– Никаких неприятностей: ваш друг просто споткнулся. А я поддержал его, как мог, – тихо сказал посетитель.
Капюшон упал, обнажив отросшие светло-рыжие волосы и тонкие черты лица, столь миловидного, что одинаково хорошо смотрелось бы на мужчине и женщине. Однако выражение этого лица не предвещало ничего хорошего.
Ифин продолжал хрипеть и в панике ощупывать собственное горло.
Люхе очень не нравилась сложившаяся ситуация. В другой день он бы просто утащил своего горе-зельевара куда подальше, потому что мнение людей в этом трактире не стоило ровным счетом ничего, но сейчас за столиком у окна сидел его покупатель, перед которым, прах бы его побрал, все-таки нужно было «держать лицо».
Причем делать это следовало в бандитском стиле: исходя из того, что высшая добродетель – не интеллект, а сила.
– Пойдем выйдем, друг, нужно преподать тебе урок, – мысленно вздохнув, угрожающе процедил Люха и приготовился к болезненной драке с рыжим незнакомцем.
Но тут из дальней части зала раздался громовой хохот Роро Шэбонатти.
– Не трожь его, Люха! – замахал Роро обеими руками сразу. – Это мой человек. Мох, иди сюда, тебя раскрыли, придурок.
– Твой человек? – опешил Люха, оборачиваясь.
– Ну я же не совсем дебил один к вам приезжать, – осклабился Роро. – Хотя я не хотел светить сопровождением, кому это надо!.. Но если сейчас выбор стоит в стиле: Мох закапывает вас или вашу гордость, лучше все-таки второе. Официантка! Налей моим друзьям, мы еще немного поговорим.
Люха посмотрел на все еще пришибленного, очень злого Ифина и на горделиво-гневное и, кажется, слегка удивленное лицо того, кого Роро назвал Мхом. Ну уж нет, говорить вчетвером им сейчас точно не стоит.
– Мы пойдем, Роро. Встречаемся в восемь, где условились. Ты возьмешь своего бешеного пса с собой?
– Узнаете в восемь, – осклабился Шэбонатти.
Кажется, ему все произошедшее жутко подняло настроение. Мысленно ругаясь на чем свет стоит, Люха за шкирку схватил Ифина и потянул прочь из трактира.
А Роро Шэбонатти, или, вернее, Полынь, внимательно следил за тем, как рыжий приближается к нему и молча садится за стул.
Больше всего на свете Внемлющему сейчас хотелось побиться головой о стол из-за крайне неудачно сложившихся обстоятельств, а потом остаться в одиночестве и придумать, как тут быть, но образ наглого наркоторговца требовал, чтобы он с широкой ухмылкой одобрительно похлопал рыжего по плечу.
– Как ты его, а?! Красавчик Мох! Хотя я бы предпочел, чтобы ты и дальше сидел тише воды ниже травы, занимаясь своими делами.
– Я бы тоже… – протянул, неприязненно глядя на Внемлющего, принц Лиссай.
Все к пеплу пошло не по плану.
К пеплу!
Где бы бандит-наркоторговец разговаривал с подчиненным, если бы не хотел, чтобы их подслушали?
Полынь рассудил, что в древесной чаще. Это классика уединенных бесед в Лесном королевстве. В Шолохе достаточно с четверть часа расслабленно поблуждать в любом квартале, чтобы ноги сами вынесли тебя на какую-нибудь тихую незастроенную полянку. В Чернолесье дела обстоят еще проще: ровно пять минут идешь по прямой – и та-да! Ты неизвестно где, и подслушивать тебя могут только жуки-древоточцы и гнездящиеся в дуплах желтенькие овсянки.
Полынь и Лиссай удалились в рощу, начинавшуюся прямо от двора «Сливовой безмятежности». Изогнутые ветви буков переплетались, образовывая величавые куполообразные кроны, в густой тени которых себя прекрасно чувствовали растущие гурьбой разноцветные сыроежки и мхи. Мягкость и сырость последних приятно холодили ступни Внемлющего, затянутые веревочками сандалий, и, ходя туда-сюда по укромной полянке, пахнущей влажной корой и грибами, он, несмотря на весь свой скептицизм, мысленно не мог не поблагодарить такую дурацкую встречу за то, что она привела его в прохладное – наконец-то – место.
Мотнув головой, Полынь приступил к допросу.
– Ваше высочество, что вы здесь делаете?
– Я бы мог задать вам тот же вопрос, но догадываюсь, что вы работаете под прик-крытием. – Лиссай сел, прислонившись спиной к сероватому стволу бука. – Зачем вы изобразили, что я – ваш помощник?
«О-о-о, это будут тяжелые переговоры, – мысленно вздохнул Полынь. – Принцу только дай стянуть одеяло на себя; даже имея ответ на мой вопрос, он будет упорно пытаться перехватить инициативу. Ох-ох-ох».
– Затем, что в противном случае либо вы избили бы моих подопечных, либо они – вас. Первое недопустимо, потому что они нужны мне бодрячком сегодня вечером, а второе – потому что я, прах побери, служу вашему отцу.
– Прежде я не наблюдал за вами так-кой уж верности лесному королю, – Лиссай стрельнул в его сторону взглядом.
– Значит, плохо смотрели, – огрызнулся Полынь.
Ищущий, кажется, немного смутился.
Если у него после всех его путешествий и имелось по-настоящему слабое место, то именно такое: Лиссая так сильно пошвыряло по мирам, что он не был уверен в том, как и где следует себя вести. С одной стороны, вернувшийся принц умел постоять за себя и выставлял границы даже чересчур рьяно – сказывались непростые годы на чужбине. С другой стороны, иногда он явно колебался, пытаясь понять, что из его новоприобретенных привычек уместно в Шолохе, а что нет. Лиссаю недоставало золотого стандарта, мерила, по которому он мог бы сам оценивать собственное поведение, и тонкая натура художника мучилась из-за этого: его иногда прошибало слепящими молниями сомнений, опасений в том, что он перебарщивает с резкостью. Большинство людей не замечало этого нюанса в поведении «нового» принца, но Полынь всегда был более наблюдательным, чем другие. И поэтому знал: если суметь заставить Лиссая сомневаться в уместности собственных слов, то сможешь играть ведущую роль в общении с ним.
Нет, конечно, Внемлющий не испытывал потребности в том, чтобы вести везде и всегда. Это было бы ужасно скучно, в конце концов. Но в сложившейся непростой ситуации важно иметь возможность в нужный момент утихомирить Ищущего.
– Так зачем вы здесь, Лиссай? – Полынь скрестил руки на груди. – Я клянусь, что ваш секрет не покинет пределы этой поляны.
Ищущий вздохнул и, кажется, чуть плотнее вжался в дерево, прежде чем ответить.
– С тех пор к-как я вернулся в Шолох, меня то и дело мучают кошмары, – сказал он. – Поначалу мне удавалось превращать их в источник вдохновения для картин, но постепенно творческая польза ушла и остались только негативные последствия в виде плохого самочувствия и неприятного послевкусия. Я пробовал те и другие лекарства, но ничего не помогало. И вот одна знахарка из Рокочущих рядов посоветовала мне пить перед сном толченый корень калевонсума. Я приехал за ним. Вы когда-нибудь слышали об этом цветке?
– М-м-м, нет.
– И это неудивительно, с учетом того, что он растет только в Чернолесье, в излучине Безрассветной реки, и в очень малых количествах.
– Настолько малых, что не продается в столице? – прищурился Внемлющий.
– Именно так.
– Как теперь интересна ваша жизнь, Лиссай, – Полынь опустился на поваленный ствол бука и рассеянно погладил по горбатой спинке лежавшую там ящерку. Она и не думала убегать: то ли была почти ручная, то ли, наоборот, не знала, что люди бывают опасны. – За советом вы ходите к знахарке из Рокочущих рядов – то есть черного рынка, – а не к королевскому целителю. Лекарство предпочитаете добывать сами, а не посылать за ним слуг. Сам по себе этот цветок, если я правильно считываю контекст, является столь редким, что запрещен к использованию… Не удивлюсь, если вы сейчас закончите тем, что его влияние на здоровье не только полезно, но и пагубно, как действие запрещенных веществ. Принц-маргинал!.. Кто бы мог подумать.
– Ну. Я все еще художник, а от нас ник-кто никогда не ждет разумных действий, – неожиданно робко улыбнулся Лиссай. – Однако вы ошибаетесь, предполагая, что калевонсум может быть вреден. Просто он очень сильно действует, поэтому в лазарете его выписывают по рецепту, свободно не купишь. А учитывая, что в последний раз, к-когда я был болен, меня предпочли без лишних разбирательств посадить под замок, мне вовсе не улыбается снова обращаться к дворцовым целителям. Равно как и просить о какой-либо помощи своих слуг: сплетни на острове-кургане разносятся со скоростью лесного пожара. Но и завсегдатаем Рокочущих рядов я становиться не хочу. Поэтому я решил, что проще всего мне самому будет съездить сюда за цветком. Заодно чуть лучше изучу эту часть моих владений.
«Моих владений, вот как, – мысленно отметил Полынь. – Как бы Лиссай ни противился этой идее вслух, но его подсознание, кажется, уже всерьез примеривается к трону».
– Итак, вас потянуло на приключения, – резюмировал Внемлющий.
– Да. Однако я ник-как не ожидал, что они обернутся встречей с вами! Тем более, так-кой! – искренне признался Лис.
– Судьба любит неожиданные повороты. Не волнуйтесь, ваше высочество, меньше всего на свете я заинтересован в том, чтобы причинять вам беспокойство. Вы можете продолжать свой путь, я скажу тем двоим, что отослал вас прочь за то, что вы рассекретили свою личность.
– Ну, строго говоря, это вы меня «рассекретили». – пробормотал Лиссай. – А почему, кстати, вы назвали меня «Мхом»?
– Рефлекс, – на полном серьезе отозвался Полынь. – Я из Дома Внемлющих, и в нашем поколении мы с какой-то радости решили собрать гербарий вместо приличных имен. Не спрашивайте, как так вышло: понятия не имею. Но эта миленькая привычка родителей передалась мне. Знали бы вы, какого труда мне стоило заставить себя назвать свою сову Плюмиком, а не, скажем, Клевером. Вот в экстренной ситуации и вырвался «Мох».
«Если он сейчас пошутит на тему того, что я невольно вписал его себе в братья, я закачу глаза. Да так сильно, что дай небо выкатить потом обратно», – подумал Полынь.
Но Лис не пошутил, только кивнул.
– Я благодарен вам за то, что вы предлагаете мне спок-койно продолжать мой путь, – сказал он, – но с еще большим интересом я бы узнал о вашей работе и присоединился к вам на встрече с заказчиками сегодня.