– Командующий? – один из офицеров, что был в моем отряде, рискнул обратиться ко мне. – Что происходит?
– Моя леди, ваша госпожа, попала в какую-то беду и ей нужна помощь, – не глядя на мужчину, отозвался я. Можно было бы и не отвечать, но эти люди служили мне так давно. Что заслужили право задавать вопросы.
– Тогда нам стоит поторопиться, – решительно прозвучало из середины утомленного, лишенного сна, отряда.
Я же только кивнул, прежде чем ударить по лошадиным бокам пятками.
**
Упав на жесткий, сыроватый тюфяк не раздеваясь, боясь быть покусанной клопами или еще какими прелестными обитателями моей временной постели, я проснулась перед самым рассветом от беспокойства. Нет, меня не успели покусать никакие насекомые, и я даже не замерзла. Но от двери, от маленькой, кривоватой створки, что вела в эту камору, доносился какой-то скрип.
Резко сев на постели, подтянув ноги в груди, я сидела в полной темноте, слушая, как кто-то пытается пробраться в мою комнатку. Оставить свечу зажженной я так и не решилась, потушив ту перед сном, и теперь не могла толком рассмотреть собственные ладони, не говоря уже о чем-то еще. Немного успокаивало только то, что у меня хватило ума подпереть давать той колченогой табуреткой, что составляя тут единственную мебель. Но упертый в трещину в деревянном полу, этот весьма крепкий предмет мебели не мог являться серьезной преградой для того, кто был по ту сторону.
Сердце неистово стучало в груди, вынуждая то и дело обзывать себя нехорошими словами и клясть в неразумности. Как? Как можно было додуматься до такого?
Хозяин постоялого двора наверняка понял, что в моем кошельке не только медные монетки, но и серебро. А может и золотой водится. И кто его осудит, если приехавшая под покровом ночи женщина без сопровождения, вдруг так же тихо исчезнет?
– Что вам надо?! – Чувствуя, что от страха вот-вот лишусь сознания, я громко, как можно более уверенно произнесла в пространство.
Незваный гость замер на мгновение, а потом с той стороны раздалась тихая приглушенная ругань. Затем, словно что-то решив, на дверь вдруг сильно и резко надавили, отчего табурет натужно заскрипел и немного сдвинулся.
– Демонова баба. Чем ты там дверь заклинила? – мужской голос звучал раздраженно, почти зло. Но это был не владелец двора а кто-то другой. – Убери быстро, пока я добрый. Если будешь себя хорошо вести, может и жива останешься.
– Я буду кричать! – отчаянно труся и дрожа всем телом, предупредила того, чья рука, едва различимая в темноте, попыталась протиснуться в образовавшуюся щель.
Но ответом мне стал только хохот. Надо мной смеялись!
– Кричи, кричи сколько влезет. В этом месте никто не почешется ради чужой бабы…
Не закончив фразу, мужик резко надавил на дверь всем телом, отчего та поддалась еще на пол-ладони, а табурет едва не выскочил из расселины между досками. Вот тут я больше не могла усидеть на месте. Вскочив с тюфяка, едва не путаясь в юбке, я упала на табурет, пытаясь не позволить ему потерять устойчивое положение.
– Ах ты гадина! Думаешь, это тебя спасет? Пожалеешь, когда я до тебя доберусь, – зло шипел мужик, уже не стараясь действовать тихо, а раз за разом врезаясь в дверь. Моей силы явно не хватало, чтобы противостоят его натиску и я прекрасно понимала, что скоро, очень скоро, дверь все же поддастся и этот человек, от которого несло несвежей одеждой, дурным пивом и злыми намерениями, окажется со мной в одной комнатке. И что эта камора настолько маленькая, что в ней не то что укрыться, а даже двигаться нормально невозможно!
На глаза набежали слезы, а прикушенная губа неприятно пульсировала. Но ни это, ни напряжение в тело, которое пыталось удержать табурет и дверь на месте, не шли ни в какое сравнение с тем, что творилось внутри меня. Может, стоило согласиться на роль подстилки того жуткого генерала? На фоне вонючего насильника и грабителя, что с рычанием и сопением пытался прорваться через сомнительную преграду, тот хотя бы благороден и причесан.
Я судорожно всхлипнула. Рыдания удавалось сдерживать с таким трудом, что я почти задыхалась.
И тут я отлетела в сторону от сильного, резкого удара. Слетев с табурета я повалилась на пол, чудом не ударившись головой. В ушах еще был слышен треск сломавшейся ножки табурета, не выдержавшей напряжения, а поверх него уже накладывался скрип открываемой двери. В проеме, освещенное небольшим магическим светильником, появилась морда. Небритое лицо, грязное и кривое от шрама, рассекающего висок, раскрашивала щербатая гнилозубая улыбка. Казалось, в этом человеке, в одном облике собрали все отталкивающее, что только было возможно.
– Не подходи! – Пошарив по полу рукой, я дрожащими пальцами ухватила отломанную ножку, выставив ее перед собой, словно оружие. – не смей! Я служанка Талии Хелдерийской! Принцесса убьет тебя, если со мной что-то случится.
– О, – лицо мужика вытянулось, но был на нем написан не страх, а восторг, – я еще никогда не бывал между ног королевской прислужницы. Интересно, там ты пахнешь розами, как рассказывают про благородных?
– Не смей! – голос срывался в отчаянии. Путаясь, застревая в юбке, я попыталась отползти к стене, чтобы быть подальше от этого ужаса.
– Кричи, кричи, – мужик, шагнув в камору, отчего ему пришлось согнуться, отставил светильник в сторону. И потер ладони друг о друга, противно причмокнув губами, – я люблю женские крики.
А затем бросился в мою сторону. Так стремительно, что я ничего и не успела сделать. Плохо отесанная ножка табурета оказалась вместе с рукой прижата к полу. Я билась и дергала ногами, пытаясь сбросить с себя это вонючее, тяжелое тело, но мне не хватало сил. Все, чего удалось добиться, это то, что юбка задралась, позволяя противным, грязным рукам скользнуть по колену, по бедру. Чувствуя себя окончательно бессильной, беззащитной и проигравшей, я все еще пыталась брыкаться. Потянувшись, на одном протесте и гордости, я крепко ухватила мужика за ухо, сомкнув зубы и борясь с отвращением и подкатившей тошнотой.
Насильник зарычал, дернувшись и отстранившись. Руки на бедре пропали, давая коротко выдохнуть с надеждой. Но удар, что пришелся в висок, оказался такой силы, что голова дернулась в бок и назад, стукнувшись и о пол. Тело тут же обмякло, потеряв разом всю силу, а перед глазами заплясали красные пятна.
– Нет, не трогай меня, – едва чувствуя собственное тело, ощущая, как пульсирует боль в голове, растекаясь к носу, к шее, тихо шептала я и никак не могла остановить слезы, вдруг брызнувшие из глаз.
А затем произошло невероятное. Я услышала какой-то грохот, словно вдали ворчала, разворачиваясь, гроза, а потом тяжелое, вонючее тело перестало придавливать меня к доскам пола.
Раздался рык, а затем дикий вопль. Встрепенувшись, едва не теряя сознание от боли и головокружения, я все же поднялась на локти. В дверном проеме было заметно, как тот, кто напал на меня, пытается отбиться от здоровенного, черного пса. Неясные тени, в которые превратились фигуры, вывалившиеся в узкий коридор и едва освещенные светом единственного фонаря, походили на какие-то туманные тени. Или это мне так казалось из-за пульсирующей боли в голове?
У меня не было ответа. Было только понимание, что вот он, мой единственный шанс.
Собрав остатки всех сил, что все еще были в моем едва живом теле, я перевернулась на колени и быстро, настолько , насколько позволял подол платья, путающийся под ногами, двинулась к двери. Я не знала, откуда взялась собака и почему она так зло отдирает клочья одежды от вонючего мужика, оттаскивая его в сторону лестницы. Единственное, чего я сейчас боялась – это то, что мужик все же сумеет вырваться. Или что расправившись с ним, пес бросится на меня.
Кинув последний, нечеткий взгляд на то, что происходило в коридоре, я всем телом навалилась на дверь, захлопывая ее. Потом, пошарив одной рукой по полу, я нашла остатки табурета и попыталась опять заклинить в полу, наискось прижав к двери. Кажется, все получилось. Вот только спать я больше не могла. Не теперь и не здесь, где за спиной, за дверью без щеколды, звучали мужские крики, перемешанное с собачьим рычанием.
Я прижалась спиной к той же самой двери, не в состоянии подняться с пола и медленно потянула руку к магическому светильнику, что так и остался на полу, прижав прохладный светящийся камень на цепочке к груди. Я не знала где мог такой оборванец взять столь дорогую и редкую вещицу, но могла себе представить. И это позволило мне взмолиться всем известным богам, чтобы в той битве, что происходили за дверью, победило животное, а не человек.
За мутной пеленой окна немного посветлело, а в коридоре стояла полнейшая тишина. Я так и не знала, чем закончилось противостояние, не могла уследить, то проваливаясь в небытие, то вскидывясь в панике. Но больше никто не пытался пробиться в мою комнату. Но это не давало ответа на то, что же мне делать утром.
**
Мы гнали коней так, что от их тел в прохладном воздухе поднимался пар. Животные закусывали удила и упрямо передирали ногами, не сбиваясь ни на миг с четкого ритма. Но даже им, тренированным и привычным, было бы непросто вынести галоп слишком уж долго. Но этого и не потребовалось: с первыми лучами рассветных сумерек, от которых неясные тени расползались под деревья и стекали в овраги, из темноты появились дома. Невысокие, простые, не пример тем, что стояли вдоль главного тракта, но добротные. Крепкое дерево выстояло не один десяток лет в непогоду, и могло простоять еще немало.
Чуть придержав лошадей, чувствуя, что на сердце становится спокойнее, я двинулся по тонкому следу Энау, что прошел тут часа полтора назад. Это слабое, эфемерное эхо не было видно больше никому, но для меня служило достаточно четким маяком, чтобы не заблудиться в этой глуши. Из-за поворота чуть впереди остальных домов показался постоялый двор. Характерный фонарь, вывешенный далеко вперед, к самой дороге, не позволили бы ошибиться, хотя никакой вывески здесь и не было. Была только почтовая карета, которую запрягал немолодой кучер, о чем-то болтая с охранником.