Витязь в медвежьей шкуре — страница 34 из 52

В нос зачем бьют? Чтобы кровь хлынула и деморализовала противника?

Есть такая версия, но не всегда проходит. У меня, к примеру, еще после первой операции прижигание капилляров сделали. Поэтому теперь, чтобы выжать кровавые сопли, надо очень хорошо постараться. Вплоть до открытого перелома.

Тут другая фишка. Удар в нос наносят, чтоб глаза заслезились. Такая реакция у организма. Так что если у кого из девушек возникнет желание увидеть слезы даже самого крутого мужика, нет надобности совать ему под нос очищенную луковицу, — достаточно неловко ткнуться в тот же нос чем-то твердым. Например, лбом.

А когда все вокруг видишь, как в дождь через лобовое стекло автомобиля со сломанными «дворниками», много не навоюешь. И быть тебе битым, если ты только не Ван Дамм, который и вслепую круче всех на киносъемочной площадке.

В общем, я успел чуток отпрянуть. Совсем чуть-чуть, но этого хватило, чтобы Рыжий Лис так и не услышал хруста моей ломающейся переносицы. Это его немного сбило с толку, и второй удар капитан провел с небольшим замедлением. Очень незначительным. Похоже, что «двойку» он планировал сразу. Но мне и этой паузы хватило.

Подсев под правую руку противника, я довольно жестко прощупал кулаком его печень, а потом, на подъеме, добавил справа в область живота. Удар в солнечное сплетение был бы гораздо эффективнее, но во-первых, я уже раньше приложился туда ногой. А во-вторых, нанося удар в подвздошную кость, есть риск именно в нее и попасть.

Тогда как Фома не уставал напоминать нам на тренировках: «Если дерешься без защиты, береги руки!»

Это только кажется, что человек мягкий. На самом деле мы (я сейчас не о женщинах, хотя и они тоже не плюшевые игрушки) состоим из сплошных твердых «углов», о которые ничего не стоит сдуру расшибить костяшки. И если в прошлой жизни эта неприятность обошлась бы мне банальным больничным листком, то в этом мире искалеченные руки, с большой вероятностью, могут стоить жизни. Потому как совершенно неизвестно, с кем и как ожесточенно придется сражаться за нее, возможно, уже в следующее мгновение…

— Господин барон!

Стражник, подлетевший к фон Шварцрегену, привлек к себе столько внимания, что даже мы с Фридрихом непроизвольно остановились. Отшагнули для безопасности друг от друга и повернулись в сторону донжона, на ступенях которого по-прежнему стоял хозяин замка.

— Господин барон, вы велели…

— Чего ты орешь, олух? Враги показались?

— Нет, но вы же… — от бега тот запыхался и никак не мог отдышаться, потому и слова вылетали невнятными кусками. — Как только…

— Что?

— Обоз приближается.

Барон оглянулся на Лешека.

— Пойди посмотри…

Тот кивнул и поспешил вслед за стражником к воротам.

— Не везет вам, — фон Шварцреген смотрел на нас. — Никак поединок закончить не удается. То одно, то другое… А мне уже и самому стало интересно. Степан, когда ты из Гати уходил, купеческий обоз из Белозерья уже выехал?

— Это вы о госте Круглее спрашиваете?

— А купца Круглеем звать?

— Да, господин барон. Круглеем. Я с ними до Гати дошел. А потом — нет. У купца еще что-то случилось, он решил задержаться в городке.

— Ты сказал: «еще что-то»?

— Ну да. Ведь на этот обоз лесные разбойники напали. В нескольких переходах севернее Западной Гати. Я помог им отбиться.

— В самом деле? Не хвастаешь? — как будто с недоверием переспросил барон.

— Среди мужчин моего рода не принято хвастать тем, чего не совершал! — из меня снова попер наверх варвар.

— Не обижайся, — барон был само благодушие и дружелюбие. — Я уточнил не потому, что не поверил в твою храбрость, а из удивления. Тем, кто спасет от разграбления купеческий обоз, полагается такая большая награда, что я не понимаю: почему ты здесь? Гость Круглей достаточно известен, а это значит — добра вез тоже не на пару дублонов.

Барон оглядел меня.

— Не скажешь, сколько денег купец отсыпал тебе за помощь?

Я неопределенно пожал плечами. Подумал и ответил:

— Он сделал больше.

— Вот как? И что именно?

— Круглей научил меня считать ваши деньги. А в Гати накрыл большой стол, где в мою честь произносили здравицы. Рыжеусый воин не даст соврать. Он ведь тоже был на том пиру.

Барон, а вслед за ним и все остальные весело рассмеялись.

— Прости… — сделал примиряющий жест фон Шварцреген, заметив, что я начинаю багроветь. Кстати, к собственному удивлению, разозлился я не понарошку. — Этот смех не в твой адрес. Понимаешь, жадность купеческая известна каждому, кто хоть раз имел с ними дело… Круглей, по уложению Гильдии, должен тебе не менее трети всего спасенного имущества. Правда, если ты сам это потребуешь…

Барон выждал немного, давая мне время осознать, а после продолжил:

— Так вот… Ты мне нравишься. И если к замку приближается обоз Круглея, я хочу предложить тебе сделку.

— Предлагай!

Не проявить заинтересованность не мог даже самый тупой варвар. Даже самый чистокровный гуцул, которому в жизни совершенно ничего не нужно, кроме его родных Карпат.

— Я выступлю защитником твоих прав и заставлю белозерского гостя раскошелиться. А ты за это отдашь мне из полученного добра только одну вещицу.

— Какую?

— Да так, безделицу какую-нибудь. На память о добром деле, — барон рассмеялся.

— Я согласен.

— Вот и славно, — фон Шварцреген непроизвольно потер руки. — А сейчас лучше, чтоб купец тебя не видел. Ну, пока я уточню всю подноготную этого случая с нападением. Фридрих!

— Слушаю, господин барон.

— Пригласи-ка ты Степана к нам в гости. Сразу на второй уровень. Там есть пара свободных комнат… — барон опять сделал паузу, теперь давая время капитану понять суть распоряжения. — И не жалей пива. Если все пройдет так, как я хочу, с завтрашнего дня он будет в состоянии поить всю твою компанию хоть полгода. А то и дольше.

— Спасибо, господин барон, — поклонился хозяину замка Рыжий Лис. — Такое знакомство многого стоит. Не беспокойтесь, я все сделаю как надо… — потом изобразил поклон и в мою сторону. — Пошли, Степан. Славная попойка, которая нас ждет, соревнование ничем не хуже. А если вдуматься, то сил и выдержки требует даже больше, чем мордобитие. Потому что здесь ты сражаешься с соперником один на один, а на пиру супротив тебя их как минимум двое. Твой собутыльник и вино… Ха-ха-ха…

Фридрих легко приобнял меня за плечи и направил в сторону донжона.

— Пошли, не пожалеешь…

* * *

В жизни давно я понял: кроется гибель где.

В пиве никто не тонет. Тонут всегда в воде.

Реки, моря, проливы, сколько от них вреда…

Губит людей не пиво, губит людей вода![50]

— Oh, ja, ja! Ich will nicht das Wasser… Ich trinke Bier! (О, да, да! Я не хочу воды… Я буду пить пиво!)

Странно, до чего восприятие хмельного способствует широте и трезвости мысли. Ведь я даже не задумывался: на каком языке мы общаемся, пока не спел куплет по-русски, а Фридрих не заговорил на немецком. И только теперь осознал, что все это время, пока пребывал в Гати и в замке, говорил на дичайшей смеси, составленной из словарного запаса как минимум трех народов. Диалект — возможный исключительно в пограничных районах.

Впрочем, это лингвистическое открытие стало побочным продуктом пьянки. Как антисептический эффект анилинового красителя для шерсти «бриллиантового зеленого». Сегодня более известного всей стране под названием «зеленка». Я понимаю, меня понимают — ну и ладно. Куда более важным было достижение другого результата совместного застолья — после чего капитан наемников перешел на родную речь. А это, как утверждают знатоки, высшая степень бессознательного поведения. Говоря проще — упился в хлам. Значит, дальнейшим моим планам Рыжий Лис помешать не мог.

Сам я выпиваю редко, да и не люблю. То ли наследственность такая попалась, то ли организм сам так глупо настроен, но для достижения эйфории мне надо вылакать столько, что уже просто не лезет. Однажды, на спор с друзьями, примерно за полчаса я выпил трехлитровую бутыль самогона. Еще через полчаса все это изверг из себя, а опьянение так и не наступило. А прошлым летом установил свой личный рекорд. На дне рождения товарища, в процессе приготовления и поедания шашлыка, короче — за вечер, влил в себя девятнадцать банок пива. Мог и двадцатую, но надоело…

Это я к тому, что каким бы профессионалом в употреблении хмельного не был рыжий Фридрих, нарвался он еще на того «любителя». И наш негласный поединок плавно подходил к сокрушительному поражению команды хозяев. Ввиду явного преимущества гостя из будущего.

— На, лакай… геноссе… — я протянул капитану свой, еще почти полный кухоль.

Как оказалось, все остальное мы успели выпить.

— Данке… — Фридрих присосался к посудине, как верблюд после недельного путешествия по безводной пустыне. Одним духом допил до дна, икнул и… повалился набок.

— Битте…

Второй уровень, куда велел отвести меня фон Шварцреген, оказался не в бельэтаже,[51] как можно было подумать, а в подвале. Двумя ярусами ниже цокольного этажа.

Комната, в которую мы с Фридрихом вошли, тем не менее совершенно не походила на тюремную камеру и уж тем более на рабочее помещение мастера заплечных дел. Кстати, именно так я и подумал — хорохорясь и прогоняя мандраж. Обычное многофункциональное помещение гостиничного типа, где можно и за столом с друзьями посидеть, и сладко поспать на широком двуспальном ложе, скромно отгороженном шерстяным балдахином.[52] Вот только никакого вида из окон, по вполне понятным причинам, не предвиделось. Жаль, для меня очень важно было узнать: чем закончилась встреча барона и Круглея.

Исходя из того, что фон Шварцреген решил использовать меня как предлог для законного шмона (а как еще можно оценить треть, если не обследовав весь товар?), уж очень грубой она быть не могла. Похоже, с купеческой Гильдией и в самом деле считались. А с другой стороны, если Круглей был так решительно настроен не отдавать это неведомое мне сокровище — то вряд ли он любезно согласится предоставить весь свой товар барону для осмотра.