В конце концов, с точки зрения богемийской шляхты уже сам факт того, что дворянка лично управляла спорткаром, а не доверила это кому-нибудь другому, являлся откровенной пошлостью. Это попросту неприлично!
Но в том-то и тонкость, что как раз в случае с ведущей себя подобным образом девушкой, то, что обычно кажется аляповатым и безвкусным, становится гармоничным. Яркие неестественно неоново-розовые глаза? Кричащий макияж? Тяжёлого вида обувка на высокой платформе? Колготки сеточкой? Кожаная миниюбка на подтяжках, которые, к тому же, не были перекинуты через плечи, а просто болтались у бёдер? Великое множество легкомысленных ярких значков? Якобы рваная рубашка с коротким рукавом, левая пола которой заправлена, а правая — навыпуск?
Это всё Ёлко. И конкретно ей подобное идёт.
— Ну, как? — поинтересовалась “номер два”.
— У моего будущего мужа отличный вкус.
— Одеяния подбирал не он, — ехидно пропищала аналитик.
— Он подбирал девушку. И я этот выбор одобряю.
Броня потянула собеседницу на себя, а затем выставила локоток, предлагая за него взяться. Когда ручки Ёлко сцепились за предплечьем богини, Лешая вопросила:
— Кстати, у тебя имеется хотя бы малейшее представление, о чём мы будем говорить, если не о работе?
— Вообще, в подобных случаях полагается побольше узнать друг о друге.
— А разве есть что-то, что ты обо мне не знаешь?
— Как бы сказать… достаточно много. Вы с Дарком оба весьма непредсказуемы. И, попрошу заметить, что об этом говорю я, лучший аналитик нашего ковена.
Броня не то усмехнулась, не то хмыкнула. Несколько секунд они шли молча. Миновали двери заведения и погрузились в обстановку шика и богатства. Конечно до национального театра данная едальня откровенно не дотягивала, но официанты тут одевались получше, чем средний обитатель Праги. И это не говоря о живой музыке, на которую, правда, мало кто из посетителей обращал внимание.
— Ну, тогда лови обо мне первый факт: я терпеть не могу подобные заведения.
— Я тоже, — во все зубы улыбнулась Ёлко. — Мы с Дарком тусуемся в основном в местах заметно более неформальных.
Броня удивлённо подняла бровь.
— Тогда что мы тут забыли?
— Замечательную возможность всех побесить.
— Хочешь поиздеваться над персоналом? — неодобрительно нахмурилась богиня.
— И над ним тоже. Поверь мне, тут пафос впитался даже в официантов. Там он перебродил и обратился в презрение к простым смертным, не имеющим возможности коснуться высшего света.
Броня покачала головой.
— Нельзя всех чесать под одну гребёнку.
— Ну, кто пафосом не отравлен, тех наши проказы не коснутся. Они будут таргетированы. Тем более, что за прислугой, вроде как, должна следить твоя камеристка. И она о моих планах в курсе.
Девушки в сопровождении Илеги добрались до стола. Лешая поспешила отодвинуть стул для своей партнёрши.
— Я тебе сейчас небольшой инсайд скажу, Ёла, только ты, пожалуйста, не обижайся: бесить персонал в заведениях общественного питания — к плевку в супе.
— Местные слишком утончённы для подобного, — хихикнула аналитик и стрельнула глазками в сторону официанта. — Бедолагу от твоих предположений аж передёрнуло.
— Какие предположения, родная? Ты забыла, сколько во мне душ плескается? Это информация даже не из первых рук. В каком-то смысле, я была таким террористом в системе обслуживания. Вставляла кадры с порно в плёнки с блокбастерами. Добавляла особого привкуса мочи в угощения для ненавистных мной богачей потребляторов… как вспомню, так сразу фантомный ожог на руке чешется.
Ёлко замолчала. Она несколько секунд смотрела перед собой, а затем, наконец, обернулась через плечо.
— Знаешь, Броня, это не та сторона твоей личности, о которой мне хотелось бы узнать поподробней.
— Что? — осклабилась богиня. — Тебе совсем неинтересно, как я притворялась больной раком и ходила на собрания, смотреть, как пытаются не сойти с ума те, кто осознают свою обречённость на смерть?
— Нет, потому что то была не ты, — уверенно покачала головой аналитик. — Такой человек, упивающийся чужими страданиями, мог бы стать основой личности Перловки, но не твоей. У тебя в сердечнике всё ещё та самая девушка, что пожертвовала собой в Коваче. Ну и тот попаданец, который стал той самой девушкой, конечно же.
— Ла-а-адно, — закатила глаза Лешая, после чего обратилась к официанту. — Будь добр, сгоняй в Бургер-тауэр. Я хочу два разорви хлебало, сливовое таложенное, шоколадный милкшейк и две большие картошки сычуаньским соусом. М-м-м… Ёл, тебе что-то заказать?
Та задумалась.
— Император-ролл, маленькую картошку и земляничный милкшейк.
Броня неспешно добралась до стула напротив, развернула его спинкой к столу, да так и уселась. Она молча взирала на официанта, который, кажется, успел уже осознать, с кем имеет дело, а потому предпочёл просто записать заказ и, убедившись, что слечнам более ничего не нужно, удалиться прочь, оставив тех наедине.
Именно тогда Ёлко и услышала вопрос Лешей:
— А почему ты не любишь подобные места? Ты же, вроде как, попаданка. И, насколько мне известно, в прошлой жизни пролетарием не была. С чего вдруг такое отношение к традициям знати?
Аналитик сложила ручки на столе, да сконцентрировала внимание на них.
— Чрезмерно старательное следование традициям того общества сделало меня слабой. В смысле, я понимаю, как это звучит, учитывая, что я и сейчас не то, чтобы в верхах боевого рейтинга хотя бы УСиМ, но по сравнению со мной тогдашней… это небо и земля. И я сейчас говорю даже не о магии.
— А о чём?
Нет, Броня отлично понимала, что подразумевает собеседница. Просто богиня желала увести разговор как можно дальше от обсуждения своей личности. Эта тема стала болезненной за последние месяцы. И пусть Ёлко не успела отличиться на почве попыток “докопаться” до “куклы”, но обжёгись на молоке, дуют и на воду.
— О многом. Думаю, ты догадалась, что в первую очередь речь идёт об информированности. Предупреждён — значит вооружён. В прошлой жизни я совершенно не следила ни за политикой, ни за финансами. Благородной женщине в том обществе этого не требовалось. Более того, меня старательно ограждали от подобных занятий. А я и не была против.
— Но в Форгерии женщин не ограждают от политики. Благородных, я имею в виду, — усмехнулась Лешая. — Напротив, вас хоть и стараются держать в тылах, но обучают даже боевой магии. Причём добровольно-принудительно. Конечно, это не значит, что все становятся могучими зверями войны, но против обозлённой челяди с волшебной палочкой наголо выступить можете. Так что… не в ту сторону воюешь со своим подростковым бунтом.
Ёлко закатила глаза.
— Да в курсе я. Но, знаешь, семена неприятия всего женственного пали на плодородную почву желания защитить семью, задолго до того, как я поняла устройство местного общества. К тому моменту, как я осознала отсутствие необходимости бунтовать и строить из себя пацанку, у меня за плечами был уже десяток выигранных кулачных боёв, а счёт разбитым коленкам я потеряла давным давно, — она хихикнула. — Знаешь, родители были уверены, что я в прошлой жизни была парнем. Причём очень и очень хулиганистым.
— Могу понять, откуда у них взялись такие мысли.
— Ну а ты?
— Я? — не поняла Броня.
— Да, ты. Ты ведь тоже против чего-то бунтовала. Чрезмерное следование порядку, любовь к процедурам и формализмам — это тоже форма протеста. Но, скорей, не против устоев, а против пренебрежения устоями. Или, точнее, против культуры, ищудей в обход правил. Как например это бывает в бедных кварталах, где “понятия” ценятся превыше закона.
Богиня улыбнулась.
— Этот разговор бесполезен: я и до последнего берсерка не помнила, какая из тех жизней, что я помню, моя.
Ёлко покачала головой.
— Уж точно не та, в которой ты портила фильмы втихую и бадяжила бензин ослиной мочой.
— Суп. Человеческой.
— Не важно. Имеет значение, что из такого шакала паршивого не могла получиться Броня Глашек. Ты была окружена подобными личностями, но никогда не могла принять их образ жизни. Думаю, тебя даже травили в школе.
— Если я вообще училась в школе, — заметила Лешая. — Знаешь, сколько попаданцев из тех, что плескаются во мне, жили в обществах, где образование не было особо распространено.
— С твоей-то любовью к рациональному? Уверена, ты притащила её из прошлой жизни, что подразумевает, что мир уже как минимум вошёл в эпоху просвящения или её локальнрый аналог. А в купе с твоими любовью к порядку и попытками сторониться общества, которые ты демонстрировала ещё до того, как стала заниматься некромагией, я делаю закономерный вывод, что ты тогда проживала в местах и времени, подразумевающих доступность образования такую, чтобы даже люмпенизированный элемент мог к ним приобщиться.
Броня улыбнулась.
— Мой брат, Лёва, вообще был необразованной крестьянкой, а сейчас стремится к знаниями, как никто другой.
— Это у него из-за общения с тобой. В семье более некому на него так повлиять. Родители просты и религиозны, а ты всегда проповедовала силу разума и власть человека над природой. В том числе и над его собственной. Плюс, он, в отличие от тебя, тяготел скорей к физической силе. Вспомнить хоть, как он подкараулил своих обидчиков и избил ломом.
Этот вывод заскрёб в голове у Брони с противным звуком. Словно бы заржавевшая шестерня, что цеплялась за всё подряд и мешала механизму работать. Что-то в словах Ёлко звучало неправильно, но богиня не могла понять, что именно.
Забавно, что это случилось именно на описании Лёвы, а не на попытках предположить прошлое самой Лешей.
— Думаю, ты всё-таки не права.
Да, слечна Глашек предпочла обойтись такой, довольно нейтральной формулировкой.
Но Ёлко этого было недостаточно.
— А вот я думаю, что права.
— Возможно, мне лучше знать?
— Тогда аргументируй.
С этими словами аналитик беспечно откинулась назад на стуле и вальяжно свесила одну руку.