Императрица вновь поправилась, да так, что закатила бал-маскарад. Все мужчины должны были явиться на маскарад в женском одеянии, а женщины в мундирах. Вот потеха! Сама же императрица была в зелёном мундире Преображенского полка и даже отплясывала «вприсядку», да ещё успевала следить за регламентом бала маскарада. Кто был неправильно одет, с того штраф 100 рублей.
Рядом с императрицей была её близкая подруга Мавра Егоровна Шувалова со своей бывшей невесткой Екатериной Семёновной Даниловой и, отдыхая после танцев, они обсуждали наряды придворных. Мавра Егоровна, одетая в гвардейский мундир, увидела Данилова и подумала: «Затесался на бал этот фейерверкер. Ну, погоди, ты у меня ещё попляшешь», и проворковала Екатерине:
– Смотри-ка, вон твой Данилов стоит, он так смешён в женском платье!
– Ну, что ты, мой Миша очень мил! – вздыхала Екатерина.
– Не вздыхай, а лучше пригласи «её» на танец! – велела Мавра, а сама, вот язва, мстительно подумала: «Устрою я вам «счастье», ждите!»
И влюблённая пара закружила в стремительном танце.
– Как же я люблю вас, мой милый «офицер»! – тихо признавался Михаил.
– И я тоже! – отвечала ему Екатерина.
– Я на вершине счастья! – целуя руки жене, шептал возбуждённый Данилов и, сбившись с ритма танца, … вдруг прошептал:
– Знаешь, Шувалов грозит отослать меня в Ригу в действующие войска, и всё из-за того, что мы с тобой появились при дворе императрицы.
– Это, видно, Мавра Егоровна «позаботилась»! – чуть не заплакала Екатерина.
Неожиданно императрица Елизавета Петровна, обмахиваясь веером, поинтересовалась:
– Где моя армия после победы при Гросс-Егерсдорфе?
Ей придворные смущённо ответили:
– На зимних квартирах, государыня.
– Как? Кто посмел? Апраксина арестовать и допросить, как следует! Шувалов дознайся, кто отдавал приказы!
И главный «инквизитор» Александр Шувалов, потирая руки, занялся вплотную этим расследованием.
Подозреваемый Апраксин, действительно не знал, кому подчиняться и, тем не менее, был вовремя предупреждён, поэтому все тайные письма он успел уничтожить.
– Где доказательства? – разводил руками Александр Шувалов. – Нет доказательств! Он сбивчиво докладывал императрице суть допроса и доверительно дополнил:
– Хотя на словах Апраксин признался, что весь «молодой двор» шпионил на прусского короля, но немцы хитры, они сжигали письма, а Екатерина под своими записочками подписывалась мужским именем.
– Вот стерва! Доберусь я до неё! – ругалась Елизавета Петровна.
Но здоровье императрицы вновь пошатнулось.
– Что делать? Возраст! – рассуждали дипломаты.
– После «падения» императрицы в церкви точно будут дворцовые перевороты, – сразу решили приближённые, ожидая выхода императрицы.
Вот двери распахнулись, и императрица Елизавета Петровна вошла в зал. Она ещё слабая после болезни, с трудом уселась на трон и, заметив в толпе приближённых вице-канцлера, улыбнулась.
– А, вот и Воронцов, – проговорила она и обратилась к нему. – Ты предлагал Фермора вместо Апраксина?
– Да, государыня, я за Фермора. – заговорил Воронцов. – Вилли Вильямович, хоть и не русак, но далёк от политики и молодого двора Екатерины Алексеевны! – с важностью ответствовал вице-канцлер.
– Тогда пусть Фермор и воюет с королём, – отозвалась императрица и обвела взглядом своих придворных и опять остановилась на Воронцове.
– Подойди-ка ко мне, – велела ему императрица. – Что ещё?
Почему-то оглядываясь на дверь, вице-канцлер Воронцов тихо доложил Елизавете Петровне:
– Матушка, наш канцлер Бестужев сносится с имперским послом Миклошем Естергази, минуя Вас, и они вместе с австрийцами хотят возвести на престол Екатерину Алексеевну.
– А меня куда?– вскричала императрица. – Я ещё жива!
«Ну, ничего, – подумала она, – Волков, секретарь канцлера Бестужева, человек честный, он уже собрал воровские бумаги Бестужева и только ждёт моего приказа».
И приказ тут же последовал. Бестужев-Рюмин был схвачен и уныло отвечал на колкие вопросы главного «инквизитора» Александра Ивановича Шувалова:
– Вывернулся в прошлый раз, когда Апраксин доносил на тебя! А сейчас твоя измена на лицо! Говори, иначе буду пытать!
Бестужев-Рюмин, тёртый калач, он всё валил на себя и выгораживал Екатерину Алексеевну.
– Спелись! – выслушав доклад, вздыхала Елизавета Петровна. – Что-то я совсем расклеилась, разболелась не на шутку.
– Продолжай дознание, – велела она Александру Шувалову, – а я пойду в спальню.
– Ну, всё, – решили придворные, – теперь уж точно помрёт
Но и в этот раз императрица встала с кровати и велела Александру Шувалову не медлить с дознаниями врагов, и привести Екатерину Алексеевну к ней на разговор.
– Где Катька? – грозно спросила Елизавета Петровна. – Веди её ко мне! И крикни Воронцова!
Явился Воронцов, а вскоре Александр Шувалов привёз во дворец Екатерину Алексеевну. Та очень долго собиралась и понимала, что её везут на допрос. Она задрожала от страха, когда узнала, что канцлер Бестужев уже арестован. И Екатерина Алексеевна, надеясь только на Господа Бога, предстала перед императрицей в своём лучшем платье.
Глава 40. Допрос
Увидев грозную императрицу Елизавету Петровну, Екатерина Алексеевна сразу заголосила:
– Матушка, хочу на родину!
– А как же твоё дитя?
– Ведь Вы отобрали у меня ребёнка! – вскричала Екатерина. – Отпустите меня!
– Отпусти её, – ухмыльнулась императрица. – Да кому ты нужна на родине? Мать твоя с любовником сбежала в Париж, а отец живёт подаяниями.
Неожиданно Елизавета Петровна скрылась за ширмой, за которой Екатерина услышала голос своего мужа и бормотание Александра Шувалова.
– Видеть Катьку не могу, эту стерву! – услышала она сдавленный голос Пётра.
Императрица вдруг появилась из-за ширмы и спросила:
– Как ты смела писать приказы в армию! Кто ты такая? И что за шашни у тебя с послами? Что, хочешь на трон? Молчишь? Бестужев на тебя уже доносит!
– Ложь! Где мои бумаги с приказами? Где? – опять закричала Екатерина Алексеевна. – Докажите!
Конечно, Екатерина блефовала, ведь она точно не знала, всё ли документы смог уничтожить Бестужев, ведь они оба шпионили в пользу Фридриха II. Императрица с допросом рисковала, но секретных бумаг в руках у неё не было!
– Не реви, дура, всё равно дознаюсь, – устало сказала императрица и села в кресло,– а ты Алексашка пиши протокол и продолжай расследовать по делу Бестужева,– кричала Елизавета в сторону ширмы. – Воронцов здесь? Пусть войдёт. А ты Екатерина, покамест иди отсюда со своим муженьком! Жди разоблачения!
Так императрица, не имея прямых улик, отпустила Екатерину Алексеевну в Ораниенбаум, качая головой и размышляя:
«Эдак, всех претендентов на трон раскидаю! Кто будет тогда управлять страной? Этот Пётр, что ли? Да не удержится он у власти! А Екатерина хоть умная… она, пожалуй, сможет управлять русскими после меня, грешной!» – и подняла глаза на Воронцова.
– Что? Шувалов просится? Зови его!
Пётр Шувалов пришёл с целым ворохом указов на подпись.
– Подпиши, матушка! – просил он. – Армии нужны пушки. Много пушек, чтобы бить Фридриха!
– Что за пушки, Петя?
– Матушка, это секретные гаубицы, их прозвали «единорогами».
– Что так?
– Эти пушки украшены фигурками единорогов, такими диковинными зверями, для отличия, чтобы не спутать их с обычными пушками. Мои пушки уже хорошо себя показали в сражении при Гросс-Егерсдорфе, – многозначительно посмотрев на Воронцова, пояснил Пётр Шувалов.
– А ты, Алексашка, – обратилась императрица к Александру Шувалову, – слушай, что твой братец удумал, отлил новые пушки и говорит секретные. Так что займись этим и сохрани эту тайну от врагов наших, ведь кругом шпионы и агенты Фридриха.
– Сделаю, как велишь, матушка! – отозвался Александр Шувалов. – Вся моя Канцелярия Тайных и Розыскных Дел будет стеречь этот русский секрет!
– Вот, вот! Так-то! – успокоилась Елизавета Петровна и, подписав последнюю бумагу, отпустила от себя придворных.
– Пожалуй, прилягу, – и, охнув, императрица отправилась в свою опочивальню.
Глава 41. Сражение при Кюстрине
А в это время, в июне 1758 году, в соответствии с приказом фельдцейхмейстера Петра Шувалова Михаил Данилов с женой Екатериной и с пасынками, отправился в действующую армию, расположенную в Риге. По дороге жена разрешилась дочкой, которую назвали Прасковьей, но по приезду в армию она умерла. В Риге в поисках квартиры, на своё счастье, Михаил Данилов встретил знакомого по школе товарища, капитана Ивана Лаврова, и тот ему уступил свою квартиру.
– Живи, – обрадовался капитан, – а мы на днях отправляемся в Восточную Пруссию в распоряжение генерала Фермора. Ты с нами? Да, что с тобой, ты болен?
– Похоже на то, – ответил Данилов, – мне что-то нездоровиться!
Когда же Данилов явился к полковнику Бурцеву, то сразу получил от него приказ о немедленной отправке в армию в Пруссию, командовать «шуваловскими» гаубицами. Данилов плохо себя чувствовал и, сославшись на свою болезнь, рапортовал:
– Я болен и не могу так скоро ехать в армию, мне надобно поправиться.
Полковник, услышав это, со злостью подумал: «Граф Шувалов шутить не любит и будет недоволен притворной болезнью Данилова, и сразу взыщет с меня».
Он побагровел и закричал:
– Притворщик, ты пройдёшь освидетельствование о твоей болезни, вначале у докторов, а затем у штабс-офицеров. Тебе не отвертеться от армии.
Дошло до того, что кроме врачей, рижский губернатор, князь Долгоруков со штабс-офицерами, сам прибыл на квартиру Данилова и убедился, что тот болен.
Врачи определили болезнь, но полковник Бурцев не успокоился и, прибыв на квартиру Данилова, стал упрашивать его:
– Обещаю тебе, в связи с болезнью, лёгкую службу и посылаю в ближнюю командировку в Мемель. Соглашайся.
– Я болен, – упорствовал Данилов, – и ехать не могу.