Почти всех, кто тайно приходил в их дом, Шурик вечером провожал к часовщику. И не было случая, чтобы он попался. Их даже ни разу не задержали. Они выходили обычно незадолго до того, как заканчивалось хождение по городу. Полицаи принимали их за людей, которые задержались на работе, и теперь спешат скорее попасть домой. Обратно Шурик возвращался один. Если это бывало после комендантского часа, то он тайком пробирался проходными дворами, перелезал через заборы, дождавшись, когда замолкнут шаги патрулей, а потом крался, словно кошка, темными переулками.
Однажды Витя, возвращаясь от Славки в самом конце дня, на углу улицы Циолковского лицом к лицу столкнулся с Шуриком.
— Ты куда бегал так поздно? — спросил он.
— Мамка за солью посылала, — не сморгнув, соврал Шурик.
— За солью? — удивился Витя. — В такую даль? Что у вас, соседей нету?
Шурик замялся, заморгал в смущении глазами, но все же нашелся:
— Соседи у нас, знаешь, какие злющие. Двое спекулянты, один полицай. У наших соседей зимой снега не выпросишь. А соль теперь, сам знаешь, чего стоит…
Может быть, Витя так и не узнал бы тайны Шурика Воробьева, если бы не случай. Однажды, вскоре после того как они со Славкой отнесли теплые вещи Богдановым, Витя зашел вечером к Воробьевым. Он обычно не ходил так поздно к Шурику. Но отец сказал:
— Надо срочно пойти к тете Ане. Там и заночуешь. Передашь: заболела врач Богданова. Просила навестить.
Витя удивился: когда это отец успел подружиться с Богдановыми? Но смолчал — научился не расспрашивать о том, что ему, видимо, не положено было знать.
На новом месте Витя спал беспокойно и проснулся от тихого, но настойчивого стука в окно. Светало. Он вскочил с постели, прильнул лицом к стеклу. За окном стояло двое мужчин. Витя неслышно выскользнул в коридор.
— Кто там?
— Тетя Маша дома? — послышалось в ответ.
— Какая тетя Маша? — не понял Витя. — Здесь никакой тети Маши нет.
Мужчины удивленно переглянулись. Один из них дернул другого за рукав, как бы говоря: «Давай-ка, брат, сматывать удочки».
— Как нет тети Маши? Ты что болтаешь? — раздался вдруг за спиной Вити сердитый голос Шурика. — Дома тетя Маша, заходите.
На шум вышла мать Шурика. Она велела ребятам идти в постель и досыпать.
После завтрака Витя поманил Шурика во двор:
— Так это твоя мама тетя Маша? Она же Анна Николаевна.
— Для кого Анна Николаевна, а для кого тетя Маша, — сердито проворчал Шурик. — А ты за хозяев не отвечай. А то сунулся: «Нету, нету!» Чуть все дело не испортил.
Витя обиделся и сказал, что Шурик ему не указ. Они поссорились.
Витя хотел уйти домой, но Анна Николаевна вышла одетая, сказала, что сходит ненадолго к Богдановым, и попросила его вместе с Шуриком постеречь дом.
Мать Шурика вернулась с большим тюком за плечами. Скоро она позвала ребят обедать.
Мальчики уже расправлялись с борщом, когда к столу вышли двое мужчин, те, что пришли на рассвете.
Витя глянул и остолбенел: на одном из них был Славкин свитер, который они несколько дней тому назад отнесли Богдановым…
Гости с аппетитом ели борщ, шутили над Витей, рассказывали, как он не пускал их в дом. А он, не слушая их, вспоминал события последних дней, связывал их одно с другим.
«Вот оно что! — думал он. — Вот как попадают к партизанам теплые вещи! А Шурик-то, друг-приятель, — обиженно, но и с невольным уважением покосился он на двоюродного братишку, — хотя бы раз проговорился, хотя бы намекнул!»
Ему стало ясно, что тайную, подпольную работу ведет не только Листовничая, не только Богданова, Самарины, Бивстрюк и его собственный отец, но и мать Шурика — Анна Николаевна Воробьева, а скольких он и не знает! Он понял теперь, почему, слушая при первой встрече его рассказ о Шурике, Нина Михайловна объяснила Самарину: «Шурик — это сын тети Маши». «Тетя Маша» — это было подпольное имя Анны Николаевны Воробьевой.
ТОВАРИЩ АРТЕМ
Условный сигнал в доме номер четырнадцать по улице Лермонтова появился неожиданно. Вчера только Листовничая сказала Вите, что в ближайшие два-три дня он ей понадобится. А сейчас одна занавеска во втором от угла окне была отдернута и на подоконнике стоял горшок со столетником. Это значило: Витя нужен, его ждут.
Он заметил сигнал еще издали и успел сделать вид, будто направляется именно в этот дом.
Нина Михайловна сама открыла ему дверь и здесь же в сенях тихонько сказала, что надо срочно пойти к Бивстрюку. Пароль тот же: тетя прислала за будильником.
Витя побежал на Циолковскую. Бивстрюк молча провел его в жилую комнату и сказал сидевшему там коренастому пожилому мужчине:
— Мальчик проводит вас до места. Идите за ним. Не теряйте друг друга из виду. Мальчик войдет во двор и постучит в дверь. Ему не откроют. Он постоит, подождет и пойдет обратно. Тогда вы подходите к двери. Она будет открыта. Смело входите, вас встретят свои люди.
Вите не нужно было ничего объяснять. Он уже не раз провожал таким образом людей к Нине Михайловне Листовничей. Он вышел из мастерской и не спеша зашагал по узенькой, петляющей вдоль оврага улице. Иногда останавливался у висевшего на стене объявления и косил назад глазами. Мужчина шел за ним.
Так они пришли на Лермонтовскую. Витя вошел во двор и постучал в квартиру Листовничей. Он слышал, как щелкнул замок в двери, но дверь не открылась. Постоял немного, со скучающим видом пошел на улицу, остановился, словно раздумывая, куда пойти теперь. Он видел, как приведенный им человек вошел в дверь, в которую Витя только что стучал. Довольный, что все обошлось благополучно, Витя побежал домой. Он и не подозревал, с каким нетерпением ждала Нина Михайловна только что вошедшего к ней человека и как беспокоилась о нем.
Недели две назад тем же путем из леса, из партизанского отряда приходил связной. Он передал, что в город придет с важными материалами представитель подпольного обкома партии. Связной подробно описал его наружность. Это будет мужчина среднего роста, широкоплечий, немолодой. Подпольное имя — Артем.
Нина Михайловна забеспокоилась: не провалить бы товарища. Она решила принять его у себя на квартире. За домом, кажется, не было слежки. Слушая обстоятельные объяснения связного, Нина Михайловна удивлялась. Почему ей так подробно сообщают о росте и внешности представителя обкома?
— Да что мне в его росте? — удивлялась она. — Не по росту же его встречать.
Но оказалось, что рост имел значение. Надо было приготовить пальто, костюм, документы. Нина Михайловна деятельно принялась за работу. Когда все было готово, сообщили в отряд и стали ждать. И вот теперь первые волнения улеглись. Артем благополучно прибыл на явочную квартиру.
Дня через два, придя на Лермонтовскую и убедившись, что здесь он сегодня не нужен, Витя направился к Воробьевым, домик которых теперь его особенно привлекал.
В конце улицы вдруг появился Аркашка. Витя не имел никакого желания с ним встречаться. Он резко свернул, за угол и неожиданно налетел на высокого широкоплечего мужчину в серой шляпе.
— Ты что, белены объелся? — схватив мальчика за рукав, грубо спросил он.
— Простите, я не нарочно, — Витя глянул мужчине в лицо, и ноги у него подкосились: перед ним стоял Головин. Георгий Головин, сын фабриканта, гитлеровский шпион, «лесник», с которым он ехал в одном автобусе из Артека и который пытался потом сигналить в порту.
Витя сразу узнал диверсанта, хотя лицо его очень изменил пересекавший правую щеку длинный, глубокий шрам. Он дернулся и высвободился из рук Головина. Шпион злобно проворчал:
— Надо бы тебя, хулигана, в полицию отвести. Некогда только путаться… — Он свернул на Лермонтовскую и пошел вверх по улице.
Ничего не видя перед собой, Витя сделал несколько неверных шагов. Откуда взялся Головин? Ведь его тогда поймали.
Неясное подозрение заставило Витю остановиться. Он вернулся и осторожно выглянул из-за угла. Головин шел медленно, будто прогуливался. Миновал дом Листовничей, постоял, читая наклеенное на заборе объявление, и повернул обратно.
Витя поспешно двинулся прочь, но его подстерегала новая неожиданность: навстречу, пряча в поднятый воротник остренькое личико, шел его старый знакомый, «человек с усиками». — Андрей Вятченко. А этому что здесь нужно? Витя нагнулся, будто зашнуровывая ботинок, собираясь с мыслями. Вятченко, не обращая на мальчика внимания, дошел до угла и свернул в ту же сторону, что и Головин.
«Аркашка… Головин… Этот, с усиками. Все в один и тот же час, на одной и той же улице…»
Витя надвинул поглубже на лоб кепку и бегом бросился к Самариным: не было сомнения, что за Листовничей следят.
Спустя несколько минут Витя стучался в квартиру Самариных. Он вызвал Любу.
— Люба, скорее, — едва переводя дух, зашептал он. — За домом Листовничей следят. Один высокий, сутулый, с усами. А другой среднего роста, в сером плаще, на правой щеке шрам. Этот особенно опасный. Он диверсант, его уже ловили…
Люба крепко пожала связному руку.
— Спасибо, Витя. Только наши уже знают. Успокойся.
Витя выдернул руку и насупился. Прозевал! Опять без него обошлись…
Откуда ему было знать, что слежка за Листовничей началась с момента появления в городе товарища Артема и что в первый же вечер Артем был переведен на другую, менее опасную квартиру…
ЧЬЯ ЭТО БАНКА!
В начале февраля 1943 года Гитлер объявил траур по своей 6-й армии, бесславно погибшей под Сталинградом. Феодосийцы из уст в уста передавали радостную весть о победах Красной Армии. Жители узнавали о них из советских листовок, которые сбрасывались с самолетов, доставлялись из партизанского отряда и распространялись патриотическими группами. Партизаны нередко передавали в город отдельные номера центральных газет.
Но вскоре даже и из сводок гитлеровского командования можно было узнать о поражении фашистских войск. Гитлеровцы то и дело твердили о выпрямлении фронта, отходе с целью занять более выгодные позиции. Феодосийцы слушали сводки германского командования и переводили их на свой язык.