И тут Дин вдруг собрался поставить пьесу, о которой мечтал Ларри, – «Красавчик Жест» – и пригласил Ларри играть в ней! Лоуренс плюнул на все и всех – на идущую с успехом пьесу, на театр, в котором его так хорошо продвигали, даже на Джилл, хотя на Джилл не совсем, и ушел в Вест-Энд играть в роли своей мечты. Я не могу осуждать Ларри, потому что сама ради роли Скарлетт могла бы бросить многое и не слушала никаких советов и отговорок. Если твердо знаешь, что это твоя роль, – стоит жертвовать.
Обидно, что жертва Ларри оказалась бесполезной. Постановка «Красавчика Жеста» не удалась, честнее сказать, с треском провалилась, с трудом продержавшись на сцене всего месяц. Я не знаю, в чем там дело, спектакль видеть просто не могла, потому что была совсем юной девушкой и училась в Европе. О перипетиях на английской сцене мы и не слышали, мне обо всем рассказали много позже, когда мы с Ларри уже были знакомы, но это никак не могло повлиять на мое к нему отношение.
А вот Уэйл и Шериф быстро нашли Оливье замену, и… спектакль «Конец путешествия» стал настоящей сенсацией и в Вест-Энде, куда его перенесли ввиду явного успеха. Пьеса держалась весь сезон, а по окончании полный состав отбыл в Америку, потому что Уэйлу предложили сделать по пьесе фильм в Голливуде. Колин Клайв, заменивший Ларри после его ухода, стал настоящей звездой и уже не только Англии.
Сознавать упущенную блестящую возможность, конечно, тошно. Мало того, после ухода Ларри из театра тот словно ожил, «Синицу в руки» повезли для показа на Бродвее, и Джилл уехала вместе со всеми. Несчастный Ларри потерял сразу возможность стать звездой в Лондоне, сняться в Голливуде и жениться на Джилл!
Его собственные выступления у Дина были никудышными, один спектакль проваливался за другим. Это время нужно было пережить. Насколько я знаю, спектакль «Убийство на втором этаже», где участвовал Оливье, тоже пригласили на Бродвей. Казалось, ситуация начинает выправляться, еще чуть, и публика, режиссеры и продюсеры поймут, какую совершили ошибку, не оценив должным образом талант Лоуренса Оливье. Оценит и Джилл, которая уже больше полугода успешно выступала на бродвейской сцене.
Однажды Ларри проговорился, что мечтал увидеть свое имя на огромных бродвейских афишах, толпу репортеров у входа и продюсеров разных бродвейских театров и голливудских компаний.
Но… Ситуация повторилась, «Синица в руки» имела такой успех, что гастроли продлили еще на год, а вот «Убийство на втором этаже» недотянуло даже заявленного срока, зрители хлопали стульями, покидая зал прямо во время спектакля! Я хорошо понимаю, что это такое, представляю переживания актеров, особенно Ларри, столь чувствительного к аплодисментам, да еще и когда у Джилл рядом полный успех, а потому могу оценить и стойкость, почти мужество, с которым он перенес ситуацию. Помню, как страдал Ларри, когда провалилась наша постановка «Ромео и Джульетты», не думаю, что «Убийство…» провалилось из-за его игры, и сочувствую Оливье от всей души.
Каким надо обладать мужеством, чтобы в такой ситуации сделать Джилл повторное предложение! Она оставалась в Нью-Йорке играть на Бродвее, а он возвращался в Лондон ни с чем. Но Ларри, как всегда, был уверен в себе, он знал себе цену и почти потребовал от Джилл, чтобы брак, наконец, был зарегистрирован. Джилл согласилась, все же успех или провал – любви не помеха. Конечно, я бы тоже согласилась на ее месте! Разве можно судить об актере, тем более таком, по нескольким неудачным пьесам? Да, он неосмотрительно не послушал Джилл, ушел из «Конца путешествия» ради «Красавца Жеста» и поплатился успехом в Вест-Энде и Голливуде, но ведь хуже Ларри от этого не стал. И менее талантливым тоже.
Джилл оценила и согласилась выйти за него, но только после окончания гастролей по Америке. Я хорошо представляю переживания Оливье. Джилл предпочла ему профессию, сначала уехала в Нью-Йорк, когда у него все проваливалось в Лондоне, теперь решила продолжить гастроли… Во-вторых, у Джилл была работа, а у Ларри нет! Провальные постановки Дина привели к тому, что денег на новые больше не давали, он распрощался с собранной труппой и занялся своими делами. Ларри никуда не брали, опасаясь то ли новых неудач, то ли возможного предательства в случае более выгодного предложения. Человеку, однажды бросившему спектакль ради другого, очень трудно доказать, что это не повторится.
Я не знаю, что играл или где снимался Ларри в тот год, спрашивать об этом нельзя, но понимаю, каково ему было сидеть на шее у невесты, а потом жены. До безумия самолюбивый и уверенный в своем высоком предназначении (он тысячу раз прав!). Лоуренс маялся без дела, в то время как его жена не просто зарабатывала на жизнь семьи, но и была успешна, несмотря ни на какой кризис.
Я попыталась понять, почему не получилось настоящей семьи у Лоуренса с Джилл. Нет, не в том дело, что встретилась я. Если бы я по-настоящему любила Ли Холмана, то обратила бы на Ларри внимание только как на актера, а талантливых актеров в Англии много. Если бы он любил Джилл, то тоже сумел бы избежать ловушки, и в фильме «Пламя над Англией» я была бы для Оливье только актрисой.
Потом мне все подтвердил Ноэль Кауард. Он был свидетелем многих лет жизни Ларри сначала с Джилл, а потом со мной. Ноэль – друг, ему можно верить. К тому же он очень любит Ларри и не способен солгать просто ради красного словца или в отместку за что-то.
Я думаю, Ларри прекрасно понимал все происходящее, понимал, что не прав, но он из тех людей, которые ни за что не признают свою неправоту. Оливье способен возвращаться к спору раз за разом, приводя все новые аргументы, даже абсурдные или просто надуманные, только чтобы доказать свою правоту, «взять верх». Друзья об этом знают и никогда не ввязываются в спор с Ларри, а если это все же случается, то быстро признают свою неправоту (даже если это не так) и его победу, иначе дорого обойдется. Это создает у Оливье ложное впечатление почти оракула, мол, его слово последнее, и он всегда прав. Я тоже предпочитаю не спорить.
Ноэль сказал, что Джилл – очень общительный человек, у нее много друзей, причем из артистической, интеллектуальной элиты. Друзья успешны, их постановки, роли, произведения, выступления и просто дела приносили известность, имена, многочисленные предложения сотрудничества, деньги, в конце концов. У Ларри было все наоборот, он мог быть тысячу раз талантливей кого-то, но этого просто не замечали. И это у самолюбивого Оливье!
У Джилл – роли, у Ноэля – постановки, у Гилгуда – аплодисменты, а Лоуренс Оливье сидит на шее у жены и вымученно улыбается ее приятелям. Как тут не взвыть?
Ларри злился, срывал недовольство на жене и ее друзьях, вызывая все большее недовольство окружающих и сочувствие его жене. Джилл поступила разумно, она попросила Кауарда дать мужу роль в новой пьесе «Частные жизни», правда, роль второго плана, но это же лучше, чем ничего, актер должен играть.
Для Ларри это был удар ниже пояса – играть второстепенную роль у приятеля жены, на которого он втайне смотрел свысока (а я думаю, просто завидовал его успеху), он отказался в оскорбительной форме. Ноэль рассказывал, что только беседа с Джилл заставила его повторить предложение. В конце концов Джилл и Кауард настояли, Ларри вынужден был согласиться на эту роль, хотя играл, скрипя зубами.
То, что пьеса имела настоящий успех сначала в Лондоне, а потом и в Нью-Йорке, куда ее перенесли, не успокоило самолюбивого Оливье, лишнее доказательство правоты Джилл и Кауарда не могло его радовать. Вот этого не понимал уже никто: у Ларри молодая жена-красавица (пусть он говорит, что хочет, Джилл красива!), которая помогла ему стать успешным, аплодисменты каждый вечер, неплохие заработки и даже интервью в газете, а он недоволен.
Я понимаю, чем был недоволен Ларри – тем, что он не самостоятельно добился успеха, что это супруга принесла ему и роль, и аплодисменты, и гастроли на Бродвее. Знаю многих, кто говорил, что Ларри завидовал успеху Джилл. Нет, не завидовал! Он не мог завидовать, потому что, когда Лоуренс Оливье только делал первые шаги в театре на серьезной сцене, Джилл Эсмонд уже играла в Вест-Энде, тогда она была на голову выше начинающего актера Лоуренса Оливье. Завидовать можно только равным либо тем, кто выше тебя. Ларри никого выше себя не признает, он и равными считает немногих.
Скорее это была не зависть, а злость. Она – успешна и востребована, он – нет, она советовала и даже заставляла играть какие-то неприятные ему роли, и все получалось, приносило успех, если выбирал он сам – проваливался. Для гордого, самолюбивого (Кауард сказал «самовлюбленного», пусть так) мужчины, актера, у которого его «я» просто обязано быть выше других, иначе выходить на сцену не стоит, это очень тяжело, унизительно, вызывает даже не раздражение, а почти ненависть. К кому? Ко всем вокруг, к более успешной жене, дающей полезные советы, к тем, от кого зависит его собственное благополучие и роли…
А в Нью-Йорке на них обратили внимание агенты Голливуда, сразу три компании предложили долгосрочные контракты. Но одних интересовала только Джилл, другие возмутились запрошенной Ларри оплатой, и только Дэвид Сэлзник, сыгравший позже столь важную роль и в моей жизни тоже, решил работать с парой, увидев у Ларри большие способности.
Контракт подписан, казалось, чего же лучше? Но снова у Джилл были роли, а у Ларри так себе. Для него, мечтавшего о мгновенной славе романтического героя, играть роли второго плана с никчемным текстом, к тому же в кино!.. Оливье всегда и всем доказывал, что театр – это настоящее, а кино – лишь способ подработки, а на подработку не следовало тратить ни душевные, ни эмоциональные силы. Ларри играл из рук вон плохо.
Говорят, Сэлзник попробовал привести его в чувство, приведя в пример Джилл: мол, вот кто старается, вот у кого будущее в кинематографе. Мало того, Дэвид умудрился посоветовать Ларри исправить неровные зубы, расстаться с неподходящими друзьями и… поучиться актерскому мастерству для кино, поскольку оно несколько отличается от театрального. Советовать Ларри учиться актерскому мастерству мог только человек, который либо его почти не знал, либо совсем им не дорожил!