бещая своей молодежи, что череп его, Морана, украсит деревенскую пирамиду, а кожа будет натянута на барабан, который будет рокотать, бушевать и бахвалиться, как любой другой барабан в вонючих джунглях Танталуса.
На востоке, юге и севере рокотали барабаны, так что не оставалось выбора, куда нужно бежать. Там высились большие, дотягивающиеся до неба вершины Ночных Гор, постоянно скрытые облаками, прорезанные бездонными пропастями, пропитанные бесконечными дождями, они стояли по колено в болотной жиже, в которой лежал сейчас Моран, слушая шум верхушек деревьев над головой. И где-то там была таинственная Черная Дыра, бесследно засосавшая бессчетное множество эфирных кораблей с тех пор, как нога человека ступила на эту проклятую Богом планету. Здесь...
Где-то впереди застучал еще один барабан. Taп, тап, тап. Маленький барабан, визгливый барабан, барабан из натянутой человеческой кожи. Tап, тап, тап. Глумящийся, насмехающийся барабан, бросающий ему вызов, подстрекающий идти и сражаться. Тап, тап, тап. Моран знал этот барабан. Знал он и синекожего дьявола, который снял кожу Пита Дэвиса с побелевших костей Пита Дэвиса, и оставил свой знак, о котором Морану рассказал один старый валлагаш. Высохшее ухо, прикрепленное к стене лачуги в Талусе, вот был его знак. И это ухо скучало одно, ждало себе пары, уха того, кто лежал сейчас в темноте, слушая стук барабана из кожи Пита, загорелой кожи с живота Пита. Пит Дэвис умер. А Моран сейчас лежал, вглядываясь в кромешную темноту, злой и усталый. Барабаны рокотали на севере, юге, востоке и западе. Моран попался, и они знали это. Ну, что ж, клянусь Небесами, они узнают, что такое настоящая схватка\
Шесть футов шесть дюймов роста Морана поднялись из зловонной жижи. Черная грязь испятнала его рыжую бороду и рыжую гриву волос. Черный ил медленно стекал по его белой бочкообразной груди. Он стиснул кулаком толстую, шипастую ветку и рванул ее вниз. Затем переломил через колено и одобрительно осмотрел.
С такой дубинкой в руке Падди Моран может разбивать головы, пока из него не выпустят кишки, а может, еще немного и после этого.
БУМ\ бум, бум, бум. БУМ, бум, бум, бум.
Они не натянут мою кожу на барабан, клянусь всеми святыми! Они не вырежут непристойных знаков на моих отбеленных золенных костях, чтобы творить заклинания против белых людей с Земли. Да, они прикончат его, но то, что останется от него при этом, не хватит и кошке на ужин\ Так подумал Моран и содрогнулся, вспомнив легенду, где говорилось, что у Морана, как и у любого другого, есть свой баньши, который прилетит, когда настанет время, к Месту его Гибели и станет рыдать, оплакивая его. Но вот интересно, как он не заблудится, ведь ему придется преодолеть множество миллионов миль космического пространства. Сириус был не самой далекой звездой, когда земляне начали межзвездные перелеты, но все же находился достаточно далеко, а Танталус стоял в длинной очереди наименее приятных планет.
Теперь Моран не пытался таиться. Это надо было делать раньше. Он ломился через мокрый подлесок к насмешливо бьющему на западе барабану. По мере приближения, барабан рокотал все громче, и Моран уже слышал эхо, отражающееся от отвесной скалы откоса. Затем барабан неожиданно замолчал.
Моран застыл неподвижно, точно прислушивающийся олень. Далеко на севере все еще рокотал один-единственный барабан, затем прервался на половине удара, и все стихло, лишь дождик барабанил по листьям, да в болотную жижу шлепались крупные капли. Моран так стиснул свою дубину, что чуть не порвалась кожа на костяшках пальцев. Иголочки страха пробежали по позвоночнику. Что за дьявольщина там происходит?
И затем он услышал.
Скорее, почувствовал. Земля задрожала от медленных, ритмичных шагов. Раз-два, три-четыре. Словно отряд солдат. Как медлительная поступь гигантской кошки. Как...
Великие святители! Как ловчие\
Бусинки пота выступили на лбу. С синекожими можно сражаться. Синекожие такие же, как люди. Но ловчие были самой ужасной легендой здешних мест!
Моран прислушивался, затаив дыхание. Они ходили, как кошки, с кошачьей хитростью и кошачьей жестокой уверенностью. Они были черными, как чертова яма, совершенно невидимыми ночью. Они были людоедами, демонами, вампирами. Они были самой Смертью!
Где-то позади в ужасе закричал синекожий — высокий, безумный вопль перепуганного животного. Кричали слишком далеко, должно быть, ловчий был не один. Легенда гласит, что они бродят парами. По ногам, от дрожащей трясины и дальше по синапсам до самого мозга передавалось эхо медленно приближающихся шагов. Раз-два, три-четыре...
Справа затрещало дерево, полетели, шлепаясь в грязь, сломанные ветки. Моран вертел головой, безуспешно вглядываясь в окружающую черноту. Он там?
Сверху появился лучик света. Серебристо блеснули раскинувшиеся далеко по сторонам корни лесного гиганта. Моран медленно, с бесконечной осторожностью опуская поочередно ноги в болотную жижу, передвинулся к ним. Втиснувшись в щель между корнями, он уставился на призрачный столбик света, пробивавшийся сверху. Ловчий должен непременно пересечь его. И Моран увидел бы это чудовище, хотя бы в виде контуров на фоне серебристого столбика. Усиленные резонирующими корнями, в которых он прятался, шаги сотрясли напряженное тело Морана. Бух! Бух! Бух!
Затем они замерли. Грязная, животная вонь буквально задушила его. А затем когти толщиной с человеческое тело, сомкнулись на Моране и вытащили, отбивающегося и дергающегося, из сплетения корней.
МОРАН ПРИШЕЛ в чувства. Сильный мускусный запах все еще забивал ему нос. Воздух буквально был насыщен им. От него плыла голова. Моран неподвижно лежал в темноте, пытаясь понять, где находится. Под его пальцами был какой-то бархатный ковер. Сухой и горячий, он колебался в медленном ритме, соответствующем бухающим шагам.
Моран неуверенно поднялся и широко расставил ноги, чтобы удержать равновесие. Затем протянул руку и коснулся чего-то живого и морщинистого, отскочившего с воплем. Что-то метнулось мимо него в темноте. Что-то прошелестело позади. Потом раздалось медленное, методическое сосание, от которого все волоски встали дыбом на теле. Моран сделал один осторожный шаг...
Нога ударилась обо что-то, что, вертясь, отлетело в сторону. Он наклонился и пошарил рукой. Это была его дубинка. Затем Моран вспомнил о сумке на поясе. В ней была зажигалка. Пальцы нашарили и открыли сумку, нашли металлический цилиндрик с пьезоэлементом. И когда вспыхнуло крошечное пламя, его челюсть отвисла от изумления.
Он находился в узкой комнате без окон, застеленной черным бархатом. Весь дальний конец занимало алое яйцо вдвое выше его самого. А к его основанию прижималось такое сборище, какое могли породить лишь безумные черные джунгли Танталуса.
Две небольшие тварюшки, больше всего похожие на розовых плюшевых мишек, дружно жались к алой оболочке яйца. Их громадные переливающиеся глаза искрились в ярком свете слепым ужасом. А за ними мрачно стояло на одной ноге подобие бескрылого аиста, с колючими, ярко-голубыми усами, окаймляющими его клюв, и косилось на Морана единственным глазом. Еще тут был плоский, пятнистый диск с короткими красными ручками по краям, который пытался спрятаться под яйцом. А почти у самых его ног тварь, напоминающая гигантскую черную ласку с трубчатой глоткой, впилась в горло синекожей женщины и жадно высасывала ее.
Очевидно, некое шестое чувство предупредило Морана. Он отпрянул, и тут же восьмидюймовый стеклянный дротик пролетел мимо его уха и разбился об яйцо. Моран развернулся на полусогнутых ногах, поднимая дубинку. У стены скорчился старый валлагаш, с оскалом на морщинистом лице и красным огнем ненависти в единственном скошенном глазу. В его когтях было что-то вроде стального вертела три фута в длину и острого, как игла. Издав кудахчущий звук, он прыгнул, но в это время Моран опустил дубину.
Рука шамана упала, поврежденная в локте. Тут же Моран ударил его кулаком в подбородок. Второй удар попал в живот, а третий — в оскаленный рот с черными губами. Затем Моран схватил его за тощее горло и стал трясти, как собака дичь.
Валлагаш обмяк. Моран нагнулся и подобрал упавшую зажигалку. Старый урод! Все синекожие были уродливы, с острыми ушами и раскосыми глазами, со скалящимися, острозубыми ртами и телами, слепленными словно в насмешку над человеческими. Ходили слухи, будто они были творением какого-то сумасшедшего ученого, который первым высадился на эту планету, поименованную в космических лоциях Танталусом. Грязный пучок волос висел на поясе мертвого вождя и шамана. Белокурых волос. Женских волос! Моран тут же узнал эти обесцвеченные волосы — он знал их очень хорошо. Так вот почему Пит Дэвис начал свой безумный крестовый поход против синекожих. Моран только пожал плечами. Ну, и что из этого получилось? Можно найти другую женщину, но вот шкура у человека только одна.
Моран повернулся спиной к тому, что осталось от валлагаша. Здесь была и другая опасность. Эта ласка... Моран уже слышал о таких. Ходили слухи, что могут выслеживать человека, дожидаясь, пока тот ляжет и уснет, а затем высасывают из него жизнь в то время, как он видит чарующие сны. Моран научился с уважением относиться к подобным слухам. Он взял острый меч мертвого синекожего...
— О, человек!
Голос раздался где-то сверху. Он походил на карканье марсианского ворона. Моран завертел головой. На верхушке великолепного алого яйца сидело создание, превосходящее все, что он когда-либо видел.
Оно было величиной с бульдога, с лицом вампира и копной колючих, темных волос, растущих между длинными ушами. Оно было черным, как грех, покрытым странной короткой шерсткой, покрывающей все его пузатое тельце до самых лодыжек феноменально гибких ног. Ноги были с когтями, обтянутые голой, черной кожей и, казалось, совсем не имели костей. Кроме того, существо завернулось, как в плащ, в огромные крылья, как у летучих мышей, а над головой, точно свернутые флаги, торчали крючковатые запястья.