— При моих размерах и росте мне вряд ли пойдет широкая юбка. — В голосе Дженнифер прозвучала надежда.
— Ерунда, — ответила Габриелла, — вам идет полнота. Я чуть изменю фасон. Если я подниму линию бедер на четверть дюйма, вы не представляете, как оно вам пойдет.
— Правда?
— О да. Я могу показать вам фотографию невесты, стоящей в похожем платье, где рядом нет ни дерева, ни машины, чтобы можно было сравнить размеры, и вы ни за что не догадаетесь, какого она роста.
— Это здорово. — Помолчав, Дженнифер добавила: — Я вообще-то собираюсь похудеть, килограмма на три. Это не испортит ваши расчеты?
Габриелла сдернула платье с вешалки и сказала:
— Милая моя, для меня не играет роли, на сколько вы похудеете. Моя задача — сделать так, чтобы вы выглядели сказочно. Но если вам хочется сбросить пару килограммов к свадьбе — отлично. Мы назначим дату примерки, я сделаю образец платья из коленкора и подкладки — так всегда можно изменить пропорции. Я также скажу вам, какой для вашего роста и телосложения идеальный вес. За месяц до такого важного события, нельзя садиться ни на какие жесткие диеты.
Дженнифер кивнула, от широкой улыбки на ее щеках появились две глубокие ямочки счастья. Такие волшебные слова: «Моя задача — сделать так, чтобы вы выглядели сказочно». Я тоже заулыбалась. Когда мы с Габи только познакомились, она рассказала мне, что думает о своей работе: «Моя работа не так важна для человечества, как работа доктора или пекаря. Но все-таки она тоже нужна людям». И оказалась права.
— Что вы думаете насчет этого платья?
Дженнифер крутилась передо мной — хотя нет, это слово не подходит для описания ее королевских движений. Я снова улыбнулась. Ее было не узнать. Где та женщина в темных бесформенных брюках, которую я встретила в прихожей? Юбка спускалась фалдами, корсет обтягивал и стройнил, оборки кокетливо колыхались. Платье было из ткани светло- кремового цвета, сзади проходила дразнящая линия маленьких пуговок, спереди лиф был декорирован очень скромно, на этом фоне ее темные волосы сияли, и даже очки в совиной оправе стали сексуально поблескивать.
— Вы прекрасны, — сказала я.
— Ох! — Она прижала руку к груди, второй помахала перед своим лицом: — Не говорите так, а то я расплачусь.
Габриелла засмеялась:
— Вот что делает с женщиной «ее» платье. От него плакать хочется.
Дженнифер тоже засмеялась и покачала головой:
— О, Боже мой, мне в нем так… поразительное ощущение… снимать не хочется… ну, не знаю, а вы что думаете, вы уверены, что я?..
Я улыбалась и кивала. Боже мой, всего час назад я впервые увидела эту женщину, а теперь у меня не хватало слов, чтобы высказать свое потрясение. Странно. Габи много рассказывала о женщинах типа Дженнифер. Все они карьеристки, деловые женщины, занимают руководящие посты, тратят целые состояния, летая туда-сюда по миру, но когда дело доходит до принятия личного решения, они не могут сделать его самостоятельно. У них не было времени заниматься самоанализом. У них не было времени на себя. Они не привыкли прислушиваться к своим ощущениям. А когда Габриелла Гольдштейн заставляет их это делать, они удивительно покорны ей. Теперь мне показалось, что это довольно грустно — люди, не привыкшие думать о себе, о личном счастье.
Я сидела, как будто погруженная в туман, пока Дженнифер переодевалась в свою обычную одежду и договаривалась о следующем визите к Габриелле. Эта женщина уходила, ступая по земле легкими шагами, молодея с каждой минутой. Габи вернулась в гостиную.
Я быстро проговорила:
— Мне было очень приятно оказаться свидетельницей всего этого. Правда… так трогательно.
Меня тут же передернуло: эта фраза была для меня так нехарактерна! Я действительно верила в то, что говорю, а вовсе не пыталась подлизаться к невестке. Даже меня удивили мои слова, что уж говорить о Габриелле:
— Да, как же, — в раздражении у Габриеллы всегда раздувались ноздри, — все мы прекрасно знаем твое отношение к браку.
— Ну, может, вам только кажется, что вы знаете.
— Не надо сказок! — снова не поверила Габриелла. — Ты знаешь, я тоже начинаю с тобой соглашаться. — Она помолчала. — Тебе не нужно было отсылать вчера сюда своего брата, я его тут же вышвырнула.
— Не может такого быть! Какой ужас! — Я изогнулась в кресле, как банан.
Габриелла сбросила с ног туфли-лодочки серебряного цвета и положила напедикюренные ноги на газетный столик.
— Почему не может такого быть? Люди все время разводятся. Вспомни себя.
Я опустила глаза. Да, я вышла замуж, не послушав ничьих советов. В итоге, когда этот союз распался, отовсюду только и слышалось: «Мы тебе говорили!» Мне пришлось все это проглотить. Считается, что молодежи свойственно легкомыслие. Но это не так. В двадцать лет все переживаешь очень остро. Только когда Джек ушел, я вдруг поняла, что могла и хотела провести с ним рядом всю свою жизнь, но не смогла сохранить семью, и теперь мне придется быть самой по себе. Разве это не удар? Развод в нашей семье считался позорным пятном. Я знала, что, по мнению отца, погубила его репутацию. Тем не менее, он нанял для меня адвоката, который интересовался только одним: «Где те деньги, которые вы могли бы получить при разделе имущества?» Как будто у меня что-нибудь было. Да мне было бы наплевать, даже если бы Джек забрал все!
Я поморгала и снова подняла глаза. Посмотрев на Габриеллу, поняла: ей было некомфортно. Было ясно, что она не собирается прощать мне ни истории с Джудом ни того, что я сестра Оливера, вообще ничего. Я решила уйти. И даже сделала три шага к двери. Но тут же остановилась. — Нет, — я упрямо мотнула головой. — Вот я смотрю на тебя и вижу женщину, которая однажды рассказала мне, что спит и видит подвенечные платья, что во сне она видит органзу и кружево, а утром просыпается и вспоминает приснившуюся модель. Я вижу перед собой женщину, которая, когда узнала, что я развожусь с Джеком, не могла с этим смириться до последнего. Кто мне говорил, что, если люди не хотят мириться с чем-то, значит, они просто не хотят работать над собой? Кто мне говорил, что мечтает, чтобы люди были более терпимы друг к другу? И что только если ты нашла «своего» мужчину, только тогда ты реализовалась в жизни? Женщина, которую я вижу, говорит своим клиенткам-невестам, что подвенечное платье — символ самого важного дня их жизни, и мы делаем наряд неповторимым, потому что он должен быть таким же незабываемым, как и сам день свадьбы. И еще эта женщина не боится предупреждать своих клиенток, что платье тут — не самое важное, что главное — это он и она, соединяющиеся, чтобы стать единым целым. И что счастливый день свадьбы будет ярким, но он окончится, а потом однажды наступит время, и оба возненавидят день, когда невеста надела подвенечное платье, но и этот день пройдет! Жизнь пойдет дальше: могут возникнуть финансовые проблемы, другие трудности, родятся дети — или не будет детей, — но все это станет проверкой прочности отношений. И если женщина любит своего избранника, она не должна принимать скоропалительных решений, так же как она не должна торопиться с выбором подвенечного платья.
Габи не спускала с меня глаз:
— Я не хочу, чтобы он уходил, — сказала она сквозь стиснутые зубы. — Я этого не вынесу.
— Да никуда он не уйдет. Он слишком сильно любит тебя. Но вам надо поговорить, серьезно и спокойно. Обсудить, как изменить то, что надо менять.
Габи опустила голову:
— Можешь дать мне платок?
Я побежала к туалетному столику. Села возле него и сама немного поплакала. Завелась у меня такая дурная привычка, теперь не отвыкнуть, как от сладкого. Утирая нос, я поняла, как важно для меня, чтобы брак Габриеллы и Олли был счастливым.
Потом я быстро поехала домой, забралась на стул и стащила со шкафа черный полиэтиленовый пакет для мусора, в котором хранилось мое свадебное платье, скрученное в три узла. Мешок я выкинула, а платье расстелила на кровати. С бьющимся сердцем я гладила шелковую ткань, вспоминала, как быстро оно было сорвано в брачную ночь. У меня защипало глаза — Господи, я как подросток, у которого взыграли гормоны! — и я подумала: надо же, какое значение могут иметь самые обычные предметы! Они становятся напоминанием о чем-то. Или о ком-то… Особенно если этот кто-то для тебя навсегда потерян.
Я склонилась над платьем, разглаживая складки. Потом увидела, что шлейф запачкался и немного обветшал. Первым делом платье надо отнести в химчистку. Из уважения к… Я не была уверена, но мне казалось, что я почувствую себя лучше, если его отпарят, отгладят и повесят на мягкую шелковую вешалку, на которой оно будет выглядеть как новенькое.
Глава 31
В понедельник утром, придя на работу, я была уволена. Грег назвал это «временным отстранением», но все мы знаем, что это значит. Оказалось, этот мерзавец Рон меня «подстраховывал». Он сделал видеозапись, где мать Чарли целуется со своим бойфрендом в ночь на четверг. И где я перевожу камеру на соседний дом, когда это происходит.
Трудно передать, как мне противен Рон. Его голову, как шлем, плотно облегают темные волосы, вьющиеся жирными колечками. Кожа на лице вся в оспинах, как будто он живет в средневековье. У него покатые плечи. Он ненавидит женщин. Хотя меня, кажется, он отнес к классу женщин только после того, как надо мной поиздевались косметологи и парикмахер Габриеллы. Меня это сильно удивило. До сих пор я считала, что не могу раздражать ни мужчин, ни женщин. Я не настолько красива, чтобы это угрожало тем или другим, но и не настолько уродлива, чтобы это бросалось в глаза. Кета- ти, думаю, именно в уродстве Рона кроется его ненависть к женскому полу.
Поза Грега была весьма красноречивой: скрещенные руки, скрещенные ноги… короче, он был сильно раздражен.
— Ты не водила малыша к школе, ты водила его в парк.
— Что, великий сыщик Рон и там за мной следил?
— Нет. В колесах коляски ребенка оказалось много травы. А вокруг той школы нет никакой растительности.