте, какая обстановка дома. Я знаю, что Тина очень любит щи. Это мне Томочка рассказывала. Но чтобы сварить щи, так много надо всего купить, а денег нет… Вот она и приходила сюда иногда, сразу после школы, чтобы пообедать с Тамарой. Я вам так скажу. Здесь она чувствовала себя спокойно, понимаете? И воспринимала Тамару как близкого человека. Близкого и невредного, что ли. А вот в присутствии Милы почему-то всегда нервничала, воображала, вела себя неестественно. Чувствовалось, что она очень дорожит ее обществом и даже боится ее потерять, с одной стороны, а с другой – постоянно придумывает что-то, чтобы быть интересной Миле. Я все это знаю со слов Томочки, конечно.
– А сами что можете сказать? Зачем Миле была нужна эта дружба?
– Думаю, ей хотелось какого-то контраста, понимаете? Образно говоря, хотелось окунуться с головой в грязь, чтобы лишний раз прочувствовать ту высоту, на которой она находилась по отношению к Тиночке. Хотя не исключаю, что Тина с присущей ей общительностью и полным отсутствием комплексов могла ввести Милу в круг своих дружков.
– А что, у Тины были дружки?
– Да все знают, что она уже давно встречается с парнями. Я всегда Томе говорила – смотри, не ходи никуда с Тинкой…
Валентина вдруг замерла, потом стала хватать ртом воздух. Ей стало нехорошо, и Роман, который присутствовал при беседе, бросился к ней, обнял и прижал к себе.
– Господи, я не могу поверить, что ее нет… – услышала Глафира приглушенный голос. – Говорила сейчас так, словно ничего не случилось… Отвечала на вопросы, словно Томочка где-то рядом, должна прийти из школы и подтвердить все то, что я рассказала про Милу и Тиночку… Рома, мне кажется, что я схожу с ума…
Глафира и вовсе почувствовала себя самозванкой на чужих поминках. Впору было уходить, как она вдруг услышала.
– Извините… – Валентина отстранила от себя Романа, выпрямилась, поправила волосы, как человек, из последних сил пытающийся взять себя в руки. – Извините, я же понимаю, что вы на работе и все те вопросы, что вы задаете, направлены в первую очередь на того, кто убил наших девочек… Вы же не сомневаетесь, что это убийство?
– И Мила, и ваша дочь Тамара погибли от адилина, яда, которым усыпляют животных в ветеринарных лечебницах. То есть яда, который при желании можно найти в городе… Этот яд был помещен в желтые капсулы из-под витамина С. Скажите, Валентина, вы случайно не видели у себя в доме подобные капсулы? Тамара ничего не говорила вам о витаминах?
– Нет, ничего такого не видела, ни о каких витаминах она не говорила. Вот если бы зимой, то да, при простуде мы постоянно пьем какие-то витамины. Но не аскорбинку, а другие, где целый комплекс… Я понятия не имею, где она могла раздобыть этот витамин… И что, Мила тоже отравлена адилином?
– Да. Может, они встретились, поговорили о витаминах и кто-то кому-то их дал? Или же им кто-то дал? Или Тамаре дали, а она поделилась с Милой… или наоборот: Миле дали, а она по-соседски поделилась с Тамарой… Они же девчонки, им что ни дай, какие-нибудь волшебные таблетки от прыщей или что-нибудь в этом духе…
– Постойте. Вы сказали – прыщей?
– Это я так, к примеру…
Губы Валентины затряслись.
– У Томочки было чистое белое личико, ни единого прыщика… У Милы – тоже. Правда, им обеим казалось, что они толстые, представляете? Это по сравнению с тощей Тинкой! Рома, – она повернулась к Роману, лицо ее при этом выражало страдание, – прошу тебя, принеси, пожалуйста, воды… Что-то в горле пересохло.
Роман с готовностью вскочил с места и быстрым шагом вышел из комнаты.
– Валентина, могу я спросить, кем вам приходится этот мужчина? – набралась наглости Глафира, представляя себе, как призрак Лизы показывает ей из угла кулак. – Брат? Родственник? Насколько нам известно, вы не замужем.
– Это мой коллега по работе, – немного растерялась она. – Хотя нет, не совсем так… Еще пару дней тому назад он был для меня лишь коллегой, но сегодня все изменилось… Моя личная жизнь, которая долгие годы не хотела налаживаться… Словом, я встретила человека, мы полюбили друг друга, и произошло это накануне смерти Томочки… Скажите, это что – плата за женское счастье? Неужели все женщины платят такую высокую цену?
– О, нет, что вы! – всплеснула руками Глафира. – Что вы говорите?! Просто такое трагическое стечение обстоятельств. Другое дело, что найти сейчас слова утешения просто невозможно. Да и нет таких слов…
Вернулся Роман со стаканом воды. Валентина благодарно кивнула головой, сделала несколько глотков.
– И все же, Валентина, вы не можете вспомнить какое-нибудь событие, какую-нибудь деталь, которая удивила бы вас… Может, Тамара рассказывала вам что-нибудь из жизни Милы? Или Тины?
– Подождите… дайте-ка вспомнить… Да, кое-что произошло. Не могу сказать, что это меня удивило. Ведь у Тины вечно какие-то проблемы… Так вот, не скажу, что это случилось недавно, но все равно, может, это и поможет… Между Тиной и Милой что-то произошло, возможно, конфликт… В начале февраля. Я очень хорошо помню этот вечер, потому что у меня получилось великолепное тесто… Вот прямо невероятно поднялось, и пирожки оказались на редкость вкусные. Знаете, мы же жили вдвоем, и так всегда хотелось, чтобы ну хоть кто-нибудь зашел, случайно, чтобы угостить… Но наступил вечер, так никто и не пришел. Я знала, что в тот день родители Милы в Москве, на юбилее друга Павла, и Мила оставалась одна. Вот я и сказала Томочке, чтобы она пошла к Миле, угостила ее пирожками. Знаете, это у нас обычное дело. Не могу сказать, чтобы мы дружили, нет, но так иногда по-соседски общались. К тому же наши девочки учились в одном классе… Так вот. Тома вышла с тарелкой с пирожками и очень быстро вернулась. Ну очень быстро. Я еще спросила, почему? Что, Милы не было дома? Она спокойно ответила, что все в порядке, Мила благодарит меня за пирожки… Она пошла в свою комнату, и я услышала, как она разговаривает с кем-то по телефону. Буквально несколько слов, которые мне показались довольно странными. Что-то про черепа.
– Что? – не поняла Глафира. – Какие черепа?
– Вот и я тоже не поняла. Черепа, говорит, о которых ты знаешь… Или что-то в таком духе. И еще услышала, как она сказала кому-то, что это точно он. Вот точно, говорит, это он у нее. Я же не могла зайти и спросить, о ком она разговаривает. Мало ли о… Разве могла я тогда предположить, что ее не станет?
– И что было потом?
– Ах, да… Потом Томе кто-то позвонил. И она повторила про черепа. Чуть позже вышла выносить мусорное ведро, и ее довольно долго не было. Я подошла к двери, чтобы окликнуть, мало ли что, вдруг в подъезде кто чужой или преступник какой… У меня тогда даже сердце застучало, я представила, что на Томочку напали… У нас подъезд вроде тихий, но всякое случается. И вдруг я слышу: «Не сходи с ума, Тина! Он этого не стоит. Прошу тебя, пойдем, иначе может случиться непоправимое… На улице холод и ветер… ты на самом деле можешь простудиться. А я-то дура какая? Зачем позвонила и рассказала? Теперь, если что и случится, я себя буду винить. Тина, пожалуйста, вставай!» Знаете, почему я запомнила? Потому что услышала про Тину. И поняла, что там, за дверью, Тина. Пришла к Томе поздно и, видимо, не решалась войти. Ну, потом, конечно, вошла, смущалась ужасно…
– Как вы сказали? «Он этого не стоит»?
– Ну да, что-то в этом роде. Подумала еще тогда, что, видимо, у Тины проблемы в личной жизни, кто-то ее бросил. Да и как не бросить, когда на ней пробы негде ставить… Ну вот. Пришла она. В тонкой курточке и легкой обуви. На улице – мороз и ветер. Погода – мерзейшая. Продрогла вся. Губы синие.
– Извините, повторите еще раз то, что вы сказали…
– Я сказала, что губы синие.
– Нет, раньше… Все, что вы услышали от Тамары.
– Сейчас… Вот. «Не сходи с ума, Тина! Он этого не стоит. Прошу, пойдем, иначе может случиться непоправимое… На улице холод, и ты можешь простудиться. А я-то дура какая? Зачем позвонила и рассказала? Теперь, если что и случится, то я себя буду винить». Кажется, так.