Докажи, что добродетель и в разлуке дорога.
Управляй моей дружиной, не щади в бою врага,
Будь защитником народа и родного очага.
Стереги мои границы, будь главой в моем отряде,
Пусть изменник вероломный не мечтает о пощаде.
Коль вернусь, тебя, как друга, награжу я службы ради, —
Послуживший господину не останется в накладе».
Шермадин, услышав это, отвечал ему, рыдая:
«В одиночестве все беды одолею без труда я,
Но коль тьма покроет сердце, что поделаю тогда я?
Был бы счастлив я безмерно, лишь с тобой одним блуждая.
Мы доселе не слыхали, чтобы верный раб в пути
Не обязан был владыку от опасностей спасти.
Что я, грешный, буду делать, если дам тебе уйти?»
Но ответил юный витязь: «Не возьму тебя, прости!
Помыкать твоей любовью не имею я предлога,
Но и взять тебя с собою не могу по воле бога,—
Коль не ты, то кто сумеет здесь блюсти порядок строго?
Не тебе, но мне, скитальцу, суждена теперь дорога.
Я — миджнур. Миджнур обязан в одиночестве скитаться.
Разве он не должен плакать без людей и убиваться?
Дальний путь — удел влюбленных. Им ли дома оставаться?
Уж таков наш мир мгновенный, в том не надо сомневаться.
В день, когда меня не будет, вспоминай, люби меня.
Сам себе слугой я буду, не страшна мне западня.
Неприлично удалому унывать средь бела дня.
Горе тем, кто дел позорных не боится, как огня!
Я из тех, кто жизнь не выше ценит гнили огуречной.
Смерть за друга я считаю лишь утехою сердечной.
И теперь, когда я снова в путь отпущен бесконечный,
Бросив дом, я не оставлю друга в жизни скоротечной.
Уходя, я завещанье оставляю для царя.
Я ему тебя вручаю, власть его боготворя.
Если я умру в разлуке, обо мне не сетуй зря,
Только плачь и сокрушайся, поминание творя».
Завещание Автандила царю Ростевану
Витязь сел и, скорбный сердцем, так составил завещанье:
«Царь, к покинутому другу я спешу без колебанья.
Не могу его я бросить, он — души моей пыланье.
Будь ко мне добросердечен и прости мои деянья!
Не осудишь ты, я знаю, государь, мое решенье.
Мудрый друг не бросит друга, несмотря на все лишенья.
Вспомни, царь, Платон-философ нам оставил поученье:
«Ложь несет душе и телу бесконечные мученья».
Так как ложь — источник горя, то, покинув царский кров,
Ради страждущего друга ухожу я от пиров.
Для чего и мудрость людям, коль не чтить ее даров?
Знанья мудрых приобщают нас к гармонии миров.
О любви ты, верно, помнишь, что апостолы гласили{74},
Как в кимвалы ей бряцали, как в Писанье возносили?
«Возвышает человека лишь любовь!» — они твердили.
Прежде всех живущих в мире должен верить им не ты ли?
Тот, кто дал мне крепость тела и открыл мои зеницы{75},
Чьим могуществом незримым звери созданы и птицы,
Кто конечному созданью начертал его границы,—
Сто низводит к единице, сто творит из единицы.
То, что богу не угодно, — не случится на земле.
Вянут роза и фиалка, коль останутся во мгле.
Всякий взор к добру стремится, нет достоинства во зле.
Как могу я жить без друга с тяжкой думой на челе!
Как бы ни был ты разгневан, не лишай меня прощенья:
Я не в силах был исполнить твоего предназначенья.
Мне отъезд послужит средством от тоски и огорченья.
Пусть я буду жить в пустыне, лишь бы жить без принужденья.
Не найдешь ты утешенья, слезы горя проливая.
Ничего не в силах сделать против воли божества я.
Муж обязан быть вынослив, в тяжких бедах пребывая.
От судьбы уйти не может ни одна душа живая.
Что творец мне предназначил, то и сбудется сполна.
Коль вернусь назад, то в сердце потушу я пламена,
Встречусь радостно с тобою, как в былые времена…
Каково служенье дружбе, такова и мне цена.
Царь, коль кто меня осудит, осуди того всецело!
Неужели царским сердцем скорбь разлуки овладела?
Обмануть я и покинуть не способен Тариэла,
Он в лицо меня за гробом осрамит за это смело.
О друзьях иметь заботу никогда не вредно людям!
Презирая лицемеров, мы лжецов сурово судим.
Как же мог я, царь великий, стать предательства орудьем?
Хорошо ли, коль на помощь мы спешить к друзьям не будем?
Есть ли кто презренней труса, удрученного борьбой,
Кто теряется и медлит, смерть увидев пред собой?
Чем он лучше слабой пряхи, этот воин удалой?
Лучше нам гордиться славой, чем добычею иной.
Смерть сквозь горы и ущелья прилетит в одно мгновенье,
Храбрецов она и трусов — всех возьмет без промедленья.
И детей и престарелых ожидает погребенье.
Лучше славная кончина, чем постыдное спасенье!
Царь! Осмелюсь я напомнить: ничего не понимает
Тот, кто смерти ежедневно для себя не ожидает.
Ведь приходит днем и ночью та, что нас соединяет!
Не вернусь, так, значит, сердце снова боль претерпевает.
Если ж рок меня захочет погубить в чужой стране,—
Странник, я умру в дороге, сам с собой наедине.
Не сошьют друзья мне саван, не схоронят в тишине.
И тогда, незлобный сердцем, вспомни, царь мой, обо мне!
Многочисленным богатством я владел тебе в угоду.
Ты раздай богатство бедным, возврати рабам свободу.
Надели сирот несчастных, обреченных на невзгоду, —
Пусть я буду и по смерти дорог нашему народу.
Коль не все мои богатства пожелаешь взять в казну ты
Пусть на них мосты построят и сиротские приюты.
Раздавай мои именья, не колеблясь ни минуты,
Ибо только ты сумеешь погасить мой пламень лютый.
От меня, владыка, больше не получишь ты вестей.
Поручил тебе я душу доброй волею своей.
Сатанинские затеи не пойдут на пользу ей.
Опочившего прости ты и слезу о нем пролей!
И еще, о царь могучий, я молю за Шермадина.
Ныне, горечью объятый, он лишился господина.
Обласкай его, как раньше я ласкал простолюдина,
Пусть не точит слез кровавых у порога властелина!
Написавший завещанье, я его теперь кончаю.
Царь, отец и воспитатель! Вновь тебя я покидаю!
Я тебе желаю счастья! Я в тоске изнемогаю!
Не давай врагам отчизны угрожать родному краю!»
Кончил он и Шермадину завещание вручил:
«Доложить царю об этом у тебя довольно сил,
Ведь никто служить не может так, как ты мне послужил!»
И, обняв слугу, заплакал изнемогший Автандил.
Молитва Автандила перед отъездом
Он воззвал: «Великий боже, господин и царь вселенной,
Воздающий по заслугам неразумной твари бренной,
Повелитель горних стражей, свет души неизреченный,
Укрепи во мне желанье послужить любви нетленной!
Боже, царь земли и неба, ты словам моим внемли!
Ты велел любить друг друга бедным жителям земли.
Ныне я один страдаю от возлюбленной вдали.
Не гаси любви, чтоб в сердце семена ее взошли!
Боже, боже милосердный, ты один — моя основа!
Не покинь меня в сраженье, не лиши в скитанье крова,
Защити меня от бури и от дьявола ночного!
Если я в живых останусь, послужу тебе я снова!»
Помолившись, из столицы витязь выехал один.
И, покинут Автандилом, горько плакал Шермадин.
Он точил слезами камни и сжигал песок долин.
Что слугу утешит в горе, если скрылся господин?
Ростеван узнает о тайном отъезде Автандила
Вот рассказ о Ростеване, преисполненном печали:
В этот вечер царь с царицей никого не принимали.
Утром царь проснулся мрачный, очи молнии метали,
И велел он, чтоб вазира во дворец к нему позвали.
И когда вазир явился и потупился уныло,
Царь сказал ему: «Не помню, что вчера со мною было!
Не твое ли сообщенье сердце мне ожесточило,
Если я тебя, вазира, поносил за Автандила?
Что такое он задумал, рассердив меня с утра?
Мудрость нам гласит: «Не ждите от рассерженных добра!»
Да и ты не будь беспечным! Образумиться пора!
Доложи теперь мне снова, что докладывал вчера».
И вазир ему вторично рассказал об этом деле.
Царь ему ответил кратко, гнев удерживая еле:
«Пусть я буду иудеем, коль не спятил ты доселе!{76}
Не пытайся мне перечить: худо будет пустомеле!»
Поспешил вазир к спаспету, и ему сказали слуги,
Что хозяин их покинул и исчез из той округи.
«Не пойду к царю я больше, — прошептал старик в испуге, —
Пусть ему доложит смелый, я же в горе и недуге».
Царь, вазира не дождавшись, снарядил за ним гонца,
Но гонец не возвратился, разузнав про беглеца.