«РИСУЙ, СЫНОК»
— Славка, смотри: всходит солнце! Смотри, смотри: встает прямо из воды.
— У тебя клюет, — перебивает Слава.
Но Витя не смотрит на удочки. Нельзя же из-за какого-то бычка пропустить восход солнца.
Витя любил эти тихие утренние часы на море. Впрочем, он мог просидеть на берегу весь день и не заскучать, как Слава. И часто он удивлялся: неужели Славка не понимает красоты моря, не чувствует прелести ярких, то и дело меняющихся красок?
Первый золотистый луч солнца сверкнул из-за облака и, прорезав воду, затерялся в ее глубинах. Непреодолимое желание запечатлеть только что виденное охватило Витю. Он торопливо воткнул удилище в песок и достал из-за пазухи альбом и коробку цветных карандашей.
Славка скосил глаза на Витю и недовольно поморщился.
— Ну, теперь прощай, рыбалка, — ворчит он. — И зачем только ты альбом этот взял? Так с тобой ни одной рыбешки не вытащишь. И про Гулливера не доскажешь… А обещал. И совсем это нечестно.
— Погоди, Славка, — перебивает его Витя. — Не ной. Удочка у меня закинута. Буду следить. Как клюнет — вытащу. А про Гулливера… Альбом вовсе не мешает. Пожалуйста, я могу рисовать и рассказывать; будешь слушать?
— Да слушаю же… — пробурчал Славка, поглядывая на поплавок.
— Когда Гулливер прибыл в страну лилипутов, — продолжал давно начатый рассказ Витя, — там шла война. Гулливер решил помочь своим друзьям. Он привязал на веревочки все неприятельские корабли и привел их в гавань. Неприятель остался без флота и сдался на милость победителя…
Витя говорит, а сам вглядывается в изменчивые краски моря и старается запомнить их. Вот по волнам покатились радужные блики… А там, далеко, вода бледно-зеленая, прозрачная…
— Ну, что же ты? А дальше? — нетерпеливо спрашивает Славка.
— Дальше? — встрепенулся Витя. — Ах, да… А дальше так. Гулливер решил помочь своим друзьям. Он сказал…
— Это ты уже говорил, — раздраженно кричит Славка. — Да брось ты свой альбом! Так никогда не доскажешь. Брось, говорю! — дернул он друга за руку.
Альбом соскользнул с Витиных колен и полетел в воду.
— Ты что! — вскочил Витя. — С ума сошел! Сейчас же доставай!
Славка перепугался.
— Да ладно тебе, — отойдя на всякий случай в сторону, виновато говорил он. — Я же не нарочно. Сейчас слазаю.
Он снимает штаны и лезет в холодную, как лед, воду. Альбом изрядно подмок, листы его покоробились.
— Ничего, высохнет, утюгом прогладишь, — говорит Славка, встряхивая альбом.
— Вот дать тебе за это, — ворчит Витя. — Будешь знать…
Они некоторое время сидят молча, надувшись, не глядя друг на друга, сосредоточенно наблюдая за поплавками. Славка первый не выдерживает и примирительно говорит:
— Ладно уж, не злись.
— Да я не злюсь…
— Доскажи про Гулливера-то. Что было дальше?
— Дальше, дальше… — медленно начинает Витя. — Дальше Гулливер попал в страну великанов… Славка, — вдруг заключает он, — я лучше домой пойду.
Славка уже знает: Виктора не удержать. Он тоже поднимается и отряхивает с рук песок.
— Рисовать?
— Не знаю. Может, порисую, — неохотно отвечает Витя.
Но он уверен, что будет рисовать. Без этого он уже не может, он должен сейчас рисовать.
— Дашь мне Гулливера почитать? — просит Славка.
— Ладно, приходи, — и, смотав удочку, Витя бежит домой, ощущая на груди под рубашкой приятную прохладу от намокшего в морской воде альбома.
Дома его ждало разочарование. В школьном альбоме осталось всего два чистых листка. Второй альбом Славка испортил. А во вторник — рисование. Он перелистывал альбом и не мог решить, истратить эти два последних листка или оставить их для урока.
И, как назло, ни отца, ни матери нет дома: с первым автобусом уехали в Симферополь. Согласятся ли они купить новый альбом? Мама не любит, когда он небрежно обращается с вещами. Но ведь это не он, а Славка испортил…
Витя еще некоторое время колебался, но слишком уж сильно хотелось рисовать. Решительно махнул рукой и, захватив альбом, выбежал во двор.
Во дворе буйно цвела сирень. Витя сорвал несколько веток, поставил их в стеклянную банку. Получился красивый букет. Сбегал на кухню, принес две табуретки. На одну поставил букет, на другую уселся сам, раскрыл альбом и стал рисовать.
Вечером Витя ходил по пятам за матерью, расспрашивал о поездке в Симферополь, рассказывал о рыбалке, долго не решаясь сказать главное.
— Альбом? — удивилась Виктория Карповна. — Я же недавно тебе покупала.
— Да нет, мама! Тот альбом ты давно купила. Наверное, недели две назад. Он уже кончился. Много приходится рисовать, — неопределенно сказал Витя и отвернулся.
Мать пожаловалась отцу:
— Купила альбом, а его и на неделю Виктору не хватило. Должно быть, листы на бумажных голубей выдирает. Ты поговори с ним.
Михаил Иванович решил проверить, чем занимается сын.
Витя положил перед ним альбом.
— Ты не сердись, папа, — попросил он. — Мне хочется рисовать. Понимаешь? В школе нам задали нарисовать один гриб. А у меня получилось пять. Вот посмотри. Целая страница грибов. И отметка — тоже «пять».
Большой ярко-красный мухомор в нарядном белом воротничке, боровичок в шоколадной шапочке, розовый рыжик на короткой ножке, ярко-желтая лисичка и тонконогий опенок едва уместились на листке ученического альбома.
— Да, аппетитные грибы, — задумчиво сказал отец. — А это что нарисовано? На гриб не похоже. Это, никак, твой дружок Славка?
— Верно, Славка! — обрадовался Витя. — Похож? Знаешь, я заметил — у него глаза всегда веселые и немножко хитрые. А губы — пухлые, особенно верхняя…
— Тоже в школе задали? — усмехнулся отец.
— Нет, это он вчера ко мне пристал: нарисуй да нарисуй.
— Что же ты в школьном альбоме посторонние вещи рисуешь?
— Где же рисовать? Был у меня еще альбом, старый. Да Славка его в море искупал. Совсем испортил. Я просил маму купить про запас. А она говорит: нечего на баловство деньги переводить. Лучше бы, говорит, задачками занимался. А задачки я и так решаю.
Михаил Иванович молча закрыл альбом.
— Папа, а как же: купишь? А то во вторник рисование…
Отец глянул на сына, усмехнулся.
— Давай отложим этот разговор до завтра. Идет? Надо мне с матерью посоветоваться.
На другой день Михаил Иванович купил большой красивый альбом в твердой обложке, набор цветных карандашей, акварельных красок и кисточек.
— На-ка, сынок, рисуй, — протянул он подарок сыну. — Я и сам мальчишкой любил рисовать, да краски и карандаши покупать было не на что…
КРАСНЫЙ ГАЛСТУК
День этот Витя долгое время считал самым радостным в своей жизни. Начался он обычно, как начинались сотни дней до этого. Еще лежа в кровати, сквозь сон, Витя слышал, как мать стучала на кухне посудой. Потом оттуда потянуло чем-то вкусным, праздничным, и Витя сейчас же вспомнил то большое, особенное, что ожидало его сегодня.
Он соскочил с кровати, распахнул окно. Солнце ярким светом заливало двор. Ветерок доносил с побережья запахи моря. Чистое весеннее небо широко раскинулось над городом. По голубому его простору легким парусом неслось одинокое белое облачко.
Вот, наконец, настал он, этот долгожданный день. Вчера весь вечер Витя, волнуясь, повторял торжественное обещание: «Я, юный пионер…» Да, теперь скоро, совсем скоро загорится алым огнем пионерский галстук на его груди. Сегодня сбор отряда. Домой Витя вернется не просто школьником, третьеклассником, а пионером, ленинцем.
— Витя, ты встал? — позвала мать.
Витя поспешно надел приготовленную матерью с вечера новую белую рубашку, проверил, на месте ли аккуратно завернутый в белый лист бумаги шелковый пионерский галстук, и побежал на кухню.
Отца за столом не было, он дежурил в типографии.
Мать поставила перед Витей тарелку с пышными румяными чебуреками.
— О, мама! Как в праздник! И чебуреки, и пирог, а варенье!
Мать с гордой нежностью смотрела на разрумянившееся, взволнованное лицо сына. Большой уже, самостоятельный… Свои у него заботы, свои радости. Но матери они так же близки, как смех и слезы несмышленого малыша.
— Твой же праздник, сынок, — растроганно сказала она. — Кушай да беги в школу. Вечером расскажешь нам с отцом про свои пионерские дела.
Торжественный сбор отряда состоялся сразу же после уроков. Витя стоял первым в ряду товарищей, вытянувшись в струнку. Сердце гулко стучало в груди. Звонко, чисто запели горны. Сегодня они пели для него, для тех, кого сейчас будут принимать в пионеры. Дробью рассыпался по залу бой барабана. Затем все смолкло. Наступила такая тишина, что Витя услышал, как билась об оконное стекло залетевшая в школу бабочка.
Он вышел вперед, встал смирно перед строем и произнес первые слова торжественного обещания. Начал бойко и смело, но потом глянул на притихших ребят, и голос стал срываться. Он заставил себя говорить медленно, спокойно, но так до конца и не смог побороть волнения.
А когда кончил, стало легко, радостно. Витя уже теперь стоял в стороне и слушал, как выступали другие мальчики и девочки, которых принимали в пионеры.
Потом пионервожатая, кудрявая светлоглазая ученица девятого класса Маша Кириллова, высоко подняв руку в пионерском салюте, очень серьезно, даже чуть строго, обратилась к пионерам-новичкам: «К борьбе за счастье трудящихся будь готов!»
У Вити снова часто заколотилось сердце. Сейчас он даст самую главную клятву. Она его сразу поднимет, приблизит к взрослым, к комсомольцам, даже к самым смелым, сильным — к коммунистам. Ведь теперь у него одно с ними общее дело. И ликующим, звенящим от глубокого счастья голосом он крикнул:
— Всегда готов!
Пионеров поздравили представитель горкома комсомола, директор школы. Вожатая повязала новичкам красные галстуки. Они запылали у них на груди, как маленькие костры.
Из школы, как всегда, Витя шел вместе со Славкой. Знакомые малыши, увидев на них новенькие пионерские галстуки, завидуя, поддразнивали: «Пионер, всем ребятам пример!». «А ведь, правда, пример», — встрепенулся Витя, вынул руки из карманов штанов, куда успел уже их засунуть, одернул выбившуюся из-под ремня рубашку, поправил растрепавшиеся волосы.