– Обычно нет. Но ты умеешь пробуждать в людях невиданное и неведомое, малек. Считай это своей суперспособностью.
– Одной из, ты хотел сказать.
– Одной из, – прищурившись, согласился Полынь.
Домик госпожи Лаши Бахари и ее брата господина Чудо Бахари встретил нас свежим запахом еловых ветвей и мандаринов.
Госпожа Лаши и приглашенный ею знахарь сидели возле кровати больного, и лица у обоих были тоскливые. Пребывающий то ли в обмороке, то ли в глубоком сне Чудо выглядел повеселее: как минимум, его физиономия казалась спокойной, хоть и серой.
– Я прошелся всеми диагностическими формулами, а также исцелил его от небольших зимних заболеваний, но это не повлияло на его состояние. Это точно порча, но я не могу понять, как ее обезвредить. Проблема в том, что его состояние ухудшается с каждым часом, и я боюсь, что если не разрешить это дело сегодня же, то исход может быть фатальным, – докладывал знахарь, параллельно плетя колдовские вязи напротив моего носа.
Сообразно тому, как он шептал формулы на стародольнем, я чувствовала, что дышать становится легче, а горло дерет уже не так сильно. В воздухе поплыл легкий запах свежескошенной травы – аромат, часто сопровождающий магию исцеления.
Полынь внимательно присматривался к больному, периодически глядя на него сквозь один из своих амулетов, умеющих идентифицировать некоторые виды скрытых заклинаний.
– У вашего брата есть враги? – спросила я, оборачиваясь к госпоже Лаши.
Вернее:
– У вашего бгата есть вгаги? – ибо знахарь, как это бывает, решил напоследок усилить симптомы моей простуды, а потом срубить их единым махом, чтобы Госпожа Болезнь не осталась голодной и не посмела вернуться в ближайшее время. Так что мой голос звучал гнусаво, но сочувственно.
– Не знаю даже, – госпожа Лаши прикусила губу. – Вообще я живу за городом, но приехала на праздники. У нас с Чудом замечательные отношения, однако в письмах все не обсудишь; последний раз я была в гостях летом, а когда прибыла в Шолох позавчера, он уже слабел. Сказал, что неважно чувствует себя с прошлого вечера. Мы мало говорили, я в основном читала ему вслух. А потом он уснул – и вот. Не просыпается.
Полынь кивнул:
– Итак, таинственной болезни четыре дня. Правда, пока нам некуда применить этот факт. Следует начинать с прояснения общей ситуации. Госпожа Лаши, нам нужно знать, где работает ваш брат, где часто бывает, с кем общается. Если вы в курсе, чем он занимался до вашего приезда, тоже рассказывайте. Чем больше информации, тем лучше. Но! – Ловчий поднял указательный палец. – Постарайтесь говорить емко и быстро. Время имеет значение.
Все мы покосились на лицо Чуда, которое, кажется, становилось бледнее от минуты к минуте. Госпожа Лаши набрала в грудь побольше воздуха и затараторила. Я еле успевала записывать за ней.
Чем дальше шел ее рассказ, тем яснее становилось: если не врагов, то недоброжелателей у господина Чудо, управляющего лавкой всяких диковинок, просто до задницы.
Час спустя я стояла в Квартале Постскриптумов, сжимая в руках список людей, которые имели все причины пожелать господину Чудо Бахари чего-нибудь эдакого. Изощренного и садистского.
Напротив меня находился дом, в котором жил парень, которого Бахари со скандалом уволил две недели назад, унизив при целой лавке посетителей. За углом обитала бывшая девушка, которой он изменил – трижды, на минуточку, каждый раз с разными леди. А в пятнадцати минутах пешком отсюда стоял дом торговца, которому Чудо не заплатил за партию товара, потому что тот был в мятых упаковках.
Полынь примерно с таким же по насыщенности списком гипотетических недоброжелателей отправился на запад Шолоха. Закончив с допросами, мы встретились в «Доме Искристой Пляски» – и там я похвасталась перед напарником целым блокнотом сплетен, кляуз и откровенно непечатных высказываний о господине Бахари.
– Жесть, их даже преддверие зимних праздников не остановило от грязной ругани! – взбудораженно махала руками я. – Даже тот факт, что Чудо при смерти, не вызвал ничего, кроме «да поделом ему!» в самых разных вариациях. Что-то я начинаю сомневаться в том, что наши почтенные горожане такие лапочки, как о них принято говорить. Саблезубые волки, не иначе. Я боялась, что они оттяпают мне что-нибудь на прощание – чисто в назидание за факт знакомства с этим мерзавцем! Еле унесла ноги. В общем, – я самоуверенно плюхнулась за стол напротив Полыни, – корми меня. А то у меня стресс и все такое.
Внемлющий, с унылой физиономией рассматривающий свой столь же полный блокнот, не глядя взял сырную тарталетку с тарелки, полной закусок и ягод, и протянул мне через стол – к самым губам.
– Э, – сказала я. – Я не совсем это имела в виду.
– А все, а поздно, – фыркнул Полынь. – Открывай рот, ешь, а потом включай детективную смекалку, потому что моя буксует. Ума не приложу, как нам сократить этот обширный список подозреваемых в кратчайшие сроки.
Я послушно прожевала подношение и потребовала еще.
– Вкусно! Теперь клубничку, пожалуйста!
– Сначала дай мне теорию, госпожа нахалка.
– Вот этих пятерых можно вычеркнуть, – я ногтем провела но нескольким именам в нашем общем списке. – Их не было в городе четыре дня назад, когда Чудо заболел. А его порча относится к тому разряду, которые начинают действовать мгновенно и активация которых происходит через касание. Ты видел, у него на руке что-то вроде красной родинки? Вот это оно! Помню из курса целительства.
– Отлично, – оценил Полынь, уже пером вычеркивая нужные имена.
– Еще тарталетку! – потребовала я и сначала получила щелчок по носу, а только потом – заказанное.
Люди за соседним столиком уже давненько с откровенным интересом следили за нами, и Внемлющий шутливо развел руками:
– Если заводите гениальную домашнюю Ловчую, будьте готовы за ней ухаживать. Даже насильственно: она обычно не знает, что ей надо.
– В смысле домашнюю?!.. – начала было возмущаться я, но Полынь мстительно заткнул меня очередной едой.
– Проблема в том, что этот лохматый господин напротив меня – изверг и садист, – прожевав, мило и на полном серьезе сообщила я любопытным гостям кофейни. Судя по одежде, это были туристы, теперь смотревшие на нас во все глаза. – Он не дает спокойно жить половине города, держит в страхе продавцов украшений, является дворцовым служащим в самых страшных кошмарах и вообще всячески нарушает мир и спокойствие Лесного королевства. Никто не может с ним сладить. А меня он взял в плен и принуждает разгадывать загадки, как того требует его извращенное чувство прекрасного. Спасете меня, а?
Я проникновенно посмотрела на туристов – своим фирменным взглядом, заставляющим людей отдавать мне последние рубашки, а преступников – переставать меня бить.
– Мы… вряд ли… сладим с таким человеком. – растерянно протянул один из туристов.
– А жаль! – цокнула языком я, и мы с Полынью одновременно и не сговариваясь дернули за шторки по бокам от стола. Вжух! И они скрыли нас в импровизированной кабинке.
За шторками послышался дружный сочувственный выдох.
– Ладно, если серьезно. – я устало потерла лицо руками и вновь посмотрела на список допрошенных. – Давай также вычеркнем леди Гаррошу. У нее дома я увидела магический уголок с символами Братства Лилоцветов, а у них строго-настрого запрещено причинять вред всему живому. Словесный вред не возбраняется: она чехвостила Чудо так, что у меня чуть уши в трубочки не свернулись.
– Прекрасно. А из моих убираем Сайто из Дома Парящих – он сам сильно болен и не выходил из дома уже давно, – и торговца шелками – он, наоборот, рыдая, заламывая руки и умоляя не сажать его в тюрьму, признался, что на той неделе подсылал к Чуду мальчишек, чтобы те расписали дверь его дома непотребствами…
– Ого! – поразилась я. – Ну да, если так в его глазах выглядит страшное преступление, то он бы не стал наводить смертельную порчу.
Таким образом мы убрали еще несколько человек и с куда большим благодушием, чем прежде, уставились на список. К этому моменту я успешно слопала всю еду Полыни и, когда он вдруг заметил это, наткнулась на его гневные крики на этот счет. С той стороны нашего балдахина послышались встревоженные шепотки – судя по всему, туристы еще не ушли и теперь переживали за мою судьбу.
Я не отказала себе в удовольствии высунуть голову из-за тяжелых штор.
– Я же говорю: изверг!
– А ну вернулась! – рука Полыни втянула меня обратно.
Как и мне, ему дико нравилось по мелочи эпатировать публику.
– Ладно, малек. Теперь нас ждет самый рискованный шаг. И самый важный с учетом ограниченного времени на расследование. – он выдержал торжественную паузу. – Время включить интуицию. Если у тебя есть с собой карты туарот, или кости, или еще какая-нибудь штука – доставай. Будем выбирать, на кого из них сделать ставку как на преступника.
– Ты серьезно? – опешила я.
– Серьезней некуда. До заката меньше двух часов. Мы не успеем не то что повторно опросить – обойти всех этих людей!..
– Так, может, припряжем к нашей миссии Анте Давьера с его знаменитой чуйкой?
– У тебя тоже есть такая, да еще посвежее на шесть тысяч лет… Давай. Разминай точку межбровья или как-нибудь еще настраивайся на удачу – и погнали.
– Чур, ты тоже выдвигаешь какое-нибудь предположение.
– Безусловно. Ответственность пополам, – пожал мне руку Полынь.
Мы оба были не в восторге от такого метода решения дел. Прах побери, да мы никогда прежде не раскрывали преступления так!.. Это вообще законно?
Но что поделать. Иногда лучше сделать чушь, чем ничего не сделать.
Я свирепо уставилась на список. Полынь подпер щеку рукой и, наоборот, томно и скучающе прикрыл веки. Так прошло секунд десять.
После этого я резко выхватила из кармана монетку и щелчком подкинула ее над столом. Закрутившись в воздухе, она вскоре приземлилась на одно из имен. Я прищурилась, глядя на него, и, решительно заявив: «Ну уж нет! Так не пойдет!», сдвинула монету на другого подозреваемого – ровно в тот же момент, когда Полынь указал на него пальцем.