Радость относилась к подошедшему по восточному берегу Прута корпусу генерал-квартирмейстера Баура. Это Румянцев, зная о крайне тяжелом положении корпуса Репнина, выделил из своих малых сил отборный отряд из девяти батальонов, куда он включил свою гордость и любимое детище – батальон егерей графа Семена Воронцова, девятнадцать эскадронов кавалерии, несколько полевых орудий и понтонный парк, должный навести мост через Прут для быстрейшего соединения с передовым корпусом.
Но понтоны опоздали и поэтому корпуса Баура и Репнина целые сутки на себе доказывали правильность пословицы, что, де, видит око, да зуб неймет. Этим воспользовался Абаз-паша, который в тот же самый день бросил двадцатитысячный отряд против корпуса Баура.
Казаки Репнина обнаружили движение противника и доложили начальству. Их вызвали к командиру корпуса.
– Значит, говорите, готовятся?
– Так точно, ваше сиятельство, – бойко подтвердил седоусый разбитной урядник. – Все как есть господину полковнику обсказали.
– Молодцы. Молодцы, что увидели, и молодцы, что сообразили.
В разведке голова и глаза – первейшее дело. А теперь вам еще одно дело предстоит сделать. Обо всем, что видели и мне рассказали, надо теперь и генералу Бауру доложить. Справитесь, казаки!
– Так точно, ваше превосходительство. Не впервой со смертью-то в прятки играть! Будьте спокойны – все в аккурат сполним!
– Добро. Идите и помните: от расторопности вашей многие жизни зависят!
Казаки все сделали как должно: Баур, предупрежденный ими о готовящейся, на него из лесу атаке, построил свой легкий корпус в каре и двинулся навстречу неприятелю. И несмотря на его значительное превосходство, отбросил его на исходную позицию у Рябой Могилы.
А к вечеру подвезли и понтоны. Так что на следующий день мост был наведен, и Баур, перейдя Прут, соединился с корпусом Репнина, оставив на западном оберегу лишь небольшие отряды генерал-майора Григория Потемкина и полковника Каковинского.
Буквально через несколько часов подошел с основными силами и Румянцев.
Армия под его началом – так же как и авангард Баура – прошла за пять суток свыше ста километров по бездорожью, под почти постоянно идущим дождем, вытягивая на руках пушки, никак уставшие лошади не могли тянуть зачастую в той гористой местности, где проходил марш. Люди смогли.
Далее было несколько суток напряженной подготовки к сражению. Противник не нападал, ожидая подхода основных сил – войска великого визиря. Румянцев же проводил тщательнейшую разведку местности, в значительной мере – личную. Цена сражения была велика: русские должны были в этом бою раз и навсегда изжить страх перед открытым столкновением с превосходящими силами турок.
И еще, Рябая Могила должна была ответить – правильно ли все эти годы он обучал вверенные ему войска, не напрасно ли он пачкал бумагу писанием своих военных теорий. И последнее, главное: проигранное сражение ставило их армию в почти безнадежное положение, делало реальнейшим фактом разгром Второй армии и обрекало все территории, ныне защищаемые русскими, на жесточайший грабеж со стороны турок и татар.
Разведка выявила трудность предстоящей атаки для русской армии. Лагерь неприятеля был расположен чрезвычайно удачно для того, чтобы отбить любое на него наступление: с севера его защищал ручей Калмацуй, протекавший в глубоком овраге с крутыми берегами; с запада – был Прут; с юга – крутой овраг, так называемая долина Чора.
После напряженных раздумий, мысленного проигрыша различных вариантов с их завязкой, развязкой и их последствиями Румянцев решил нанести главный удар по правому флангу турок с обходом его частью сил. Наступление должно было вестись не монолитной линией армии, а дивизионными каре, каждое из которых начинало решать самостоятельную задачу, сходясь в единую точку в определенное время в определенном месте. В соответствии с этим командующий и объявил свою диспозицию:
– Господа генералы, прошу вашего всецелого внимания! В атаке принимают участие все войска, за исключением двухтысячного отряда полковника Каковинского, прикрывающего наш правый фланг и ныне уже занявшего эту предписанную ему позицию. Бригада генерал-майора Потемкина, усиленная гренадерами и артиллерией – до четырех тысяч человек, переправляется через Прут в нескольких верстах южнее урочища и атакует лагерь с тыла. Корпус генерал-квартирмейстера Баура, дабы отвлечь неприятеля от флангов, наступает вдоль речки Ныркова прямо на неприятельские ретрашементы в лоб. Генерал-поручик Репнин! Вам самое главное: скрытно приблизиться к правому флангу турок проходом между Калмацуем и долиной Чора и нанести им решительный удар. Дивизии господ генералов Олица, Племянникова, Брюса, конница господина графа Салтыкова под моей рукой наступают промеж корпусов господ Баура и Репнина и одновременно с последним наносят удар по правому флангу турок. Прошу помнить, господа генералы: у нас в строю – до 34 тысяч, у противника – до 72 тысяч. Наше главное оружие: единение, дисциплина, точность маневра. Успех зависит от своевременности каждого. И артиллерия – турки не любят пушек. Сбивайте все их противные действия артиллерией. В этом всем – залог нашей победы! Вопросы, господа генералы?
Лишь поскрипывание стульев и легкое покашливание. Лучше не придумаешь, глупость говорить не хочется. Коли пришли – так сражаться надо.
– Благодарю вас, господа. Все свободны. Надеюсь завтра каждый из нас выполнит свой долг. Выполнит наилучшим образом. Все свободны.
Сигналом к утренней атаке послужили три ракеты. А еще ночью Баур продвинул с правой стороны свой корпус вперед в лагерь При деревне Гремиште. Репнин с корпусом пошел влево, не снимая в своем лагере палаток. Горели во всей армии и бивачные огни, хотя к этому времени она уже выдвинулась в исходное положение, дабы по сигналу простым движением вперед выйти к пунктам атаки. В эти же ночные часы отряд подполковника Фабрициана, выделенный Потемкиным, заканчивал наведение моста через Прут против устья долины Чора.
Как только взвились ракеты, русские каре начали наступление.
Корпус Баура вышел на высоты перед фронтом турецкого лагеря и начал устанавливать батареи. Артиллеристы хрипя, рыча и ругаясь тянули по весьма отвесным склонам взгорья, покрытым густым жестким кустарником:
– Давай, давай!
– Раз-два, взяли!
– Куда, куда тянешь, телок!
– Еще налегли!
– Пошла-пошла!
На помощь рвущей жилы артиллерии пришли отобранные за особую силу, ловкость и стать егеря. С шутками и подначками они впрягались рядом. Дело пошло веселей. И вот пушки были установлены и открыли частый огонь.
Румянцев с главными силами также пошел вперед. Все это отвлекло турок от Репнина, опасность от движения которого они сначала не поняли. А он, перестроив свой корпус в два каре с конницей между ними, уже делал заход для удара по флангу. Его заметили, когда он с своим корпусом уже приближался к открытому пространству между Калмацуем и долиной. Абаз-паша, командовавший войсками лагеря, решил, что главный удар основной части русской армии будет нанесен именно отсюда и поэтому приказал перебросить на свой правый фланг большую часть артиллерии, кавалерию, янычар.
Эта переброска позволила снова начать энергичное наступление корпусу Баура, который поначалу было залег по приказу своего командира, дабы не подставляться понапрасну под ружейный и артиллерийский огонь, сосредоточенный турками в основном на его корпусе. Пошли вперед и основные силы под командованием Румянцева.
А в это время Репнин отбивал общую атаку татарской конницы.
В атаку ее вел сам сын крымского хана. Конницу встретила картечь. Залп был убийственен, поскольку Репнин приказал подпустить татар почти вплотную. Одновременно с артиллерией раздались и ружейные залпы батальонов. Плотная стена конницы начала опадать своими первыми рядами. Задние части лавы натыкались на уже умерших и умирающих, останавливались и также подставляли себя под удар.
– Огонь! Огонь! – беспрерывно доносилось с русской стороны. Каждый такой резкий приказ вызывал новый поток смерти, и татары не выдержали. Они повернули обратно. Вдогонку им Репнин, услышав о том, что командующий выслал ему в помощь тяжелую конницу Салтыкова, бросил три полка своих гусар во главе с генералами Подгоричани и Текалли.
Гусары завязали рукопашный бой с постепенно оправляющимися от огненного ужаса татарами. Чаша весов успеха, достигаемого саблями и кровью, еще колебалась, когда к гусарам на рысях подошли драгуны и кирасиры Салтыкова. Перевес русской конницы стал значительнее. Еще свежая, не испытавшая массовых потерь – как несколько минут назад татары – кавалерия Салтыкова, Подгоричани и Текалли все сильнее теснила крымцев.
В это время наконец появился и головной отряд Потемкина под командованием Фабрициана, с маху открывший артогонь по неприятельской коннице.
– Ребята, ну-ка, дружней, теперь татары в кольце! – крикнул Подгоричани своим гусарам, бывшим в первых рядах рубящейся конницы. В ответ уханье и хаканье русской кавалерии, с которыми она доламывала у татар волю и сопротивление, усилилось.
Попытка татар, думавших сбить Фабрициана со своей спины, закончилась их новыми потерями. Большая их часть начала уходить на юг к холмам. Меньшая же, помнившая о своем воинском долге, во главе с сыном хана попыталась пробиться в лагерь, но попала в окружение русских, и в жестокой рубке полегли все до единого.
Наступавшие каре Румянцева и Баура турецкий командующий также пытался задержать конными лавами татар. Но Баур по приказу Румянцева не напрасно установил на господствующих высотах пушки. Весь пот, все усилия солдат сейчас себя полностью оправдывали: артиллерия громила лагерь турок, захватывая и задние ряды конницы, а в лоб ей посылали беспрерывные слитные залпы ружей и картечи. Конница, начиная чувствовать свою обреченность, заметалась из стороны в сторону, завертелась на месте, видя неприятеля отовсюду. В этот момент пехота Баура, а затем и Румянцева бросилась на штурм турецкого лагеря.