– Ты извращенка, – говорила про нее Глафира и была, скорее всего, права. – Посмотри на нас с Адамом, мы вот постоянно вместе и еще не надоели друг другу. Признайся, ведь ты же боишься этого больше всего на свете. Тогда, скажу тебе, вы просто не любите друг друга.
– Ты вернулась вчера поздно, уставшая, даже не поужинала… Знаешь, мне захотелось тогда, когда ты легла, сказать тебе, что я не хотел бы, чтобы ты вообще работала… Неработающая жена, которая ждет тебя дома, – мечта каждого мужчины. И не верь, если я говорю тебе обратное. Ну, так как? Что там у тебя нового?
– Ты о чем? О моих делах или о том, чтобы мне бросить работу?
– И о том, и о другом, и поподробнее.
– Может, когда-нибудь я и брошу работу. Когда пойму, что мне хочется деток, и много. Вот тогда уже преступлением с моей стороны будет бросить их и отправляться в суд, чтобы защищать чужих людей. Но пока что детей не предвидится, хотя, поверь мне, я не препятствую… Просто пока не получается, честно. Что же касается самоубийства школьниц, то никакие это, конечно, не самоубийства. Девочек отравили. Мы с Глашей потратили много сил и времени, чтобы выяснить образ жизни девочек, чем они жили, дышали, чем занимались, с кем встречались… И получалось, что…
И тут Лиза, сделав большой глоток кофе, вдруг отодвинула от себя чашку и замерла, уставившись в одну точку.
– Скажи, Дима, а почему это мы решили, что убили или хотели убить и убили именно Милу, а Тамара умерла случайно, а не наоборот?
– Интересная мысль, – засмеялся Дмитрий, мало что знающий по этому делу. – На самом деле!
– А что, если убийство Тамары и было настоящей целью преступника, а Мила убита просто для отвода глаз, чтобы все думали, что именно ее смерть важна…
– Лиза, ну что ты такое говоришь? Кому понадобилось вообще убивать школьниц? И зачем?
– Затем хотя бы, чтобы они молчали, понимаешь? Один из фигурантов дела, жених той самой учительницы, которую обвиняют в доведении до самоубийства, был любовником Милы. Вот только непонятно, кто кого совратил. Послушать этого Сырова, получается, что Тина нарочно привела ее к нему, чтобы тот лишил ее невинности.
– Не понял… Так кому понадобилось лишать ее невинности?
– Понимаешь, они находились в таком возрасте, когда сами уже решают, расставаться с девственностью или нет. Возможно, сработал инстинкт отличницы – не отставать от других. Ведь она всегда шла впереди всех сверстников, понимаешь? Причем практически по всем жизненным пунктам: учеба, внешность, благосостояние. У нее имелся всего лишь один пробел – полное отсутствие личной жизни. И об этом знали и говорили все. Спрашивается, что ей мешало завести приятеля? Я много думала об этом и пришла вот к какому выводу. Она была настолько умна, что не могла опуститься до дружбы со своим сверстником, с которым ей было бы скучно и которого она бы просто подавила. И опасалась отношений с незнакомыми, более взрослыми парнями в силу своего воспитания, скажем так. А тут Тина рассказывает ей о своих похождениях, причем представляет Сырова не как любовника в прямом смысле этого слова, ведь ни Сыров, ни Тина никогда не любили друг друга. Сыров для Тины – источник удовольствия и денег. Тина же для Сырова – просто девочка для удовлетворения инстинктов. И тот факт, что она несовершеннолетняя, лишь усиливает удовольствие.
– Лиза!
– А что? Я говорю чистую правду. Думаешь, я мало защищала таких негодяев и ничего не понимаю? Так вот. Все это – элементы взрослой жизни, как раз то, чего не хватает в жизни Милы. Она же не может в силу своего характера в чем-то отставать от Тины. Она тоже должна испытать все то, что испытывают другие девочки, перешагнувшие определенную грань. И как же это сделать, чтобы никто не узнал? И чтобы подняться в глазах той же Тины, которая заглядывает ей в рот и знает, что интересна именно этим? Выход один. Войти в круг знакомых Тины, познакомиться с тем же Сыровым, который, что бы ни случилось, будет молчать.
– Другими словами, она собиралась стать женщиной не по любви, а физиологически, так?
– Да. Никаких чувств. Просто для того, чтобы приобрести опыт в этих делах, не более. И тут случается то, чего никто из девочек не ожидал. Сыров, мрачный и мерзкий циник, влюбляется в Милу не на шутку. И все это происходит на глазах Тины. Тина, которая никогда не любила его и, быть может, презирала, но которой нужны были его деньги, приревновала к Миле. Это неудивительно. Хотя надо бы вернуться вообще к Тине. Поначалу, я так предполагаю, когда Мила высказала ей свое пожелание познакомиться с Сыровым, о котором Тина ей много рассказывала (выдавая свою и чужую тайну, грозящую, между прочим, Сырову большим сроком), Тина, я думаю, в душе даже обрадовалась. Ведь если до этого она считала себя чуть ли не шлюхой на фоне чистенькой и девственной Милы, которую просто боготворила…
– … и завидовала, – заметил Дмитрий.
– Хорошо, завидовала. И своими рассказами она, быть может, собиралась как-то возвыситься в глазах подруги: мол, смотри, какие у меня любовники… А у тебя таких нет, и вообще у тебя, кроме книжек, ничего нет. И когда Мила захотела тоже попробовать на вкус взрослую жизнь, Тина обрадовалась, предвкушая немыслимое удовольствие от действа, которое должно было развернуться на ее глазах – падение Милы. Пытаясь представить себе, что будет, если Мила останется наедине с Сыровым, он лишит ее девственности, она видела заплаканную подругу, что называется, поруганную и обесчещенную… К тому же она понимала: если Мила разочаруется в том, к чему пока что стремится, и захочет наказать Сырова, то здесь и Тина сможет нагреть руки – они вместе вытрясут из Сырова денежки… Аромат шантажа так и витал в воздухе. Но вышло совсем не так, как предполагала Тина, изо всех сил старавшаяся помочь своей подружке встретиться с Сыровым.
– Постой. А как они встретились? Тина сама ее привела к Сырову?
– Представь себе, они познакомились совершенно случайно, на улице. Сыров прогуливался по городу и увидел девчонок в летнем кафе. Подсел и принялся заигрывать с Милой, игнорируя Тину. Повторяю, поначалу это ее забавляло, она подыгрывала, хотя они обе знали, кто он. Уверена, что, отлучившись в туалет, они имели возможность переброситься парой слов… То есть если Мила была предупреждена, что это за мужчина, то сам Сыров, конечно, ничего не знал о том, что Тина рассказала Миле об их связи. Хотя потом-то, конечно, он понял, что Тина не молчала… Вернее, он этого страшно боялся.
– И что случилось потом? Он изнасиловал Милу?
– Не спеши. Говорю же, с Сыровым начало происходить то, чего он и сам от себя не ожидал. Он влюбился в Милу, оказывал ей всяческие знаки внимания, да просто с ума сходил! Да, он стал ее любовником, но уверена, что вел себя с ней совсем не так, как прежде с Тиной. Думаю, был нежен и ласков, как мужчина, который любит. И подарки ей дарил. Однако Мила не собиралась принимать его чувства. Она не любила его, он нужен был ей совсем для другой цели – она набиралась опыта. Сыров страдал. Тина тоже, она ревновала, как ревнуют женщины. И он об этом догадывался. А потому понимал, что она может мстить. Но самое страшное (и это было бы ее настоящей, серьезной местью), что могло с ним случиться, это если Тина напишет заявление в милицию о том, что ее изнасиловал Сыров. Или что склонял к сожительству…
– Постой, ты так подробно и в красках рассказываешь мне о любви этого развратника к школьнице, что я совершенно забыл о том, что он являлся одновременно женихом той самой учительницы физики…
– Ну да! Вот и я о том же.
– Но он продолжал встречаться с ней?
– С Леной? Да, конечно. Но не так часто, как прежде. И, что самое удивительное, Лена ничего не замечала.
– И ты ей поверила! Лиза, не будь такой наивной! Ведь это же гениальное убийство!
– В смысле?
– Представь себе. Живет себе учительница, такая вся из себя благообразная.
– Да, Лена именно такая. И что?
– У нее налаживается личная жизнь. Тот Сыров… как он собой?
– Очень даже ничего. Можно назвать даже красавцем, – усмехнулась Лиза.
– Вот! Лена любит его всем сердцем…
– Да, забыла тебе рассказать одну деталь. В тот вечер, когда девчонки должны были прийти к нему в гости, а у него собственная квартира… Так вот, он накануне позвонил Лене и попросил привести квартиру в порядок.
– Вот!!! Я так и думал, что этот циник ни перед чем не остановится. И что чувства невесты его уж точно не волнуют.
– Постой, Дима, ты хочешь сказать…
– Да! Я хочу сказать, что Лена, конечно же, все знала о похождениях своего жениха, но тщательно скрывала. Она мучилась, бедняжка, переживала и не знала, как поступить. Но и терпеть дальше эти унизительные для нее измены тоже не могла.
– И что?
– А то, что это она могла отравить Милу. И записку оставить или ее заставить написать… Да миллион способов существует, чтобы заставить написать такую записку…
– Миллион? Что-то я ни одного не могу придумать.
– Мила могла для кого-то написать ее, вроде как черновик, понимаешь?
– И что дальше?
– А то, что репутация этой Лены, твоей учительницы, – кристально чистая, не так ли? И никому в голову не может прийти поверить этой записке. И уж тем более что сама учительница отравила свою ученицу. Но чтобы вернуть жениха, женщина способна и не на такое.
– Дима, по-моему, ты загнул.
– Да ты сама представь себе, что я, к примеру, не просто встречаюсь с молоденькой девчонкой, а собираюсь на ней жениться!
– Кстати говоря, он и собирался жениться. Правда, понимал, что ему никто ее не отдаст, в смысле, родители…
– Вот! Ты мне скажи, ты будешь бороться за меня?
– Если ты изменишь мне со школьницей? Нет, Дима, не буду. Просто развернусь и уйду.
– А если увидишь свою соперницу, какие чувства будешь испытывать?
– Дима, прекрати!
– То-то и оно, что тебе захочется ее убить.
– Я не убийца.
– Никто и не рождается убийцами, ими становятся.
– Дима, мне неприятен этот пример… И я не собираюсь представлять тебя в объятьях школьницы.