Я хотела жить и не вспоминала.
Нет, неправда, я не вспоминала не потому, что боялась, а потому что очень переживала за тебя самого и была такому обстоятельству, как наземная авария, даже рада. Это означало, что тебя просто не допустят до реальных полетов, до настоящих боев. Некрасиво, недостойно, когда другие летали и погибали, радоваться тому, что ты сидишь на земле, но что поделать – я радовалась.
Пьесу и роль ты подобрал. Ларри, в первую минуту я не поверила своим ушам:
– Миссис Дюбуа в «Дилемме доктора»? Но, Ларри, что там играть?!
– Вот речь неопытной актрисы. Этими словами ты продемонстрировала собственную незрелость. Настоящий актер никогда не станет делить роли на достойные и недостойные его. Любую роль можно сделать запоминающейся и любую же провалить.
Сейчас при одном воспоминании о таких словах мне хочется вопить от несправедливости. Не ты ли не так уж давно в Америке продемонстрировал этот самый провал Ромео, а я умение играть роли вроде Майры – не самой притягательной для актрис? Признайся, Ларри, ты никогда не умел быть справедливым к другим и одинаково честно относиться к своей и чьей-то игре, удачам или неудачам, особенно моим. Твои неудачи всегда просто непонимание критиков и незрелость зрителей, мои – закономерность! Твои успехи – это гениальность, мои – случайность или все та же незрелость зрителей, способных проглотить что угодно.
Моя Эмма Гамильтон, несмотря на все ее несоответствие реальному историческому персонажу, все же заслужила куда больше положительных отзывов, чем героический адмирал Нельсон в твоем исполнении. Будь справедлив, Ларри, ты тоже выбираешь роли и не станешь играть любую, предложенную кем-то, если она тебе не по душе. И провалы могут быть у кого угодно, а вот удачу нужно заслужить, в этом ты прав.
Но это я сейчас такая умная, решительная, тогда даже пикнуть не смела, с придыханием выслушивая твои сентенции о своей незрелости и неготовности играть серьезные роли, тем более самостоятельно. Я докажу, я сыграю эту незаметную роль так, чтобы она осталась в памяти зрителей.
Сыграла. Именно так, как надеялась! Пьеса не сходила со сцены больше года – огромный срок для театров военного времени. Джону Гилгуду моя популярность в роли Скарлетт и внешняя пригожесть не помешали с удовольствием играть главную мужскую роль. Ведь это же глупость – считать, что театральная актриса должна быть некрасивой, мол, красота требуется только актрисе кино, в театре она лишь прикрытие отсутствия таланта. Попросту говоря, наличие привлекательных черт лица означает отсутствие таланта. Смешно, но в Англии красивым актрисам приходилось с трудом доказывать свою способность играть серьезные роли. Может, потому большинство уходили в кино, хотя и там не легче.
Хотела бы я знать, как отнесся к моему исполнению миссис Дюбуа автор пьесы – Бернард Шоу. Втайне я надеялась, что заметит меня и… одобрит идею поручить мне роль Клеопатры в новом фильме Паскаля по пьесе Шоу «Цезарь и Клеопатра». Об этих новых съемках уже ходили слухи, как в свое время и об «Унесенных ветром». Конечно, одинаковая удача дважды невозможна, но почему бы не попробовать?
Сам Паскаль был не против именно моего исполнения, но по условиям контракта обязан все согласовывать с автором. Эти мысли я держала в тайне, надеясь сделать тебе подарок – роль Цезаря! Конечно, кого же может пригласить Паскаль, кто в Англии лучше Лоуренса Оливье способен воплотить на сцене великого Цезаря?
Но в таком распределении были свои сложности. Я непременно должна получить роль Клеопатры до того, как тебе предложат Цезаря, иначе мое назначение выглядело бы уступкой тебе, протекцией, послаблением… чем угодно. Нет, нет, сначала я, потом ты. Я понимала, как непросто будет играть Клеопатру рядом с таким Цезарем, и сладко замирала от такой мысли, тем более Паскаль получил одобрение меня в качестве Клеопатры от Сэлзника. Это было тем удивительней, что совсем недавно я отказалась лететь в Америку, чтобы сыграть Клеопатру в этом же спектакле на Бродвее, а потом отказалась от нескольких очень похожих на Скарлетт ролей в Голливуде. В ответ Сэлзник запретил мне играть принцессу Екатерину в «Генрихе V», которого начал снимать ты.
Ларри, если честно, то именно твоя занятость в качестве кинорежиссера позволила мне некоторое время скрывать свои истинные намерения. Тебе было не до меня и моей мечты сыграть Клеопатру в фильме. Ты пристроил меня в качестве жены художника в «Дилемме доктора» и на время успокоился. Не слишком яркая роль, не слишком яркая пьеса, у того же Шоу есть куда более эффектные произведения. Что ж, вполне достаточно для твоей незначительной жены.
Зато тебе предложили снять «Генриха V»! Не только играть шекспировского героя, но и самому снять фильм… Если честно, я побаивалась, что ты снова увлечешься и выйдет нечто похожее на наших «Ромео и Джульетту», но сказать тебе этого не могла.
Итак, ты снова был впереди, причем не только меня, но всех английских актеров, они либо воевали, либо играли в провинциальных театрах, либо ездили с концертами в войска. А ты начал снимать фильм, и какой!.. Обожаемый Шекспир, и роль героическая, это не одноглазый Нельсон, которому помогала женщина, твой Генрих одержал победу над французами в ходе Столетней войны, диктовал свои условия. Такие роли по тебе, Ларри, ты очень любишь либо блестящих победителей, либо неимоверных подлецов. Согласна, шекспировские пьесы для театра не просто классика, а недостижимый идеал, а роли в них – лучшая проверка на зрелость актеров.
Тем важнее для меня получить Клеопатру, пусть не у Шекспира, но у Шоу, что тоже само по себе значимо.
Ларри, ты блестяще справился, полученный за фильм «Оскар» тому доказательство! Я всегда, с самого первого дня, как увидела тебя, не устаю повторять: ты гениальный актер, блестящий, лучший исполнитель шекспировских ролей, Ромео не удался тебе всего лишь из-за возраста, тебе, зрелому мужчине и человеку, трудно играть мальчишку, особенно рядом со мной. Остальные роли – вершина шекспировских героев. Никто не может оспорить такое мнение!
К моему великому огорчению, Бернард Шоу больше не ходил на спектакли по своим пьесам, видно, не считая, что может увидеть нечто новое и привлекающее внимание, потому я в роли миссис Дюбуа осталась драматургом не замеченной.
Что делать? Идти к этому великому насмешнику и прямо спрашивать благословения? Но Шоу действительно король парадоксов, это не Сэлзник, его не интересуют деньги, а потому надеяться выжать слезу или комплимент просто ради будущего коммерческого успеха не стоит. Нет, великого любителя парадоксов следовало заинтересовать, причем нужно, чтобы он сам предложил мне эту роль! Да-да, тогда Клеопатра будет особенно ценна.
Мне помогли и устроили встречу с писателем, причем за весь вечер я и словом не обмолвилась о предстоящих съемках и страстном желании в них участвовать. Я очень много слышала о Бернарде Шоу, не раз сама прилипала к приемнику, когда он выступал, читала все его пьесы и многие эссе, даже пыталась одолеть «Руководство…» по социализму для женщин. Конечно, не все приемлемо, но Шоу есть Шоу.
Те, кто присутствовал при нашей встрече, говорили, что это был театр одного актера, хотя я не играла, вернее, прекратила это делать уже после первых секунд, слишком лукавыми и внимательными оказались хитрые глаза старика. Ни играть перед ним, ни пытаться обмануть его нельзя, любую игру он увидел бы сразу и ответил своей игрой, куда более изощренной и страшно насмешливой. Потому уже после первых фраз я выбросила из головы идею заполучить от него благословение на роль и отдалась удовольствию общения с изумительным собеседником – умным, ироничным острословом, не жалеющим прежде всего себя самого, а оттого особенно успешным в своих словесных изысках.
Я даже не могла вспомнить, о чем шла речь, но хорошо понимала одно: более интересного собеседника у меня никогда не было. Бог с ней, с Клеопатрой, я благословляла небеса за саму возможность вдоволь посмеяться и почти на равных поговорить со знаменитым острословом.
– Знаете, что вам следует сделать?
– Что?
– Сыграть Клеопатру! Я скажу об этом Паскалю, он намерен снимать фильм. Если вы, конечно, не против.
– Конечно, нет.
– Я рад. Вы не испортите эту царственную девчонку, не превратите ее в самовлюбленную дуру или пустышку, ветром с Сахары занесенную на трон величайшего царства.
Разве можно было ожидать большего подарка? Мне хотелось расцеловать старика, но не посмела.
Помню, помню, что не раз рассказывала тебе об этой встрече, но ведь могу еще столько же. Хорошо, что у тебя нет возможности ни возразить, ни прервать меня, ни даже просто отвернуться, демонстрируя недовольство зрелого человека моим глупым щебетом.
Ларри, знаешь, какая это тяжелая работа – щебетать за двоих, временами действительно изображая дуру! Просто я не могу, когда рядом молчат, особенно ты. Это вовсе не желание общаться круглосуточно, с Освальдом Фрюэном и даже с Ли я могу и помолчать, а в твоем случае молчание как-то само собой ассоциируется с недовольством. Понимаешь, замкнувшись в себе, ты молчишь несколько… сурово, что ли.
Даже не чувствуя за собой никакой вины, я невольно начинаю таковую искать. Чувствовать себя виноватой без вины не слишком приятно, мне нужен контакт с тобой – визуальный, словесный, какой угодно, нужно видеть и слышать, что ты со мной, а не где-то там со своими шекспировскими героями. Я не умею быть одна, если ты рядом. Тогда ты еще был рядом, а потому требовалось общение.
Понимаю, что это утомительно, что тебе тоже нужно побыть одному, что я временами даже надоедала, но достаточно было бы просто сказать, что ты меня любишь и просто хочешь подумать над очередной ролью, а потому помолчишь. Правда, этого было бы достаточно. Но ты предпочитал иное – либо насупленно отворачиваться, либо огрызаться.
Еще хуже, что ты изображал мужа, которому до смерти надоела болтовня глупой жены и только чувство долга заставляет терпеть этот поток ненужных слов.