На мельнице шел яростный бой.
Гардемарины стояли спиной к спине, отбиваясь ножами и шпагами, а когда возникала необходимость, пускали в ход кулаки.
В дымном воздухе мелькали разъяренные лица, сцепившиеся тела, сыпалось зерно из прорванных мешков, трещали, ломаясь в драке, лавки и табуреты, Двое бандитов, проникнув на второй этаж, тщательно обследовали каждый угол.
Слыша их шаги, Анастасия замерла и закрыла глаза.
— Щено-о-ок! — закричал Брильи, оказавшись наконец один на один с Сашей. — Учить тебя надо!!!
Драка их была жестокой.
Силы друзей иссякали, и неизвестно, чем бы закончился этот страшный поединок, если бы в дверях не раздался громкий клич Никиты:
— Гардемарины, вперед! — И он влетел в самую гущу боя.
Друзья встали втроем, спиной к спине.
Наверху, отбросив корзину, бандит обнаружил Анастасию.
— Женщина! — радостно завопил он и, схватив девушку, поволок ее к лестнице.
Анастасия отчаянно сопротивлялась. Она вырвалась из рук бандита и метнулась было вниз, но вдруг резко остановилась.
Перед ней стоял Жак с пистолетом в руке.
Анастасия смотрела на черный кружок дула, словно загипнотизированная.
— Вы не женщина, а ведьма, — процедил Жак сквозь зубы и потянул курок.
Раздался жуткий крик, и, прежде чем Анастасия смогла что-либо понять, ее загородил Брильи и под звук выстрела рухнул у ее ног.
Все остальное было как в дурном сне. Жак бросился на помощь своему хозяину, но Саша настиг его и пронзил шпагой.
Анастасия без сил опустилась на ступени и закрыла лицо руками.
Видя гибель своих вожаков, бандиты начали один за другим отступать.
Еще гремел шпажный бой, но Анастасия ничего не замечала вокруг. Она сидела на полу, держа голову Брильи на своих коленях.
По лицу шевалье было видно, что рана его смертельна.
Он не сводил глаз с Анастасии.
— Ну, вот и все… Теперь вы будете принадлежать мне вечно. Как бы ни сложилась ваша судьба, я всегда буду жить в вашем сердце…
— Дайте я перевяжу вас. — Она вытерла о свой камзол перепачканные кровью руки.
— Не надо, звезда моя… Ах, как я гнался за тобой… — Он быстро терял силы, голос его звучал глухо. — Дорого мне стоил твой последний русский…
— Я тоже русская. — Она осторожно вытерла лоб шевалье.
— Красота всемирна, — из последних сил попытался пошутить Брильи.
— Не умирай, Сережа! Не умирай… — Анастасия обняла его голову и разрыдалась.
Неожиданно стало тихо. Поняв бессмысленность продолжения драки, головорезы пустились наутек.
Никита и Алеша обессилено рухнули на лавку.
Саша склонился над Анастасией.
— Пойдем, — сказал он жестко.
— Оставь нас, — скорбно отозвалась Анастасия. — Он спас мне жизнь, он меня любит…
— Любил, девочка моя… Теперь я уже весь в прошедшем времени.
Глаза Брильи затуманились, он начал жадно ловить ртом воздух.
Обрывая пуговицы, Анастасия расстегнула ему камзол.
В руки ей упал сложенный вчетверо лист исписанной бумаги, край его был окровавлен.
Цепляясь за остатки сознания, Брильи еле слышно прошептал:
— Пустое… Как глупо я потратил жизнь… Звезда моя, я иду к тебе…
Белые просторы России.
Ветер обдувает порошу с наста.
Застыли обледенелые деревья над черной прорубью.
Из-за холма появились четыре всадника и остановились.
Это были Саша, Алеша, Никита и Анастасия. Лица их за время путешествия возмужали. Они обнажили головы и молча созерцали знакомый русский пейзаж с колокольней. Совсем недавно по этим местам увозила их карета в далекую Пруссию.
Безлюдно, тихо. Только четыре всадника стоят на холме.
Друзья возвращались домой, в Россию.
Будуар императрицы Елизаветы Петровны.
Рука вице-канцлера держала письмо, то самое, которое Анастасия нашла на груди у умирающего Брильи.
Бестужев склонился в низком поклоне.
— Матушка-государыня, и вновь вы не изволите себя решением обременять…
Императрица, заканчивая перед зеркалом туалет, пробежала пуховкой по плечам и груди, поправила на шее изумрудное ожерелье.
— Опять вы меня мучаете. Не ко времени! У нас такой светлый, такой торжественный день! Обсудим ваши дела после приема.
— Боюсь, что будет слишком поздно, ваше величество. Благоволите прочесть сейчас. К торжеству нашему оно имеет прямое касательство. — И, видя неудовольствие Елизаветы, Бестужев добавил: — За это письмо, государыня, заплачено очень дорогой ценой.
Елизавета небрежно взяла письмо.
— Боже мой, что это! — воскликнула она с ужасом.
— Кровь. Об этом я и говорю вам… Это письмо большая удача для нас. Его нашли в камзоле мертвого де Брильи.
— Кто писал?
— Король Фридрих Прусский, ваше величество.
Государыня углубилась в чтение. Постепенно лицо ее приняло гневное выражение:
— Это письмо полицейского, а не короля!.. Наставление в шпионаже!..
— Король придает этим вещам огромное значение. Известно его высказывание: «Герцог де Субиз берет с собой на войну сто поваров, я же предпочитаю впереди армии выставить сто шпионов».
— Кому адресовано послание? — спросила Елизавета с презрением.
— Одной весьма знатной особе, — неторопливо начал Бестужев. — Полагаю, она не откажется это подтвердить. — И не дожидаясь согласия государыни, он приоткрыл дверь и негромко сказал дежурному офицеру: — Государыня желают видеть герцогиню Ангальт-Цербстскую с дочерью.
— Вы в своем уме? — возмутилась таким самоуправством императрица.
— Сейчас увидим. — Бестужев кротко опустил глаза. — Коль ошибаюсь, уйду в отставку.
— Как вы несносны в своем упрямстве! — раздраженно воскликнула Елизавета.
— Для блага трона и державы. — И вице-канцлер со смиренной гордостью склонился перед императрицей.
По коридору дворца стремительно двигались две тоненькие фигурки — мать и дочь. Иоганна ловила в каждом зеркале свое отражение.
Она задержалась возле роскошного напольного зеркала в резной золоченой раме.
— Дочь моя, запомни… Ты делаешь глубокий реверанс, а я встану вот так. — Она приняла вычурную позу и вдруг ловко сняла с плеч дочери соболиную накидку. — Соболя не носят в твоем возрасте! Это нескромно. Воистину царский подарок! Я же говорила, что тетка Эльза полюбит тебя… «Ангел мой! С тех пор, как я увидела тебя, жизнь моя приобрела смысл…».
Она вдруг увидела свою дочь — маленькую, испуганную и несчастную.
— Боже, что за поза! Подбери зад! — Она больно щелкнула Фике по попке.
— Расправь плечи! — Очередной толчок в бок. — Держи спину! — Шлепок между лопаток. — Голову выше… выше! — Жестким пальцем мать подняла подбородок дочери. — И не надо смотреть так грустно! Печаль не к лицу молодой особе. Улыбнись… радостнее, веселей, беспечней. Вспомни что-нибудь хорошее…
И, откликнувшись на материнский призыв, Фике неожиданно улыбнулась, широко, светло и радостно.
— Вот и хорошо! Значит, так… «Жизнь моя приобрела смысл…». Как там дальше?
— Не волнуйтесь, маменька, — Фике выпрямилась, — я все помню. Идемте! Нас ждут. — И она первая направилась по коридору.
Иоганна проводила ее удивленным взглядом.
Императрица стояла у окна, внимательно изучая письмо, когда за ее спиной распахнулась дверь. Она оглянулась и увидела мать и дочь в отрепетированных позах. Позади них стоял вице-канцлер.
— Ангел мой, Эльза, — с умильным восторгом начала герцогиня, — с тех пор, как я увидела вас… — Глаза ее с ужасом уставились на письмо, которое Елизавета держала за уголок, но она продолжала автоматически произносить заученный текст: — Жизнь моя приобрела… смысл… Я живу ради… вашей…
— Сударыня, вам знакомо это письмо? — перебив ее, ледяным тоном спросила императрица.
Бестужев не мигая смотрел на гостью.
— Нет! — Иоганна охнула, закатила глаза и, застонав, схватилась за сердце. Стоны герцогини остались без внимания.
Государыня повернулась к Фике.
— А вы знаете, кто писал это письмо?
Она протянула лист девушке. Та внимательно всмотрелась в строки, со страхом огляделась по сторонам, опустила голову и тихо произнесла:
— Почерк дяди Фрица, прусского короля…
— Вы читали его?
Фике отрицательно покачала головой, в глазах ее появились слезы.
Иоганна, оправившись от первого потрясения, сделала шаг вперед, прикрывая собой дочь, и быстро произнесла:
— Моя дочь ничего не знает!
— Значит, есть что-то, что вашей дочери не надлежит знать? Что именно? — не выдержал Бестужев.
Иоганна прикусила язык. Государыня строго взглянула на вице-канцлера.
— Один Бог свидетель, как я ждала тебя, дитя мое. — Елизавета печально смотрела на Фике. — И как горестно видеть, что я ошиблась…
Она отвернулась к образам и тяжело вздохнула. Одна из лампад погасла.
Елизавета попыталась зажечь ее от свечи.
Фике почувствовала острую жалость к этой немолодой и одинокой женщине.
— Нет! — искренне вскрикнула она. — Нет, вы не ошиблись!.. Я так благодарна вам! Самое страшное — это ваша немилость… Поверьте, я не лгу вам, ваше величество! Я действительно не читала этого письма, но догадываюсь о его содержании…
— Ваш дядя Фриц, — ядовито спросил Бестужев, — тоже давал вам поручения? — Вице-канцлер буравил принцессу глазами.
Все взоры были прикованы к Фике. Императрица замерла с горящей свечой в руке. Дрожащими пальцами Иоганна отерла повлажневший лоб.
Сознавая роковую важность момента, Фике внимательно оглядела присутствующих. Она словно решала непосильную задачу. Когда напряжение достигло предела, она выдавала из себя с трудом:
— Да, король Прусский подробно объяснил мне мои обязанности.
— В чем же они? — Голос вице-канцлера звенел торжеством.
Фике глубоко вздохнула и, обращаясь к Елизавете, произнесла:
— Добиться вашей дружбы. Стать его глазами и ушами при русском дворе. Доносить… Простите меня, маменька!..
— Дрянь! — прошептала возмущенная Иоганна, пытаясь незаметно ущипнуть дочь. — Не верьте ей, она не в своем уме!..