— Да все равно чем!.. — пробормотала Рита, торопливо выполняя сказанное. Затем она села напротив подруги и затихла.
Дуня достала из сумки бутылочку с каким-то темным отваром, отпила раз, затем, немного подождав, еще. Спрятала бутылочку и раскрыла книгу. Некоторое время она сидела, не двигаясь, сосредоточенно глядя на язычок пламени, пляшущий на фитильке свечи. Затем склонилась над книгой и стала читать вслух. Негромко, так что Рита не могла разобрать. Читая, Дуня раскачивалась, все быстрее и быстрее, голос ее стал звучать громче. Теперь она уже не смотрела в книгу. Внезапно Дуня перестала раскачиваться, взгляд ее остановился на Рите, и та, вся похолодев, поняла, что подруга ее не видит. Рите стало страшно.
— Темно… — вдруг сказала Дуня странным низким голосом. Он словно шел у нее из груди. — Ночь…
— Видишь их? — спросила Рита, преодолевая страх.
— Костры… — продолжила Дуня. — Костры горят. Возле костров люди. Спят… Не все. Двор, большой двор.
— Дом есть? Какой он?
— Стена. Высокая, верхнего края не видно. Стена сложена из бревен…
— Какие бревна? — недоуменно сказала Рита. — В горах на юге не рубят дома из бревен, тем более — стены. Там леса нет!
Дуня не ответила. Сидела неподвижно, глядя сквозь Риту, — холодные мурашки побежали по спине женщины.
— Люди… Люди идут, — равнодушно сказала Дуня. — Четверо. Двое несут мешки. Большие…
— Что за мешки? — шепнула Рита, холодея.
— Легкие — людям не тяжело. Они кладут их под стеной и уходят. Двое остаются. Один из них высокий, в кольчуге, второй пониже, широкий в плечах…
— Кто они?
— Стоят спиной. Поворачиваются… Темно, видно плохо. Пламя костра рядом вспыхнуло… Это Аким и Кузьма.
Рита тоненько ойкнула и тут же испуганно зажала рот ладонью.
— Они похудели, — продолжила Дуня, — и странно одеты. Какие-то холщовые штаны и сапоги. Рубахи до колен… Садятся на мешки. Кузьма неловко держит перед собой левую руку, она у него болит…
— Господи! — вскрикнула Рита и схватила Дуню за плечи. Та вздрогнула, и взгляд ее стал осмысленным.
— Ты видишь их?
— Кого? — вяло спросила Дуня, недоуменно глядя на подругу.
— Кузьму и Акима?
— Где?..
Рита расстроено умолкла. Дуня вдруг зевнула и закрыла глаза.
— Спать хочется…
— Идем! — Рита подняла ее со стула и, придерживая за плечи, повела в зал. Там Дуня мешком повалилась на диван — Рита едва успела подложить ей под голову подушку.
Укрыв подругу пледом, Рита зашла в кухню и трясущимися руками достала сигарету из пачки.
— Живы! — прошептала, глотая слезы. — Живы… Но что за бревенчатая стена? Где они?..
Глава пятнадцатая
Двое, лежавшие на мешках с сеном под стеной, разговаривали вполголоса: вверх, на забрало, доносилось лишь трудно различимое бормотание. Часовой склонился ниже — не разобрать. Вздохнул — интересно было бы послушать, и повернулся к заборолу. На пойме, накрытой ночной темнотой, всюду, сколько хватало взгляда, горели половецкие костры — враг не дремал.
— Свежо! — поежившись, сказал Вольга, ворочаясь на своем мешке. — Может, пойдем в дом?
— Там не повернуться и дух — с ног сшибает! — возразил Кузьма. — Народу из посада набежало, а с водой худо — давно без бани. Здесь лучше. Воздух свежий, звездочки на небе… Усну скорее.
— Плечо болит?
— Ноет. Наконечник глубоко вошел.
— Выпей медовой!
— Всю в госпиталь отдал. Раненых много — потяжелее меня.
— Нагони еще!
— Меланья, когда за стены перебирались, забыла впопыхах аппарат. Сгорел. Придется заново…
— Терпи тогда… Сам рану шил?
— Неудобно одной рукой. Марфуша штопала. Талантливая девочка, у нас бы классным хирургом стала. Ты ее не обижай.
— Ее обидишь! Характерец! Что не по ней, заехать может. Плевать, что ты воевода!
— С ранеными надо строго… Я вот думаю: третий раз я эту шкуру надеваю — и каждый раз на мне рвут. В подвале два года тому оборотень располосовал от ключицы до подмышки. Потом бандюк в пещере из пистолета чуть голову не прострелил — пуля темя оцарапала. Сейчас половец копьем достал… Когда-нибудь кончится плохо.
— Не бери в голову! Главное — жив!
— И опять ты выручаешь. До пенсии не рассчитаться!
— Ты бы не помог?
— Кто знает… Зачем в шкуру полез?
— Вы долго возились. Мы здесь ждали, ждали — все глаза проглядели. Я уж решил, что все, накрылась спецгруппа… Решил сам дело закончить. Только выбрались с Васильком из города, смотрю: фейерверк! Потом вы показались с погоней…
— Смельчаки!
— Это вы с Микулой… Как ты догадался боезапас уничтожить?
— От отчаяния. У орудия охрана стояла.
— Потом убежала с испугу. Когда половецкий лагерь загорелся, наши вышли за стены и спокойно сожгли установку. Облили ее маслом…
— Я же к ней две шереширы с напалмом принес!
— Не увидели, наверное. Какая разница?! Не пригодятся шереширы, если и уцелели. Теперь у половцев ни орудия, ни ракет.
— Но они-то уходят!
— Странно. После той суматохи, что вы с Микулой устроили… Ой, что там творилось в лагере! Красота! Ракеты летают, рвутся, кибитки половецкие горят, люди — тоже… Зарево — в полнеба! У нас весь город, мне рассказывали, на стены выбежал смотреть. Михн с Улебом пытались не пускать, да только где там! Люди плясали прямо на забрале. Думали, наутро половцы уйдут.
— Готовят они что-то.
— Что могут? На стены лезть? Так у них ни лестниц, ни фашин — ров забрасывать. Только забор на сгоревшем посаде.
— Вот это тревожнее всего. Когда непонятно.
— Уточни.
— Я видел его…
— Цечоева?
— Именно. Бандюка, что мне отметину на темечке сделал. Одет по-другому и странный какой-то, но это он.
— Уверен?
— Был от меня, как ты сейчас. Долго смотрели друг друга… И раньше, когда они устроили ракетную атаку на острог, не сомневался — его рук дело, но прошлой ночью убедился воочию. Пробрался он все-таки следом за нами. Все эти шереширы, упавшие городницы в Римове…
— Освоился, гнида… Я б его загрыз! Не посмотрел бы, что после этого в оборотни!
— Микула хорошо приложил его палкой — лег он. Рядом повозки с шереширами рвались… — задумчиво сказал Кузьма. — Может, в этот раз?..
— Даже, если нет, то на новое орудие и шереширы у них уйдет много времени. Тудор подойдет раньше.
— Твои б слова да богу в уши!
— Сомневаешься?
— Кто мне говорил, что Цечоева по стенкам пещеры размазало, и беспокоиться не о чем?
Вольга сконфуженно умолк.
— Вот что интересно, — помолчав, произнес Кузьма. — Он меня не узнал.
— Тебя и мама родная не узнала бы!
— Мама — да. А он меня видел раньше. В двух шагах был… Мы ему помешали тогда в пещере, сорвали все замыслы, затащили сюда… А он смотрел на меня, как на дворовую собаку.
— Может, забыл?
— Такое не забывается…
Вольга хотел что-то сказать, но внезапно послышавшийся шорох прервал их разговор. Вольга насторожился и кошкой извернулся к стене. Из щели в стене между двумя городницами внезапно показалась голова. Вольга коршуном бросился к ней и одним рывком вытащил неосторожного шпиона, вскинул вверх. Шпион тоненько ойкнул и задрыгал в воздухе босыми ногами.
— Ты кто?
— Степка…
— Я тебя уже видел, — задумчиво произнес Вольга, опуская мальчика на землю. Тот, почуяв под ногами опору, рванулся бежать, но Вольга крепко держал его за плечо. — Откуда и зачем? Отвечай!
Вместо ответа Степка отчаянно завел.
— Перепугал пацаненка насмерть! — Кузьма слез с мешка и присел перед Степкой на корточки. Тот сразу утих, только задавленно всхлипывал. — Ты нас боишься?
Мальчик кивнул.
— Почему?
— Васька говорил, что хорт человека пополам перекусывает. А ты — хорт!
— Хорошенькая у нас репутация! — хмыкнул Вольга.
— Ты думал, что можно безнаказанно облачаться в шкуру? — отозвался Кузьма и ласково посмотрел на мальчика. — Не бойся, Степка, мы кусаем только половцев. Своих не трогаем.
Степка смотрел на него недоверчиво.
— Зачем в этой щели сидел? Подслушивал?
— Там дырка насквозь, — торопливо сказал Степка. — Земля осела — можно наружу выползти. Взрослый не пролезет, а мне — получается.
— Так ты ползал за стену?
Степка кивнул.
— Зачем?
— Оружие собирать.
— Разве там есть оружие?
— Васька прошлой ночью целую сулицу нашел! — заторопился Степка. — Теперь он может с погаными биться. И я хочу!
— Герой! — засмеялся Вольга.
— Еще какой! — серьезно заметил Кузьма. — Что нашел?
Степка испуганно прижал руки к груди.
— Не отберем, не бойся, — заверил Кузьма и перекрестился. — Вот тебе крест!
Все еще недоверчиво поглядывая на хорта, Степка вытащил из-за пазухи небольшой брусок в бумажной обертке. Кузьма взял его и приподнял, чтобы лучше рассмотреть в свете пылающего неподалеку костра. Сверху вдруг задавленно вскрикнули, и рука, державшая Степку за плечо, разжалась. Но мальчик остался стоять.
— Вот чего они ждут… — задумчиво произнес Кузьма и передал брусок Вольге. — Ты это под стеной увидел? — спросил мальца.
— Весь посад за рвом обшарил, — зачастил Степка, переводя испуганный взгляд с Кузьмы на Вольгу и обратно. — Ничего не нашел. Темно… А когда пробирался назад, смотрю: дяденька какой-то у стены копается. Тихонько так и постоянно оглядывается. Чужой он, и голова тряпкой замотана. Как он ушел, я подобрался и раскопал.
— Там один такой брусок был?
— Не знаю, в одном месте копал, — шмыгнул носом мальчик.
— Никакой веревочки к нему не тянулось?
— Не помню, боялся, что половец вернется.
— Мы это заберем! — решительно сказал Вольга.
Степка насупился. Кузьма достал из-за голенища широкий нож, положил его на ладонь. Глаза у мальчика вспыхнули.
— Будет твой, если покажешь, где нашел, — решительно сказал Кузьма и выпрямился. — Пойдем!
— Может, взять охрану? — спросил Вольга.
— Не надо, чтобы нас заметили, — ответил Кузьма, пряча нож за голенище. — Ты удивлялся, что нет ни лестниц, ни фашин. Зачем? Свалить две городницы наружу — вот тебе и брешь в стене, и дорога через ров! Саперное дело не забыл? — повернулся он к Вольге. — Это не кистенем махнуть! Взлетим на орбиту, как первые космонавты! Двенадцатого века…