– Моя невестка, Екатерина Семёновна, была воспитана своим крёстным отцом, камергером Возжинским, а родной её дед Алексей Андреевич Носов был всегда при дворе. Так вот, её выдали замуж за Нечаева, после смерти которого остались малые и теперь брошенные дети. Надобно бы расторгнуть этот брак с безродным Даниловым.
– Неужели? – усмехнулась императрица Елизавета Петровна. – А вы сами-то с Шуваловым тоже из худых дворян. Так что, Бог с ними, пусть живут!
Не добившись своего от императрицы, графиня Шувалова взялась за мужа:
– Пётр, как ты допустил такое? Твой подчинённый, этот нищий Данилов, женился на твоей невестке, и теперь он нам ровня, и будет при дворе императрицы со своей женой.
– Мы ж с тобой тоже из бедных дворян, – рассмеялся Шувалов. – И потом, тут война с Пруссией на носу, а ты со своими штучками пристаёшь.
Жена аж побелела и закричала:
– Твой Данилов много на себя берёт! Он кричит повсюду, что он изобретатель «единорога».
– Что? – взревел, задетый за живое, Шувалов, и считавший себя главным создателем «единорога», – Я ему покажу, как поперёк меня вставать! Я его уничтожу! Нет, я его вышлю в Ригу, в армию!
– Другое дело, – заулыбалась довольная Мавра Егоровна, – а то, мы из бедных. Мы с тобой самые могущественные приближённые к императрице!
Глава 38. Баталия при Гросс-Егерсдорфе
В мае 1757 года развернулись не шуточные события. Стотысячная армия генерал-аншефа Степана Фёдоровича Апраксина медленно тронулась с места и выступила из Лифляндии в направлении Аллебурга, а 20-тысячный деташемент4 под началом Фермора осадил и взял Мемель. Прусский генерал-фельдмаршал Иоганн фон Левальд, оставленный королём Фридрихом II защищать Восточную Пруссию, пока бездействовал, но узнав об обходном движении русских, бодро пошёл им навстречу с явной целью атаковать. Апраксин переправился на левый берег реки Прегель и встал лагерем в лесу, в казалось бы защищённом месте, но из лагеря было лишь три выхода по лесным прогалинам и полянам. Лагерь русских войск вытянулся в линию. Наиболее открытым был левый фланг, а центр войска был закрыт непролазным лесом. Апраксин, не удосуживаясь произвести разведку ни на местности, ни на расположения противника, вдруг приказал войскам идти на Алленбург.
Выполняя приказ, русские войска в густом тумане стали продираться сквозь лес, и неожиданно увидели, как от деревни Гросс-Егерсдорф на них в атаку идут пруссаки – в центре, как положено, пехота, на флангах артиллерия и кавалерия. Благодаря неожиданности пруссакам поначалу сильно везло. Они опрокинули кавалерию правого фланга русских и, зайдя в тыл, начали громить русскую пехоту, которая отошла под защиту своих пушек. А вот в центре разгорелись по-настоящему жаркие бои. Принявшие на себя удар пруссаков, бригады Салтыкова и Вильбоа потеряли половину своих солдат. Они держались стойко, прикрываясь «шуваловскими» гаубицами и «единорогами». Неоднократно бой на краю леса переходил врукопашную, но русские гаубицы делали своё дело. Каждый их выстрел вызывал страшное опустошение в рядах наступающих пруссаков.
– Огонь, ребята! – командовал весь чёрный от дыма Василий Данилов. – Давай картечь и бей прямой наводкой.
Пруссаки были уже совсем близко, они уже полезли прямо на «единороги». Ещё немного и они захватят эти секретные гаубицы. Василий вдруг схватился за руку.
– Кажись, зацепило, как некстати, – с досады проговорил он и закричал:
– Вперёд, ребята!
И пушкари рванули вперёд.
– В штыки! – крикнул Данилов и с саблей бросился на врагов. Его уже опередили пушкари с ружьями наперевес, а сзади подоспела подмога. Пруссаки упрямо надвигались.
В этот момент Василий заметил, как внезапно сбоку ударили казаки. «Откуда они взялись, родимые?» – недоумевал Василий, и вдруг он увидел перед собой огромного пруссака, который направил на него свой штуцер. Ещё мгновение, и Василий увидел у своей груди блеснувший вражеский штык. «Это конец, – промелькнуло в его голове … и Василий вдруг заметил, как пруссак, обливаясь кровью, заваливается набок. Ещё мгновение и он разглядел всадника, который опять, быстро взмахнув своей окровавленной саблей, снёс голову следующего врага.
«Ах, вот кто мой спаситель!» – обрадовался Василий и крикнул ему:
– Благодарю! Откуда вы такие взялись?
Всадник обернулся и прокричал:
– Мы казаки подполковника Чагина, а так числимся под командой Румянцева.
Василий, возвращаясь к своим «единорогам», был как в тумане. Сильно кровоточила и болела левая рука, а он продолжал думать: «Ведь я был на волоске от смерти, а кто же меня спас? Казаки Чагина!»
– Да, это же отец Беллы! – радостно вскричал он. – Какое счастье! Я нашёл родителя моей любимой Беллы!
Так внезапный удар четырёх свежих полков генерал-майора Петра Румянцева совершенно неожиданно спас плачевное положение русской армии. Прусские батальоны сразу дрогнули и стали отходить, а потом в полной неразберихе побежали, и только кавалерия Шорлеммера где-то вдалеке отступила в полном порядке.
– У гады, побежали, – кричал Василий, – Сейчас мы угостим вас гранатой. Заряжай, ребята! Огонь!
Подоспевшая пехота, прямо перед батареей «единорогов» уже строилась и готовилась преследовать пруссаков, как прискакал адъютант главнокомандующего с приказом:
– Продвигаться с осторожностью, встать на свои прежние позиции и закрепиться.
– Атаковать надобно! – кричали даже солдаты.
– Приказ есть приказ, надо выполнять! – возмущались офицеры, а некоторые прямо говорили. – Неужели Апраксин предатель?
Василий Данилов гладил ещё горячий ствол «единорога» и приговаривал:
– Выручил нас сегодня, родимый, поддал жару пруссакам. Долго они будут помнить русских «единорогов».
– А знаете, кто придумал это «чудо»? – вдруг спросил Василий.
– Говорят, сам Шувалов, – ответили подошедшие к нему канониры.
– Как же, «единорога» создал мой братец, Михаил Данилов.
– Да, уж стреляет гаубица знатно. Хошь кидай ядра, хошь бросай бомбы, а то пали картечью по пехоте короля, – разговорились усталые канониры. – И дальность стрельбы неплохая, на 3 версты бьёт гаубица, и вес «единорога» небольшой всего 1500 кг.
Канониры рассмеялись, а один с длинными усами авторитетно заявил:
– Если обычную пушку тащат 15 лошадей, то для нашего «единорога» требуются всего 5 лошадей, а это во время боя очень важно.
Василий присмотрелся, и отметил:
– Вон, на нашей гаубице первого образца, на винграде5 шар, видите, заменён на голову единорога. А вот на соседней гаубице новой модификации на средней части ствола скобы уже сделаны в виде единорогов.
– Что и говорить, красиво! – радовались канониры. – «Единорог», это залог нашей победы!
Глава 39. Удивительный фейерверк
1757 год. Военные действия с войсками прусского короля Фридриха II продолжались и не собирались затихать. А в это время императрица Елизавета Петровна развлекалась в окружении галантных придворных и, блистая в своём роскошном розовом платье, смотрела с террасы дворца на праздничный фейерверк. За Елизаветой Петровной расположился весь цвет высшего общества и приглашённые иностранные послы. Слышались восторженные восклицания придворных, звон бокалов, тихий хохот девиц, мелькание лакеев с подносами, полными закусок и вина.
– Ещё, ещё вина! – кричали дамы. – Полный восторг! Зрелище бесподобное!
Всех удивило это представление, и толпа придворных кричала:
– Как хорошо виден фейерверк! Как высоко и красиво стреляют!
А английский посол Уильямс отметил для себя: «Думаю, что у русских появились новые пушки, не иначе! Надо об этом известить короля!»
Он обратился к графу Петру Шувалову:
– Скажите, любезный граф, от чего так высоко стреляют?
– Потому, что пушки на бугре стоят!
Екатерина Алексеевна, супруга наследника престола Петра, услышав этот разговор, задумалась: «Как бы разузнать секрет пушек у Шувалова?»
И тем же вечером она отписала прусскому королю Фридриху II об этом.
Не удивляйтесь, Екатерина, молоденькая жена Петра, племянника императрицы Елизаветы Петровны, вела тайную переписку через свою мать с прусским королём. Кроме философских размышлений, она тайно доносила сведения о русской армии, её вооружении, о встречах с послами и о разговорах приближённых императрицы. Гонцы исправно доставляли эту тайную почту в Ангель-Цербский двор, прямо из Петербурга и обратно. Имелось в виду, что это была всего лишь обыкновенная родственная переписка. А агенты Фридриха II шныряли везде. Даже адъютант генерал-аншефа Апраксина, фон Келлер, был агентом вездесущего прусского короля и, имея своих курьеров, докладывал о появившихся секретных пушках.
Война с Пруссией набирала обороты, и Елизавета Петровна требовала, чтобы Апраксин выступил во главе русской армии и побил пруссаков. Апраксин же тянул время, так как получал записочки лично от Екатерины либо от Бестужева-Рюмина, и не торопился с походом на пруссаков, ведь императрица была больна, и все были в ожидании её кончины.
Но императрица Елизавета Петровна поправилась, и генерал-аншефу Апраксину пришлось выступить в поход, и ему было велено взять с собой гаубицы «единороги» и беречь их, как зеницу ока! Императрице докладывали, что русские войска, встретившись с прусскими во главе с генералом-фельдмаршалом Левальдом, вдрызг разгромили пруссаков, и без всякого ведома главнокомандующего Апраксина. Это баталия произошла под Гросс-Егерсдорфом. Узнав об этой виктории, Степан Фёдорович Апраксин велел … армии срочно отступать на зимние квартиры.
– Какая подлость! – возмущались, возбуждённые солдаты и офицеры, хмуро отступая. – Да, это же измена!
***
А тут, как некстати, с императрицей Елизаветой Петровной случился припадок прямо в церкви, и все придворные не веря, что она поправится, побежали к молодому двору в Ораниенбаум на поклон к наследнику Петру III. И понеслись к Апраксину письма и повеления, что делать, а что не делать. И было приказано отступать армии далеко-далеко, на зимние квартиры.