Князь недоверчиво прищурился, но спросил о другом:
– А что с печенегами или, скажем, хузарами делать станешь? Если тоже… придется?
Савинов пожал плечами:
– Посажу стрельцов на коней и всю пехоту тоже, чтобы переходы быстрей были. Конную дружину надо тогда увеличить. Пехоту к месту боя – верхом, потом спешатся. На нее опереться. Верховых стрельцов – россыпью. На заводных конях торока со стрелами.
– Ладно… А с чудью как воевать станешь?
Сашка давно почувствовал, что внесение рацпредложений превратилось в экзамен для него самого.
– Они «звеньями» бьются?
– Нет. Зато любят нападать из засад несколькими отрядами и с разных сторон бить из луков. Подсекают лес и валят на головы…
– Тогда в первую очередь усилить разведку, засылать к ним дивер… э… э, малые отряды для причинения беспокойства. На пути войска – усиленные дозоры с собаками.
– А с урманами?
– Если на суше – первый способ. Усилю крылья, и тогда – бой на окружение. А на море…
– На море – ладно. Лучше скажи, что с огненосными дромонами ромеев делать?
Савинов выложил на стол следующий лист. На нем был чертеж большой лодьи с усиленными бортами и площадками спереди и сзади.
– На какое расстояние они огонь мечут?
– Не больше пятидесяти шагов.
– Я видел здесь на стенах пороки.[87] Построить большие лодьи, чтобы глубже сидели, и загрузить для устойчивости. На эти вот площадки поставить легкие пороки и бить издали камнями по огненосным кораблям. На остальные лодьи – побольше стрельцов и забрасывать их горящими стрелами.
Князь нахмурился:
– Тебе придется поворачивать к ним боком, наверняка – терять ветер. А если зайдут с двух сторон? Повернуться не успеешь…
Савинов жестом фокусника выхватил третий лист бумаги.
– Вот схема, – он не сразу заметил, что князь не просит объяснить незнакомое слово. Впрочем, слово-то греческое, а этот язык Ольбард наверняка знает. – Сделать поворотный станок для порока, чтобы можно было повернуть его на любой борт и стрелять, не перекладывая правило.
Ольбард молчал некоторое время, потом улыбнулся:
– Ну что же – добро! Говоришь складно. Посмотрим теперь, как сам управлять станешь.
Савинов смолчал, хотя вопрос висел в воздухе: «Управлять кем?» Князь посмотрел ему прямо в глаза:
– Зимой станем воевать с весью. Возьмешь полусотню, а пока дам тебе десяток. Но смотри, – жизнь каждого на тебе! Вижу – приходилось тебе командовать людьми, да там у вас другие войны.
– А это что? – Буривой с любопытством рассматривал последнюю схему.
– Шаровая опора. Та самая – для поворота порока. Два металлических обода с уголками, между ними – железные шары. По ним на срединной оси катается основание порока. Я уже говорил с кузнецом Богданом. Он видел схему – сказал, что сделать сможет…
– Хитро! И как ты это все выдумываешь?
Савинов вздохнул:
– Я не выдумываю, Буривой. Просто знаю, что такое можно сделать.
– Да, кстати, – Ольбард поднялся. – Был у меня в дружине песнопевец и воин – Ярун. Погиб в бою с халогаландцами. Почти перед самым походом он овдовел, а детишек нажить они не успели. Его двор пустой стоит. Дарю его тебе, как обещал. Челядь там своя, принимай. Да заведи хозяйку, а то кто же по хозяйству ходить будет.
Сашка поклонился. «Да что они – сговорились, что ли?»
Пару дней назад, когда он впервые попал в кузню к Богдану Садко, Савинов толком не успел осмотреться. Яра, всю дорогу до дома рассказывавшая какие-то смешные истории, представила их отцу и тут же испарилась. Нечего, мол, делать женщине при мужском разговоре. Сашка сразу как-то сник, словно солнце закатилось Но кузнец уже рассматривал его меч, в стороне дюжие подмастерья раздували двойные мехи с противовесом, – все было в новинку и интересно, поэтому печаль на время забылась. В кузне было на удивление светло, а не как рисуют на картинках – горн, пылающий во мраке, здоровенных голопузых мужиков с кувалдометрами, чего-то искрометно мнущих на наковальне. Здесь же царил порядок, на полу ничего не валялось, – подметено. Специальные продухи под потолком тянули наружу горячий воздух. Ровные пирамиды заготовок вдоль стен, готовое оружие, которое подручные быстренько перетаскивали на склад. Из здоровенного горна торчали хвостовики разогревавшихся клинков, находившихся в работе. Угли рдели золотым и багряно-рыжим. Еще один подмастерье время от времени поправлял щипцами калившиеся клинки, подгребал на них угли.
Мастер Богдан долго крутил в руках Сашкину катану, сделал пару взмахов, что-то довольно буркнул себе под нос и, наконец, задал единственный вопрос:
– Доспех рубил ею?
Савинов замешкался с ответом. Несмотря на постоянные упражнения со сверхберсеркерским, как он его называл, состоянием, подробности первого боя он помнил смутно. Выручил Храбр:
– Рубил! Наполы разваливал!
Мастер еще раз осмотрел лезвие:
– Добрая сталь! Не булат, не дамаск и не харалуг. Ковали очень долго – несколько лет, слой на слой, и так тысячи раз. Так делают очень далеко отсюда на восходе. Я один раз в жизни видел такой меч, когда учился у одного индуса в Персии. Давно это было, довелось постранствовать… Это он научил меня многим тайнам… Да – редкая вещь тебе досталась, Медведкович. На ней сильные заговоры на крепость и остроту. Вы еще не вошли, а уже слышно было… Тайны таких заговоров кузнецы от отца к сыну передают… Если хочешь, я сверху свой заговор наложу… Ему лет триста, кстати. А что ты заказать хотел?
– Хочу под левую руку второй, по типу этого, только покороче на пядь.
– Значит, обоерукий? Добре! Рукоять считать в общей длине?
– Считать.
Мастер кивнул:
– Ладно, сделаю из своего сплава – не хуже будет. Заходи через день – обмозгуем, что и как. Сейчас работы привалило. Большой заказ.
И Сашка зашел.
Глава 5Тревожно
…Хрюм едет с востока,
Щитом заслонясь;
Ермунгард гневно
Поворотился;
Змей бьет о волны,
Клекочет орел,
Павших терзает;
Нагльфар[88] плывет…
Ночь. На небе – ни облачка. Звезды так и хлещут лучами.
Хаген сидел на крыльце и слушал далекий собачий брех. Не спится. Непонятная тревога не отпускала его уже который день. Александр пригласил их с Сигурни пожить у него в новом доме. Все же как-никак семья, не очень удобно в тереме среди воинов, хоть и в отдельной светелке.
Хаген силился вспомнить, когда впервые его коснулись липкие паутинки тревоги, и не мог. Он чувствовал – должно что-то случиться. Кидал руны. Выпадало одно другого хуже. Хагалаз – стихия разрушения. Наутиз – нужда. Перт – смерть. Несколько раз выходили перевернутые Феу и Райдо – потеря собственности и разрыв связи. Впервые в жизни он не знал, что делать. Руны отвечали – Эйваз и Тейваз. Грань поражения, что на лезвии бритвы, и битва воина Духа. Предстоял бой, но откуда придет опасность – он не знал. Сигурни тоже что-то чувствовала. Плакала во сне, а проснувшись – не помнила, что снилось. Ему нужен был совет, но Диармайд-наставник куда-то уехал во главе полусотни воинов. Александр же носился сломя голову то на кузню, то на верфь, где строили по приказу Ольбарда первую лодью, вооруженную камнеметом, то пропадал еще где-то. Приходил поздно и валился с ног от усталости. Где уж тут поговорить…
Сигурни немного успокоилась, когда взяла на себя руководство домашним хозяйством. Это отвлекало ее от тяжелых мыслей, но по ночам ее по-прежнему мучили кошмары… Хаген сидел и смотрел на звезды. Он готовился к битве.
Далеко на севере в уже потемневшем от непогоды деревянном срубе огромный рыжебородый человек тоже вопрошал Руны. Теперь он знал, что сын его жив и даже на свободе. Возможно, он сумел бежать. Это хорошо. Но над ним нависла какая-то опасность, и отец ничем не мог ему помочь. Оставалось надеяться, что сын сам о себе позаботится. Он уже давно взрослый. И он – воин.
За лето фенны уже два раза пытались напасть на его зимовье. Рыжеволосый собрал своих воинов – всего два с половиной десятка и разгромил одно из их поселений. Взял заложников и пообещал – они умрут страшной смертью, если лагерь не оставят в покое. Оставили, но вокруг все равно было неспокойно. Он отправил посуху, через земли феннов, свеев и Халогаланд, двух посланцев в родной фиорд к своей жене, которая там сейчас управляет хозяйством. Передал, чтобы к весне приготовили два драккара, и назначил место встречи. Ему, с малым числом, придется зимовать здесь. Чтобы пройти с таким грузом мимо враждебных берегов летом, почти без хирдманов – нечего и думать. По весне он отправится навстречу своим к условленному месту, а там – уже достанет сил, чтобы отбить любое нападение. Конечно, если посланцы дойдут…
Рыжебородый был хевдингом – военным вождем – уже много лет и понимал: если удача отвернется от него и в этот раз, то хирдманы уйдут к другим предводителям. Хевдинг, потерявший удачу, не может водить хирд.
Сигурни снова снился тот же кошмар. Хагена уносило от нее стальным вихрем. А может, это ее уносило от него. Что-то темное вставало за ее левым плечом и тянуло, тянуло к ней костлявые длани. Сигурни знала, что это – смерть, но она ей казалась избавлением. Черная бездна протягивала к ней мириады рук, впивалась в тело кожаными петлями арканов. Бездна глумилась, рычала и хохотала дикими гортанными голосами. Девушка билась в путах, пытаясь освободиться, но тщетно. Она звала из последних сил. Звала Хагена. Временами ей казалось, что он идет к ней, что он уже близко. Иногда – очень редко – ему удавалось даже коснуться ее и обрубить несколько ремней, но стальной вихрь снова уносил его. В конце концов тьма затягивала ее, и она чувствовала на себе смрадное дыхание. Липкие руки шарили по ее телу, тяжелые туши наваливались и насиловали, насиловали… Свистели бичи, лилась кровь. И тогда она отчаянным усилием освобождалась, чтобы броситься навстречу смерти… И просыпалась, покрытая холодным потом. Сильные руки любимого обнимали ее, баюкая, а она плакала и не могла вспомнить. А потом засыпала черным сном без видений, а Хаген сидел над ней с обнаженным мечом, охраняя.