Покрутив головой, девушка решила, что ночь лучше провести на вокзале. Тепло, светло и есть вероятность выпить и съесть горячее. Приглушенный свет резанул по глазам. Залы были полными. Транзитная точка, сходятся несколько «веток». Побродив, Аленка присела на стул возле киоска, заказала пельмени, чай, быстро поела, морщась от запаха тухлятины и прикорнула на жесткой металлической скамейке, дожидаясь первых автобусов.
Тряский автобус довез ее до нужного микрорайона. Та, м поплутав среди стареньких панелек и новеньких высоток, она отыскала адрес, записанный на конверте и присела на скамеечку, давая себе время перевести дух.
Двор был старым, густо заросшим сиренью, рябинами и еще какими-то незнакомыми Аленке кустами. И в этих кустах отчетливо слышалась какая-то нездоровая возня. Вообще-то жизнь в поселке научила девушку не совать нос в чужие дела, но ее новый обострившийся слух позволил разобрать среди возни девичий стон и почти шепот: «пустите».
Она вздохнула, потянулась, заново ощущая свое тело сильным, гибким и немного чужим. Такое с ней уже случалось в клане и девушка поняла, что балансирует на грани оборота, но как отменить это состояние, пока не знала. В дальнем сыром и заброшенном углу двора, за гаражами, пятеро парней самого мерзкого прыщавого возраста крутили ноги отбивающейся со всех сил смуглой девчонке.
— Таааак, — произнесла Аленка погромче, стараясь воспроизвести интонацию учительницы математики, самой вредной и склочной старой грымзы, — и что это вы тут делаете?
Парни струхнули, от неожиданности отпустили ноги пленницы, та не растерялась и сумела заехать одному из них пяткой в нежное место. Подросток взвыл, остальные испугались еще больше начали переглядываться, а когда узкая рука с неженской силой перехватила кулак и вернула удар, небрежно разорвав несколько слоев одежды, несостоявшиеся насильники дрогнули и побежали. Аленка ощутила несказанное облегчение. Она и не знала, что бы стала делать, если бы парни развернулись и попытались поймать уже ее.
Девчонка поднялась, размазывая по щекам злые слезы, отряхивая перепачканные в земле и кирпичной крошке руки. Аленка протянула ей остатки воды в бутылке и салфетки.
— Нормально, не успели? — осторожно поинтересовалась спасительница, думая, что же она будет делать, если все же успели.
— Да я этим детям лисы и шакала яйца оборву! — гортанно закричала девчонка, отгоняя страх, — все Рамзату Георгиевичу расскажу! УУуууу собаки злые! — погрозила она грязным кулачком. Потом уставилась на Аленку пронзительными черными глазами: — а ты откуда? В гости приехала?
Аленка вздохнула. Врать она не любила и честно сказала:
— От жениха сбежала, бабушка говорила тут родня живет, думала у них пожить, а потом училище найти или колледж.
— А кто твоя родня? Я тут всех знаю, — девчонка уже оправилась и стало понятно, что ее наряд довольно сильно отличается от ярких грязных лохмотьев, в которых обычно бродят по рынкам цыганские подростки.
Аленка поколебавшись назвала фамилию, и девчонка сочувственно покивала:
— Опоздала ты, дедуля года три как помер, а бабулю месяц назад схоронили. Квартиру продают, но ее какие-то совсем дальние родичи забрали.
Аленка пригорюнилась. Родственников нет, значит надо искать что-то другое. Еще ночь на вокзале проводить не хотелось, а цыганка вдруг оживленно захлопала в ладоши:
— Пошли со мной! Я Рамзату Георгиевичу расскажу, как ты меня спасла, он что — нибудь придумает!
Взрослым Аленка не доверяла, но девчонка энергично тащила ее за собой, непрерывно болтая и все же дотянула до низкого, широкого треэтажного строения с большими окнами. Не то школа, не то спортзал.
Возле бокового крылечка курил высокий мужик с раскосыми глазами.
— Рамзат Георгич! Рамзат Георгич! — цыганочка подлетела к мужику и запрыгала вокруг него, как болонка вокруг волкодава.
— Ну чего у тебя стряслось, Балька? — спокойно поинтересовался он.
Девчонка на него и вывалила все что стряслось, перечислив имена обидчиков и постоянно тыкая в Аленку пальцем для подтверждения.
Мужик докурил сигарету, аккуратно затушил ее, выбросил окурок в урну и посмотрел на Аленку:
— Подтверждаешь?
Та серьезно кивнула:
— Сама видела, как ноги крутили кабелем каким-то, пять человек. Прыщавые. Всех не опознаю, но тот, которому она в нежное место заехала, наверное все еще хромает.
— Ну пойдемте.
Мужик привел их в скромный кабинет, велел каждой написать объяснительную, заверил, поставил подпись и печать, потом велел цыганочке сбегать, позвать «Ларису Михалну», пересказал все случившееся невысокой подтянутой даме с вишневыми волосами, та покивала, осмотрела ноги цыганочки, украшенные свежими красными полосами, подписала бумаги и зацепилась за Аленку:
— Георгич! Хорошо, что девочка не из наших, но ей, я так поняла, идти некуда?
Баваль[1], так звали цыганку, успела уже разболтать, что Аленка приехала к родне, которая уже умерла. Георгич вздохнул, достал еще один лист и протянул Аленке:
— Пиши. Директору трудового профессионального колледжа… Прошу предоставить мне общежитие на время прохождения экзаменов. Точка, подпись, дата. Балька, у тебя комната свободна?
— А то, — хмыкнула цыганка, — Машка же к родителям уехала.
— Вот и возьми девочку с собой. Покажи ей все, в столовую отведи. Дополнительные экзамены на следующей неделе, как раз успеете программу повторить.
Аленка смотрела на все это квадратными глазами, а цыганочка уже тянула ее по темному коридору куда-то наверх. В общежитии девчонка неожиданно успокоилась, трещать перестала, а когда завела гостью в комнату, совсем притихла и призналась:
— Я же тоже от жениха убежала. У нас рано замуж отдают, лет в двенадцать. А у меня бабушка русская была, она меня учила, читала мне, книжки давала, я не хотела на вокзале попрошайничать и к ней бегала. А когда отец собрался замуж отдать, убежала. Бабушка старенькая уже была, отвела меня сюда учится, отцу на откуп все свое золото отдала, а потом умерла. Вот я и учусь, а эти придурки!
Девушки сели на кровати, Баваль поставила чайник, достала сухое печенье, карамельки и рассказала о себе. Оказалось, что она еще младше, чем Аленка, ей только пятнадцать, но учится она тут уже три года.
— Георгич меня пожалел, принял по бумагам сестры, — поясняла она и хихикала: — я уже три года на первом курсе учусь, каждый раз на новой специальности.
Девушки разговорились, и Аленка осторожно рассказала о своей ситуации — пьющая мать, заботливая бабушка и жених, желающий немедленно детей.
Баваль поморщилась:
— Вот прям как у меня! Гожо[2] год порог оббивал. Не давал мне из общаги выйти, клялся украсть, а потом на Малке женился и у них уже двое детей! — девушка засмеялась, но как-то тоскливо.
Они просидели за чаем и карамельками до поздней ночи, и почему-то в этой узкой как пенал обшарпанной комнате Аленка чувствовала себя спокойнее и надежнее, чем в огромном красивом клановом доме.
Аленку хватились за ужином. Мать Андрея снова поднялась в комнату девушки и обнаружила, что ее нет. Расспросила домработницу и членов семьи. Галка рассказала, что ходили за покупками, а больше никто ничего не видел. Попытки взять след не удались — слишком много народа прошлось у крыльца. Вожак нахмурился, позвонил на пост охраны, выяснил, что попыток выйти с охраняемой территории не было. Андрей разозлился. Прилюдно пообещал выпороть безмозглую девчонку, играющую в глупые игры, когда рядом постоянно ходят изгои, потом перекинулся и побежал искать сам.
Побегав по поселку, он уловил запах новенького кожзаменителя и резины кроссовок в необычном месте. Пробрался сквозь кусты, обошел овраг и беззвучно выругался, обнаружив лисий лаз. Протиснутся в узкий подкоп крупный волк не мог. Пришлось бежать в обход. Вот только жаркое солнце высушило и испарило намеки на след. Кое-как, больше полагаясь на человеческий разум, чем на обоняние, оборотень добрался до остановки, покружил и, перекинувшись в кустах, позвонил вожаку:
— Отец, след привел на остановку. Похоже наша птичка упорхнула в город. Нет, не думаю, что это изгои, они бы увезли на машине. Возвращаюсь.
Прочесывали город всем кланом. Аленка не оставила в комнате ни одной личной вещи. Подарки висели в пакетах, а ее жалкие тряпки и страшная сумка обнаружилась в ручье. Не хватало только документов и белья.
— Карточка! — сообразил вожак и принялся срочно звонить в банк, чтобы выяснить, когда и где проводились операции.
Информацию ему не предоставили. Понадобилось несколько часов и кое-какие знакомства, чтобы выяснить, что деньги были сняты в ТЦ и больше нигде. Девушка пропала, да еще так ловко, что прабабушка только аплодировала.
— Чему вы так радуетесь, — устало спросила Анастасия, откидываясь на спинку стула, — ваш правнук остался без пары, внук сходит с ума — пропажа на его территории и все бегают как ошпаренные, пытаясь отыскать хоть какую-то информацию.
Бабуля лукаво прищурила глаза и взмахнула хвостами:
— Согласись, Андрей такой подарочек не заслуживал. Запугал, унизил, ничего не объяснил. Мал еще пару иметь. Да и вам полезно растрястись, а то ишь какие важные стали! Тряпки девчонке кинули, а поговорить? А узнать, чего она в жизни хочет? Может ей не ваш лесок нужен, а своя избушка на курьих ножках? Себя-то в ее возрасте вспомни, о щенках мечтала или о другом чем?
Невестка покраснела, бабуля как всегда попала не в бровь, а в глаз. В щенячьем возрасте Анастасия мечтала быть моделью, вышагивать по подиуму прекрасной недоступной цаплей и сражать окружающих отстраненным видом.
Мечта почти сбылась, она закончила школу юных моделей, начала показывать детскую и подростковую одежду, даже мелькнула пару раз в журналах для школьниц, а потом ей мягко намекнули, что вот тот неопрятный толстый дядя, это «спонсор» и с ним надо «быть поласковее». После показа все девочки пошли к автобусу, а ее запихнули в роскошный «джип», пахнущий дорогими сигаретами, спиртным и спермой.