Из чего следовало, что Круглей хорошо знает таинственного лучника. Причем стрелок этот — женского полу и из ближнего круга. Жена, сестра, дочь, племянница… Двух первых я упомянул скорее для порядка — не авантюрный возраст, а вот младшая дочь или племянница вполне годились для того, чтоб испортить нервы солидному мужчине.
Молодую любовницу я отмел сразу. Но не по причине более прочных моральных устоев средневековья, а из психологических соображений. Не мог купец-путешественник, постоянно рискующий товарами и жизнью, избрать себе в тайные подруги нечто взбалмошное и непредсказуемое. Таких мужчин, после пережитых передряг, тянет к покою и стабильности. Мягкому дивану, взбитым подушкам, кружевному белью и занавескам. Герани на подоконнике, фаянсовым кошкам на трюмо или каминной полке и — кофейному сервизу на белой накрахмаленной скатерти… Даме сердца разрешено сидеть рядом, вязать носки и преданно взирать на предмет любви.
Смешно. Мой приключенческий детектив явно приобретал черты авантюрной комедии.
— А ты что сидишь, как замерзший? — Круглей уставился на меня с подозрением. — Откуда знаешь, что это не нападение? Может, ты с ней в сговоре, а меня дурачите?
— Одна стрела.
— Ну и что?! — Купец все еще не был в состоянии четко мыслить.
— Никто не ранен… Два не стрелять…
Блин, надо поскорее легитимировать свое поумнение. Я же не спартанец. Курсов лаконического общения не заканчивал. Вот как мне изложить свои мысли, используя конструкции из двух слов. Да еще и язык коверкая.
— Не враг… Шутка…
Круглей проглотил почти готовую сорваться с языка очередную необдуманную фразу и умолк, внимательно глядя на меня.
— Да, ты прав, Степан… — выдавил из себя чуть позже. — Извини… — И, чтоб не углубляться в настоящие мотивы, поспешил объявить более или менее подходящую причину собственной злости: — Столько вина пропало. Самого лучшего!.. И ритуал заново проводить придется.
— Зачем? — я пожал плечами. — Мы этого хотели. Боги видели. Знают.
— Хм… — Круглей задумался. — Наверно…
Его слова прервали шум, возня и вскрики с той стороны, где выстроились телеги.
— Ну, что у вас там? — заорал купец. — Поймали?!
— Поймали… — отозвался Озар.
— Она?!
— Кто же еще… Кусается, зараза. Перестань… — пригрозил старшой вполне серьезно кому-то, еще невидимому отсюда. — А то взнуздаю. Знаешь, как с норовистыми кобылицами поступают?
Видимо, угроза подействовала, потому что возня прекратилась, и вскоре я увидел приближающихся людей. Двое из них — дядька Озар и Кузьма, придерживая под руки, вели третьего.
На фоне разожженного для раненых у телег костра можно было разглядеть по силуэтам, что таинственная незнакомка обозникам едва по плечо. Да и фигурой гораздо щуплее даже не шибко широкоплечего Кузьмы. Но характера девица наверняка была крепкого. Поскольку, даже проиграв, шла, гордо задрав голову, словно на пьедестал. Впрочем, если Круглей ее отец или дядя, то особенного героизма в этом нет. Понятно ж, что не казнят. Максимум — выпорют. Как и было обещано.
— Вот же послал Господь наказание, — уже не так громко и не так уверенно произнес купец и вздохнул. — Ума не приложу, что с ней делать. Вот говорил же я брату: не бери в жены хазарку. Знайся конь с конем, а вол с волом. Что из того, что красавица — но кровь-то чужая… и обычаи тоже чужие.
— Да отпустите вы! Не убегу… — вновь заупрямилась девушка, когда до нас с Круглеем оставалось всего с десяток шагов. — Что вы меня, как нашкодившую собачонку, за шкирку тащите?
— Так ты она самая и есть, — снисходительно проворчал старшой, тем не менее отпуская пленницу. — Токмо не собачонка, а глупый щенок. Больно расшалившийся. Это ж надо додуматься: в родного дядю стрелу пустить. А если б убила?
— Тупой стрелой? — удивилась девушка.
— Убить можно даже просто пальцем ткнув, я же тебе показывал, — напомнил девушке Озар.
— А если бы в глаз попала? — прибавил Круглей.
— Глаза на лбу не растут… — фыркнула лучница.
— Скажи еще, что ты именно так и хотела…
— Дядька Озар!.. — от возмущения девушка даже остановилась. — Вот скажите: сколько раз я не попала туда, куда целилась?
— Вообще?..
— В последнее время, — явно смутилась лучница.
— А-а, — протянул старшой. — Тогда, да. За нынешний год не упомню такого случая. Но ведь и на старуху бывает проруха, Чичка.[26] И лучше об этом никогда не забывать.
— Братину — зачем расколошматила?
То ли Круглей решил придерживаться одной версии, то ли — и в самом деле жалел пролитого вина.
— А нечего в походе пьянствовать! — сверкнула глазищами Чичка. — Подъезжаю к обозу. И что вижу? Посты не выставлены. Обозники — поверх товара дрыхнут, а купец с товарищами вино кружляет?.. Ну, я выстрелила в братину.
Где-то я эти глаза уже видел. И интонации тоже слышал.
— Раненые обозники на возах лежат, девонька… — негромко ответил Озар. — А не пьяные… Ты б посмотрела прежде, чем стрелу пускать.
— Ой!.. Правда, что ли? — повернулась к телегам девушка.
— Проверить недолго…
— Обязательно. И перевяжу заново. А то знаю я вас, как-нибудь замотаете, а потом огневица кинется. Только вино вы все равно пили. И, значит, права я… — продолжала упорствовать Чичка.
М-да, похоже, у этого цветочка еще те шипы. Обрыдаешься, пока сорвешь.
— Нет, дитятко… — мотнул головой Озар. — И здесь у тебя промашка вышла. Дядька Круглей вот этому достойному человеку, Степану из далекой варварской страны честь оказывал. Дружбу ему предложил. Так что ты не вино пролила на землю, а кровь их.
— Ой… — смутилась Чичка. — Я же не знала…
— Вот потому я и не хотел тебя с собой брать, — проворчал Круглей. — Что больно быстра ты на расправу. Суда еще не было, а казнь — готова. Дома тебе, девонька, такое с рук сходит, а в большом мире… Извини. Будь на моем месте кто иной, пришлось бы виру платить. И немалую. Цену крови знаешь?
— Это же не взаправду… — вновь возмутилась та. — Я закон читала.
— Читать тебя брат мой научил, — кивнул купец. — А вот думать… Ну-ка, напомни мне: что там написано?
— «Всякий, кто прольет чужую кровь, оружно, или в какой иной способ…»
— И чего тебе еще надо, чадо неразумное? — Я видел, что купец улыбается. Но Чичка стояла слишком далеко и выражения лица дяди видеть не могла. — Кровь пролита? Пролита. Оружно? Вне всяких сомнений. Вон твоя стрела валяется. Нужны свидетели? Пожалуйста. Троих любому суду хватит? Значит, я могу требовать с тебя виру, а иноземный гость… Кстати, не помнишь, что может потребовать в уплату чужестранец?
Жаль, я не читал этого уложения. Побледневшее как полотно лицо девушки красноречиво засвидетельствовало, что награда мне полагается огромная. Причем, в ее понимании — жуткая и лютая. Типа только через ее труп…
— Ну, и что же нам теперь с тобой делать? — продолжал воспитательный процесс Круглей.
— Я больше не буду… — Вся ее надменность и обличительная правота мигом улетучились, оставив на лесной опушке маленькую девочку, по какому-то ужасному недоразумению забредшую с детской площадки в страшную взрослую жизнь.
— К сожалению, решать не мне, — демонстративно развел руками купец. — Что скажет гость, тому и быть…
Ага, то есть кнут и пряник переданы мне. Для усиления эффекта. Ладно, подыграем. Авось поможет Чичке в будущем избежать по-настоящему крупных неприятностей. А что самое страшное для человека? Правильно — его собственное воображение.
— Мой думать… — произнес я с самым угрюмым видом. Потом плотоядно облизнулся и похлопал себя по пузу. — Мой сыт. Когда мой сыт — думать нет. Пусть цветок смотрит раненый. Завтра решать. Не убежит? — я вроде озабоченно повернул лицо к Круглею и подморгнул ему левым глазом. Тем, который Чичка не могла видеть.
— Я пригляжу за ней! — не менее серьезно ответил тот, подмигивая в ответ.
— Вот еще! — К девчонке, как защита от страха, вернулась былая строптивость. — Не бойся, дядя! Не убегу! Расплатишься завтра с чужеземцем честь по чести. Если только о чести упоминать приходится. Пошли, дядька Озар, к раненым. Им и в самом деле недосуг ждать.
Девица еще раз презрительно фыркнула, развернулась кругом и, едва не сбив с ног ни в чем не повинного Кузьму, бегом бросилась к обозу.
— Не слишком круто? — озабоченно спросил Озар, когда Чичка отбежала достаточно далеко.
— Нормально… — отмахнулся тот. — Крепче запомнит. Ну не пороть же ее, в самом деле?
— Да, пороть в таком возрасте уже не пристало.
— Кузьма! — закричала Чичка. — Мне горячая вода нужна!
— И ведь хорошая хозяйка будет… Норов бы пообломать ей только, хоть чуток.
— На каждую кобылицу отыщется свой всадник. — Пытаясь вспомнить, откуда мне знакомы и голос и фигура Чички, я и не заметил, как оговорился. В смысле, вместо рубленых слов, произнес полноценную фразу. И тут же поймал на себе два задумчивых взгляда.
— Угу, — кивнул Озар.
— А я и не сомневался, — подтвердил Круглей. — Значит, можно поговорить нормально. По-людски…
Посмотрев в сторону телег, купец махнул рукой, сграбастал плетенку с вином и смачно приложился к горлышку. Пил долго, словно путник, что набрел в пустыне на оазис. Останавливаясь, переводя дух и вновь припадая к источнику живительной влаги. Я чужие глотки считать не приучен, но по субъективному ощущению, принял Круглей никак не меньше трех литров, прежде чем отставить бутыль и довольно отереть ладонью рот.
— Ф-фу… кажись, полегчало… — он задумчиво посмотрел на емкость. — Не, надо ж и меру знать, — а потом протянул ее мне: — Глотни. Хорошее вино. А коль откупорили, так и допить надо. Прокиснет…
Логично.
— Ты мне только на один вопрос ответь, Степан… — Круглей подождал, пока я передам бутыль Озару. — Если обо всем говорить не хочешь…
Вино, кстати, и в самом деле оказалось отменным. По вкусу и крепости ближе к полусладкой «Хванчкаре», с привкусом малинового меда, а по терпкости — как наливка из терна…