Виват, мой генерал! — страница 8 из 16

Последнее заявление вызвало дрожь во всем теле. Аргумент весьма значительный, нужно признать.

Передернув плечами, я решила, что в чем-то все же этот человек прав. Кроме того, я не сильно обольщалась: чтобы выбить эту дверь и снести меня ее так бездумно подпирающую, нужна пара ударов крепкого плеча.

– Ладно, – решила я и попыталась встать. Вот только ноги почему-то совсем не желали держать, норовя то и дело подогнуться. В очередной раз рухнув на колени, больно стукнувшись о деревянный пол, я громко выругалась.

– Клара? Что случилось?

– У меня это, – было как-то стыдно и немного обидно. Я пока так и не определилась, как относиться к Грозному и такому противоречивому человеку, как Паскаль, но признаться в собственной слабости казалось куда сложнее, чем мне думалось. – У меня ноги не держат…

– Отодвинься от двери. В сторону, как можно дальше.

**

Дерево, старое и иссохшее, из которого была сделана дверь, треснуло. В помещение, едва не зацепив темной головой низкий потолок, ввалился крупный мужчина с каменным выражением лица. Внимательно окинув взглядом камору, сведя брови от недовольства, генерал, наконец, посмотрел на меня. Сейчас он казался еще выше и шире в плечах, нависая надо мной, словно скала.

Темные глаза, кажется, стали еще мрачнее, когда взгляд прошелся по скрюченной фигуре вверх-вниз. Скулы заострились от гнева. От этого взгляда очень хотелось вжаться в пол, стать совсем незаметной. А лучше провалиться этажом ниже.

– Это не называется «в порядке», – тихо с угрозой, произнес генерал, растягивая слова.

– Думаю, в моей ситуации, это все же минимальный урон из возможных, – тихо, стараясь голосом успокоить собеседника, проговорила я. В воздухе словно бы мелькнули искры, но они пропали так быстро, что я и не была уверена, стоит ли доверять собственным глазам. Но вот лицо генерала чуть разгладилась, складка между бровей стала не такой глубокой.

– Вероятно, – нехотя согласились со мной, и великан присел рядом, почти сравняв свое лицо с моим. – Ты не будешь против, если я возьму тебя на руки? Лестница довольно крутая, а если ноги тебя плохо держат…

– Пожалуй, это единственный вариант мне спуститься, не упав, – я чувствовала себя странно, смущенно и неуверенно перед этим мужчиной.

Кивнув, словно такого ответа ему было довольно, Трианонский лорд придвинулся ближе, и запустив одну руку под колени, немного путаясь в складках, второй придержал за плечи прежде чем прижать к своей широкой, почему-то горячей даже через кольчугу, груди. Я невольно вся сжалась, пытаясь казаться легче, меньше, на что мой нежданный спаситель тихо хмыкнул:

–Если держаться за шею, то положение должно быть устойчивее.

Я сделала вид. Что не услышала сказанного. Такая позиция, на руках у крупного мужчины, генерала, была для меня в новинку. И не сказать, чтобы очень уж приятна. Но стоило нам подойти к дверному проему, в котором на одной оставшейся петле болталась дверь, как я судорожно схватилась за камзол, боясь упасть с такой высоты.

– Ну вот. Так определенно лучше, – усмехнулся генерал, начав спускаться по лестнице. Не знаю, что на него подействовало лучше, моя магия или отсутствие между нами двери, но выглядел он определенно спокойнее.

Меня не спустили с рук ни на первом этаже, ни на улице. С удивлением и испугом, я разглядывала люде, стоящих на коленях под строгими взглядами солдат. Кто-то при нашем появлении попытался выть, прося пощады, но получив тычок под ребра, тут же замолк, судорожно всхлипывая.

– Что-то выяснили? – спокойно и строго. Словно я не висела у него на руках, обратился к подчиненным генерал.

– Да, – к нам подбежал кто-то из офицеров, хмуря косматые брови, – Энау помог нам найти того. Кто пытался навредить госпоже. Однако выяснилось, что это не первый подобный случай на постоялом дворе. За домом, ближе к лесу, мы нашли несколько могил, разного по времени захоронения.

Офицер замолчал, скосив взгляд на меня, словно опасался продолжать. Меня же сотрясала мелкая дрожь, когда до утомленного разума дошло все сказанное.

– Продолжай, – сквозь зубы потребовал генерал прижимая меня сильнее.

– Энау глянул насквозь, благо могилы неглубоки, и говорит, что все молодые женщины. И ни одна не умерла своей смертью.

– Постояльцев допросили? Почтовую карету?

– Всех. Почтовые, ни охранник, ни кучер, ничего не знали. А вот все остальные… Из постояльцев только и было что два мужика, один из которых и напал на госпожу.

– Почтовых отпустить. Остальных казнить. Дом спалить вместе со всем добром. У хозьявов есть дети?

– Здесь нет. Хозяйка говорит, что у ее родни пока гостюют.

– Жене трактирщика позволить взять одну котомку вещей и отрубить руку. За пособничество. Остальных не щадить.

– Слушаюсь, генерал.

– Как закончите – двигайте к стоянке. Но проверьте, чтобы огонь на остальную деревню не перекинулся.

– Будет исполнено.

Офицер развернулся, и быстрым шагом подошел к женщине, что завывала , стоя на коленях в грязи. Я же не могла вздохнуть. Так просто решать чью-то судьбу? Отнимать чужие жизни? Немного прийти в себя удалось только тогда, когда меня водрузили на спину высокой лошади. Пришлось уцепиться за гриву животного, чтобы не сползти на землю. Одно быстрое движение, и генерал оказался за моей спиной. На плечи набросили темный, длинный плащ, а затем попытались прижать к жесткой ткани стеганки на мужской груди, но я не далась, передернув плечами.

Я чувствовала. Что мужчина за спиной разражен, но ничего не могла с собой поделать.

– Энау, веди нас к основному лагерю! – после грозного окрика впереди, словно из воздуха. Появился огромный пес с длинной мордой. Не обращая внимания на мое недовольство, генерал ухватился за поводья и ударил пятками, пуская коня рысью. Позади раздались синхронные окрики сопровождения, двинувшегося за нами.

Какое-то время мы ехали в тишине, нарушаемой только моим недовольным фырканьем и передергиванием плечами на каждую попытку генерала обнять и прижать к себе.

В конце концов, растратив остатки терпения, этот грозный человек, чьи решения я не одобряла, выпустил вдруг поводья, и легко приподняв меня над лошадиной спиной, усадил так, как ему было удобно, практически примотав руки невесть откуда взявшимся плащом.

– Ты недовольна, но не стоит из-за этого подвергать себя излишней опасности.

– Вы так легко распоряжаетесь чужими жизнями! Как вы можете?!

– Видно, ты забыла обо всем, что случилось с тобой ночью. Или о том, что могло в итоге случиться, не поспей Энау вовремя. Но хочу напомнить, что так повезло не всем постоялицам этого двора.

– А вдруг вы ошиблись! Вдруг кто-то был невиновен? Как вы могли так просто решить, без суда…

Конь так резко остановился, что я едва не вылетела из седла. Непременно упала бы, если бы не крепкая, жесткая рука на моем боку, удержавшая от падения.

– Не забывай, кто я. Я и есть суд в этих землях. И если бы не твое присутствие и твой болезненный вид после явно бессонной ночи, я бы привел приговор в исполнение собственными руками, – генерал говорил тихо, без угрозы, но в словах было столько веса, что я невольно втянула голову в плечи.

**

Сколько бы я ни старалась держаться отстраненно, гордо выпрямив спину, через какое-то время усталость взяла свое: я просто уснула, покачиваясь в такт лошадиному ходу. Голова упала на грудь, неудобно вытянув и без того ноющую шею, а от очередного тычка, едва не завершившегося падением, я дернулась и испуганно заозиралась по сторонам.

– Если не хочешь остаться без шеи, то лучше опереться на меня, – спокойно, словно мы не неслись по тракту, заметил генерал. Он так и придерживал меня одной рукой за талию, словно ладонь приросла к тому месту и больше не могла сдвинуться.

Очень хотелось тряхнуть головой, показывая отсутствие смирения и гордость, но разум все же взял верх над чувствами: пришлось чуть отклониться, позволяя усталой спине расслабиться, а голове найти опору. Я знала, что он был прав, когда приказал казнить преступников. Даже если не была готова произнести этого вслух. Мое возмущение сейчас не принесло бы пользы ни одному из нас, как бы мне ни хотелось его высказать. Но и терпеть дальше оказалось выше моих сил.

– Ты весьма упряма, – заметил мужчина с улыбкой в голосе, поправляя тот плащ, что согревал меня и укрывал от утренней росы.

– Если бы не это, я бы и дня не сумела провести в услужении у Талии Хелдерийской, – чувствуя, как закрываются глаза, а под ухом, даже сквозь одежду, стучит чужое сердце, буркнула в ответ.

– И зачем же тебе упрямство в услужении принцессы? Мне казалось, там требуется смирение, – шепот доносился издали, словно из самого сна.

– Чтобы не успокоить ее до смерти раз и навсегда одним счастливым солнечным днем, – сердито буркнула то, что уже давным-давно, несколько лет назад, оформилось как четкая мысль. – И чтобы не забыть, ради чего я ее терплю.

– Ради чего же?

– Семья, свобода.

– И в чем же свобода служения взбалмошной и капризной принцессе?

– Лучше быть чародеем, служащим Талии Хелдерийской, чем армии, – зарываясь носом в плащ, произнесла необдуманно.

Слова еще не затихли в воздухе, а сон уже пропал словно его и не было. Я неподвижно сидела в объятиях Паскаля Трианонского, самого грозного из генералов соседней страны, и едва дышала.

Не везде чародеев принимали благосклонно: в одних странах их обязывали служить всю жизнь королям и лордам, в иных – использовали в качестве подопытных материалов. Я слыхал, что бывали даже такие, где чародеев убивали, признавая неполноценными, бракованными.

– Значит, все же чародейка*, – довольно, с каким-то мурлыканьем прозвучало над моей головой. – Какая удача. А я все гадал, в чем подвох и почему Жуан так долго отбрыкивался от столь выгодного, на первый взгляд, предложения.

Я невольно скрипнула зубами. Да, ситуация теперь казалась еще менее радужной. Кто знает, как именно пожелает использовать мои таланты этот человек.