Поезжай, разбей хатавов, если то угодно богу!
Только что я буду делать, погруженная в тревогу?
Ах, оставь свое мне сердце, а мое возьми в дорогу!»
Я сказал: «Такого счастья ждать доселе я не мог.
Коль меня ты полюбила, значит, так устроил бог.
Ты наполнила лучами сердце, полное тревог.
Буду я твоим, доколе не наступит смерти срок».
Клялся я над книгой клятвы, и она клялась со мною,
Подтвердив свои признанья этой клятвою святою.
«Если я, — она сказала, — изменю тебе, герою,
Пусть убьет меня создатель всемогущею рукою».
Ели сладкие плоды мы в этот сладкий миг свиданья,
Столь же сладостными были наши нежные признанья,
И, когда настало время горьких слез и расставанья,
От лучей ее горело сердце, полное сиянья..
Трудно было мне расстаться с лалом девственных ланит.
Мне казалось: мир мгновенный принимает новый вид.
Мне казалось: солнце в небе для меня лучи струит…
Ныне сердце без любимой затвердело, как гранит!
На коня вскочил я утром и велел трубить к походу.
Рать моя была готова сквозь огонь пройти и воду.
Лев, я вел ее к хатавам, деве царственной в угоду,
По нехоженым дорогам, недоступным пешеходу.
Я прошел рубеж индийский, шел с восхода до заката.
Мне посол навстречу вышел от Рамаза-супостата.
Речь его была искусна и притом замысловата{55}:
«Задерут волков хатавских индостанские козлята».
Мне подарок драгоценный повелел вручить Рамаз
Со словами: «Умоляю, не ходи с войной на нас!
Мы, с ярмом твоим на шее, обещаем в этот раз,
Что детей и все богатство отдадим тебе тотчас.
Ты прости нас и не сетуй на былые прегрешенья.
Если ты страну избавишь от войны и разрушенья,
Можешь с малою дружиной к нам прийти без промедленья:
Мы сдадим тебе без боя крепостные укрепленья».
Я собрал моих вазиров, и вазиры мне сказали:
«Витязь, ты покуда молод, и поймешь врагов едва ли,
Мы ж коварство их на деле, как ты знаешь, испытали:
Смерть тебе они готовят, нам же — скорби и печали.
Ты возьми с собой дружину копьеносцев удалых,
Пусть войска идут за вами, посылая к вам связных.
Коль хатавы не обманут, ты заставь поклясться их,
А не так — великим гневом покарай врагов своих».
Я послушался вазиров и послал известье хану:
«Мне твои известны мысли, спорить я с тобой не стану.
Жизнь тебе дороже смерти, — бойся, если я нагряну!
Нынче с малою дружиной к твоему я еду стану».
Триста витязей отважных я в своей оставил свите,
Но поблизости велел я войску следовать в укрытье.
Я сказал: «Куда б ни шел я, вслед за мною вы идите
И, когда пошлю за вами, мне немедля помогите».
Шел три дня я, и навстречу новый выехал гонец.
Хан мне слал одежд немало, и запястий, и колец.
Он писал мне: «Поскорее приезжай ко мне, храбрец, —
Всех даров моих прекрасных не вмещает мой дворец».
Он писал еще яснее: «Верь мне, витязь с сердцем львиным:
Я спешу к тебе навстречу по горам и по долинам».
«По душе мне, — я ответил, — повидаться с властелином,
Встретив радостно друг друга, будем мы отцом и сыном».
Раз, когда мы задержались на окраине дубравы,
Снова, кланяясь бесстыдно, подошли ко мне хатавы,
Привели коней в подарок и воскликнули, лукавы:
«Хан тебя желает видеть, ибо ты достоин славы!
Хан клянется амирбару, что, забыв свои пиры,
Завтра встретит он героя и вручит ему дары».
Я из войлока поставил тем посланникам шатры,
Принял ласково и выдал для ночлега им ковры.
Не проходит в этом мире дело доброе бесследно!
Раз один из тех хатавов к нам пробрался незаметно.
«Послужить тебе, — сказал он, — я давно пытаюсь тщетно,
Оказать тебе услугу, ибо предан беззаветно.
Дело в том, что твой родитель воспитал меня когда-то.
Я обязан об измене известить тебя, как брата.
Страшно мне, что будет роза ныне сорвана и смята.
Слушай, я тебе открою замышленья супостата.
Знай, мой витязь: эти люди обмануть тебя хотят.
В неком месте их сигнала ждет стотысячный отряд.
Втрое большая дружина выйдет к вам наперехват…{56}
Если ты не примешь меры — не воротишься назад.
Хан тебя с дарами встретит, будет льстить и унижаться.
Усыпив твое вниманье, хитрецы вооружатся.
Войско выйдет из засады, лишь костры их задымятся.
Если ж тысячи нагрянут — одному куда деваться?»
Благодарностью ответил я на это извещенье.
Я сказал: «Коль уцелею, дам тебе вознагражденье.
Уходи теперь обратно, чтоб не вызвать подозренья,
Если я тебя забуду, буду проклят в тот же день я».
Тайну вражескую эту не открыл я никому,—
Будь что будет, все советы одинаковы уму!
Но приказ с гонцом надежным выслал войску моему:
«Поспешите через горы к амирбару своему!»
Утром я велел хатавам передать письмо Рамазу:
«Хан Рамаз, спеши навстречу, я явился по указу!»
Снова шел я до обеда, не боясь дурного глазу,
Ведь кого судьба захочет, все равно прикончит сразу.
Наконец завесу пыли заприметил я с кургана.
«Вот идет Рамаз, — сказал я, — он раскинул сеть обмана,
Пусть мой меч непобедимый поразит злодея-хана!»
И тогда мою дружину со всего собрал я стана.
Я сказал дружине: «Братья, наши недруги — лгуны,
Обессилеть наши руки перед ними не должны.
Те, кто пал за государя, — к небесам вознесены.
Нам ли меч таскать без дела, коль настали дни войны?»
Зычным голосом в доспехи приказал себя облечь я,
И надели мы кольчуги, и надвинули оплечья,
И построил я дружину, и повесил сбоку меч я,
И обрек в тот день хатавов на страданья и увечья.
Мы приблизились. Хатавы, увидав сверканье стали,
Мне с великою досадой приближенного послали:
«Почему вы не свершили то, что нам пообещали?
Видя вас в вооруженье, мы в заботе и печали».
Я велел сказать Рамазу: «Знаю умысел я твой,
Но не быть тому, изменник, что задумано тобой!
Как велит обычай предков, выходи на смертный бой!
Взял я меч — и, значит, скоро ты простишься с головой!»
Удалился тот посланец, и его не слали боле.
Выдав замысел Рамаза, дым столбом поднялся в поле.
Войско вышло из засады, незаметное дотоле,
Но нанесть мне пораженье не смогло по божьей воле.
Взяв копье, простер я руку и закрыл лицо забралом
И в сраженье, полный рвенья, полетел с отрядом малым.
Я продвинулся на стадий в наступленье небывалом.
Но враги стояли твердо, образуя вал за валом.
Увидав густые толпы, прямо к ним рванулся я.
«Он безумец!» — закричали люди, в грудь себя бия.
Я пронзил передового, но сломал конец копья.
Меч! Хвала руке, которой сталь наточена твоя!
Я на стаю куропаток, как орел слетел могучий,
Я бросал их друг на друга, громоздил из трупов кучи.
Те, кого метал я в воздух, камнем падали из тучи.
Перебил я в двух отрядах цвет их войска наилучший.
Но враги сомкнулись снова, окружив меня толпою,
Я разил их без пощады, проливая кровь рекою.
На седло мертвец валился переметною сумою.
Где лишь я ни появлялся, все бежало предо мною.
Поздно вечером с кургана крикнул вражий караул:
«Не задерживайтесь боле! Божий гнев на нас дохнул!{57}
Пыль над полем заклубилась, слышен грохот там и гул.
Неужели, вызвав войско, нас противник обманул?{58}»
Оказалось: в самом деле, то индийцы подоспели,
День и ночь они спешили, чтоб помочь мне в трудном деле.
Не вмещали их долины, не хватало им ущелий,
Громко били их литавры, выли трубы и свирели.
В бегство кинулись хатавы, не противясь нашей силе,
По полям кровавой битвы мы в погоню поспешили.
Из седла я выбил хана, мы мечи в бою скрестили,
Подоспевшие отряды всех людей его пленили.
Замыкающие наши брали всадников в полон,
Перепуганных и бледных, из седла их рвали вон.
За труды бессонной ночи, каждый был вознагражден:
Вопль испуганных хатавов долетал со всех сторон.
Наконец с коней усталых мы сошли на поле брани.
Я, мечом поранен в руку, не заботился о ране.
Вкруг меня, дивясь, толпились все мои однополчане
И в восторге не решались нарушать мое молчанье{59}.
И великого почета был тогда я удостоен:
Мне свои благословенья слал, ликуя, каждый воин.
Воспитатели дивились, как урок их был усвоен,
Ибо много я оставил ран глубоких и пробоин.
Я отряды за добычей разослал кого куда,