Я сказать тебе не в силах, как прекрасен Тариэл!
Ни на что смотреть не может тот, кто раз его узрел.
Созерцающие слепнут от сиянья взора стрел.
Но шафраном стала роза, лик фиалки побледнел».
Рассказал он ей подробно про скитальца молодого:
«Он, как тигр, ютится в скалах, не имея в жизни крова,
Лишь наперсница царевны утешать его готова…
Ах, судьба, зачем ты смертных угнетаешь столь сурово!»
И когда достигла дева исполнения желанья,
Лик ее солнцеподобный преисполнился сиянья.
«Чем же мне, — она спросила, — облегчить его страданья?
Где найти ему спасенье и бальзам для врачеванья?»
«Хвастунам, — ответил витязь, — от людей доверья нет.
Чужестранец, мне поверив, погибает в цвете лет.
Обещал я возвратиться, чтоб спасти его от бед,
Я ему поклялся солнцем этот выполнить обет.
Верный друг, спеша на помощь, не дрожит перед напастью,
Посвятит он сердце сердцу, ведь любовь — дорога к счастью.
Боль миджнура разделяет всякий, кто охвачен страстью.
Без него я безутешен: нет прощенья безучастью!»
Солнцеликая сказала: «Все сбылось, как я хотела:
Ты, во-первых, возвратился и нашел нам Тариэла,
Во-вторых, любовь тобою с новой силой овладела,—
Значит, есть бальзам для сердца, что неистово горело!
Наши судьбы, как погода, переменны с каждым днем:
То горит над нами солнце, то гремит над нами гром.
Ныне радость вместо горя в сердце вспыхнула огнем.
Если ж мир приносит радость, для чего грустить о нем?
Хорошо, что, верен клятве, ты спешишь на помощь другу.
Нас обязывает дружба оказать ему услугу,
Мы должны его утешить и помочь его недугу…
Но какие испытанья ждут меня, твою подругу!»
Он сказал: «К семи печалям ты прибавила восьмую!
Чтоб согреть ее, кто станет дуть на воду ледяную?
Взлет любви кто приравняет к низменному поцелую?
Без тебя изнемогаю и с тобою не ликую!
Горе мне! Опять, скитаясь, я увижу много зла.
Как в мишень, вонзилась в сердце беспощадная стрела.
Сократилась на две трети жизнь, разбитая дотла,—
И хотел бы скрыть я горе, да пора на то прошла.
Дева, речь твою услышав, понял я твое веленье.
Знать, тому, кто ищет розу, и шипы — не затрудненье.
Будь же полным мне светилом, утоли мое волненье,—
Подари мне в путь-дорогу знак надежды на спасенье!»
Добродетельный, достойный, этот витязь светлолицый
Говорил благоразумно, как наставник с ученицей.
И браслет из дивных перлов был вручен ему царицей.
Да пошлет им бог блаженство всемогущею десницей!
Сладко сердцу, коль к рубину прикасается агат,
Сладко вырастить алоэ с кипарисом стройным в ряд,
Сладко радовать миджнура, устремляющего взгляд,—
Но, увы, беда влюбленным — тем, которых разлучат!
Хоть не мог налюбоваться на влюбленную влюбленный,
Скоро он простился с нею и ушел, ошеломленный.
Из кровавых слез царицы океан возник бездонный.
«Мир не сыт, — она рыдала, — нашей кровью напоенный!»
Ударяя в грудь руками, витязь шел к себе уныло,—
В час любви мягкосердечна человеческая сила!
Покрывает землю мраком заходящее светило,
Не заря зажглась на небе — ночь пришла для Автандила.
Слезы, смешанные с кровью, по щекам его текли.
«Даже солнце мне не в радость, — говорил он, сын земли. —
Адамантовое сердце брови милой обожгли,
Не хочу я утешенья от возлюбленной вдали!
Был вчера я цвет Эдема, уподобленный алоэ,
Но теперь судьба вонзила в грудь мою копье златое.
Сердце в огненном аркане позабыло о покое,
И постиг я, безутешный, сколь безумно все земное».
Витязь с этими словами сотрясался, как в падучей,
С воздыханием и стоном гнулся стан его могучий.
Так закончилось свиданье и сменилось скорбью жгучей.
Всех со временем покроет саван скорби неминучей!
В свой дворец вернулся витязь, и рыдал в тиши дворца,
И возлюбленную деву вспоминал он без конца.
Снежным инеем покрытый, блекнул цвет его лица.
Словно розы, без светила вянут юные сердца!
«Человеческое сердце богом проклято от века,—
То оно о счастье молит, то стенает, как калека.
В слепоте оно не верит даже глазу человека.
Не страшат его ни гибель, ни господская опека!»
Заклеймив людское сердце столь жестокими словами,
Он прижал к губам запястье с дорогими жемчугами.
И блеснули эти перлы наравне с его зубами,
И кровавыми от горя обагрился он слезами.
Утром некого посланца государь за ним послал.
Поспешил к владыке витязь, хоть и с вечера не спал.
Вкруг него народ толпился и ему надоедал.
Царь готовился к охоте, пели трубы и кимвал.
И помчались на охоту царедворцы Ростевана.
Можно было там оглохнуть от ударов барабана.
Солнце соколы затмили, псы скакали неустанно,
Кровью раненых животных обагрилась вся поляна.
И с полей вернулись люди, поохотившись с задором, —
Царедворцы, и вельможи, и дружина — полным сбором.
В изукрашенном чертоге царь воссел, сияя взором,
Арфы громко заиграли, и певцы запели хором.
Витязь, сидя с Ростеваном, вел беседу с ним опять.
Были губы их, как лалы, зубы — жемчугу под стать.
По бокам народ толпился, впереди сидела знать,
Целый день не уставая о герое толковать{72}.
Но, исполненный печали, возвратился витязь к дому.
О любви душа взывала, погруженная в истому.
То вставал он, то ложился. Сон не шел к нему, больному.
Чье прислушалось бы сердце к несчастливцу молодому?
И подумал он: «Какое дам я сердцу утешенье,
Коль с тобой я разлучился, о Эдема украшенье!
Для взирающих ты — радость, невзирающих — мученье.
Если б мог тебя увидеть я хотя бы в сновиденье!»
Так твердил он, заливаясь безутешными слезами,
Но решил: «Одно терпенье нас равняет с мудрецами.
Не приученный к терпенью разве справится с делами?
Тот, кто хочет в жизни счастья, не гнушается скорбями».
И тогда сказал он сердцу: «Убиваешься ты вновь.
Жизнь, однако, лучше смерти. Жизни ты не прекословь,
Не показывай народу, как в тебе бушует кровь:
Непристойно человеку разглашать свою любовь».
Просьба Автандила о новой поездке и разговор вазира с царем
Утром витязь облачился и из дома вышел рано.
«Боже, — он молил, — да будет сокровенна эта рана!
Помоги мне скрыть от мира, как царица мне желанна!»
И поехал он к вазиру, царедворцу Ростевана.
Тот сказал: «Над нашим домом загорелся луч рассвета,
Значит, радость не напрасно предвещала мне примета!»
И с глубоким он поклоном встретил славного спаспета:
Если гость приятен сердцу, он дороже самоцвета.
Добродетельный хозяин слезть помог ему с коня.
До крыльца ему коврами уложила путь родня.
И внезапно дом вазира озарился светом дня.
«Запах роз, — сказал хозяин, — долетел и до меня!»
Витязь сел, и домочадцы погрузились в лицезренье,
И сердца их задрожали в безграничном восхищенье —
Десять тысяч воздыханий здесь послышалось, не мене…
Но вазир велел им выйти, и они ушли в смятенье.
И сказал вазиру витязь, подобрав слова по нраву:
«Во дворце у Ростевана первенствуешь ты по нраву.
Царь во всем тебе послушен, ты блюдешь его державу.
Помоги же мне сегодня, заслужи почет и славу!
Этот витязь солнцеликий истомил меня и сжег!
Разлученный с Тариэлом, я от боли изнемог!
Для меня не избегает он ни горя, ни тревог,—
Бескорыстие и щедрость — дружбы подлинной залог.
Словно сеть, тоска о друге ныне сердцем овладела,—
Сам я здесь, перед тобою, сердце — возле Тариэла:
Он сжигает всех, как солнце! Нет красе его предела!
И Асмат за это время стать сестрою мне успела.
Я поклялся страшной клятвой, уезжая от собрата:
«Я вернусь к тебе, приятный даже глазу супостата!
Я найду твою царевну, что пропала без возврата!»
И теперь перед отъездом грудь моя огнем объята.
Я тебе открою правду: коль, безумный, как всегда,
Он надеется на друга, как не ехать мне туда?
Ведь в беде миджнур миджнура не бросает никогда.
Нарушающему клятву не укрыться от стыда.
Ты скажи царю об этом, и, клянусь его главою,
Если он меня отпустит, я вернусь к тому герою.
Если ж он меня задержит, сердца я не успокою.
Помоги же мне сегодня, дай мне справиться с бедою!
Передай царю: «Владыка, почитаемый народом!
Горько мне тебя сегодня огорчать своим уходом!
Но прекрасный этот витязь жжет мне душу год за годом,
Завладел моим он сердцем и обрек его невзгодам.
Царь! Без этого миджнура жить я больше не могу!