[36] из этого города. Уже беременная, она в ответ на допрос родителя назвала чтеца; пресвитер же осмелился донести об этом епископу. Тот созвал причт и велел позвать чтеца. Дело стали исследовать. Допрашиваемый епископом, чтец не признавался. Да и как же можно утверждать то, чего не было? В гневе епископ строго сказал ему: «Не хочешь признаваться, несчастный ты человек, исполненный нечистоты и жалкий?». Чтец отвечал: «Я сказал то, что было — я непричастен к этому. Даже в помыслах о ней я не виновен. Если тебе угодно услышать, чего не было, вот — я это сделал». После таких слов епископ отрешил чтеца от его должности. Тогда чтец подходит к епископу и просит его, говоря: «Раз я согрешил, прикажи отдать ее мне в жены. Теперь я уж больше не клирик, да и она не девушка». Епископ согласился, думая, что юноша любит эту женщину и никак не может порвать с ней. А чтец, получив ее и от епископа и от отца, ведет в женский монастырь и просит тамошнюю диаконису приютить женщину до родов. В скором времени дни эти наступили. Пришел решительный час — стоны, родовые муки, скорбь, загробные видения, а ребенок не появлялся на свет. Миновал первый день, второй, третий, наконец, седьмой. Роженица от нестерпимых страданий была при смерти, не ела и не пила, не могла спать и только кричала: «Горе мне, несчастной, — мне грозит смерть, а я оклеветала этого чтеца». Тогда монахини идут к ее отцу и передают все. Он, страшась, что будет сочтен клеветником, еще два дня медлит. А дочь не умерла, но и не разродилась. Монахини не могли выносить ее воплей и побежали к епископу, говоря ему: «Такая-то целыми днями кричит, что оклеветала чтеца». Тогда епископ посылает к этому чтецу диаконов сказать: «Помолись, чтобы родила оклеветавшая тебя». А чтец не дал им ответа, и не открыл своей двери, запертой со дня, как он затворился для молитвы богу. Отец опять идет к епископу, происходит моление в церкви, но и так она не может родить. Тогда епископ отправился к чтецу и, толкнув дверь, вошел к нему, говоря: «Встань, Евстафий, разреши, что связал». Чуть только чтец и епископ преклонили колени, женщина родила. Просьба чтеца и его неустанная молитва обличили клевету и наставили клеветницу, дабы мы научились творить постоянные молитвы и познали их силу.
Текст переведен по изданию:
The Lausaic History of Palladius ed. D. C. Butler, Cambride, 1898=Texts and Studies. Contributions to Biblical and Patristic Literature ed. by Robinson, VI, 1–2, 1904.
Раскаяние святой Пелагии
Свершившееся в наши дни чудо я, грешный Иаков, положил себе записать для вас, духовные братья, чтобы, услышав о нем, вы обрели великую пользу для души и прославили человеколюбца бога, не хотящего ничьей смерти, но спасения всех грешников.[37]
Святейший епископ антиохийский созвал по какому-то делу окрестных епископов. И прибыли они числом восемь; был среди них и божий святой Нонн, надо мной епископ, пречудный муж и подвижник, монах Тавенниского монастыря.[38] Безупречной своей жизнью и достохвальными деяниями удостоился он столь высокого сана. И вот, когда мы прибыли в Антиохию, епископ велел нам остановиться в пристройке церкви святого Юлиана.[39] Войдя, мы расположились там с остальными епископами.
В один из тех дней епископы, сидя все вместе в преддверье церкви, стали просить владыку Нонна наставить их своим словом. В то время как святой дух говорил его устами во благо и спасение всех слушающих, вот проезжает мимо первая из антиохийских танцовщиц. Она сидела на иноходце, красуясь пышным своим нарядом, так что всюду сверкало на ней только золото, жемчуга и драгоценные каменья, а нагота ног была украшена перлами. Пышная толпа слуг и служанок в дорогих одеждах и золотых ожерельях сопровождала ее; одни бежали впереди, другие шли следом. Особенно суетный люд не мог досыта налюбоваться ее нарядом и украшениями. Миновав нас, она наполнила воздух благовонием мускуса и мирры. Когда сонм святых епископов увидел, что женщина едет с открытым лицом столь бесстыдно, что покрывало у нее наброшено на плечи, а не на голову, все они отвратили от нее взор, как от великой скверны. А божий святой Нонн не сводил с женщины мысленных своих очей и, после того как она удалилась, повернулся и следил за ней. И, склонив лицо свое к коленам, всю грудь омочил слезами, и, громко застенав, говорит сидящим рядом епископам: «Вас не услаждает ее красота?». Они хранили молчание и не ответили. И снова, склонив лицо свое к коленам, Нонн громко застенал, и, бия себя в грудь, всю власяницу омочил слезами. Потом поднял голову и говорит епископам: «Подлинно не услаждает? А я весьма сильно услажден и возлюбил красоту ее, потому что бог поставит эту женщину в грозный час судить нас[40] и епископство наше. Как вы думаете, возлюбленные, сколько времени она мылась в спальне, наряжалась, прихорашивалась и с какой любовью к красоте гляделась в зеркало, чтобы достигнуть своей цели и явиться возлюбленным красивой? И это она делала, чтобы понравиться людям, которые сегодня живы, а завтра уж нет. А мы, имеющие в небесах брачный чертог, вечный и не преходящий во веки, имеющие жениха бессмертного, бессмертие дарующего украшенным его заповедями, имеющие богатое небесное приданое, которого нельзя себе и представить, «не видел того глаз, не слышало ухо и не приходило то на сердце человеку, что приготовил бог любящим его»,[41] да что говорить? Разве в уповании вечно созерцать божественный лик и неизреченную красоту мы не наряжаемся, не смываем грязь с нашей жалкой души, а оставляем ее в небрежении?».
Сказав это, он пригласил меня, и мы взошли в келию. Нонн бросился на пол и стал биться лбом оземь, плача и говоря: «Боже, смилуйся надо мной, грешным и недостойным, за то, что в один день красота блудницы победила красоту всех лет жизни моей. С каким лицом предстану я пред тобой, боже? Какими словами оправдаюсь перед тобой? Что скажу тебе, видящему мое сокровенное? Пусть я, грешный, приму кару за то, что преступаю порог твоего храма, не принося тебе красоты душевной, которую ты требуешь от меня, и предстою твоей страшной трапезе, не украсившись по воле твоей. Боже, изведший ничтожество мое из небытия в бытие и удостоивший меня, недостойного, служить тебе, не отринь меня от своего небесного престола, и прелесть блудницы да не свидетельствует против меня в день страшного суда. Ведь та обещала быть угодной людям и сдержала слово, я же обещал быть угодным тебе, милосердному богу, и обманул тебя. Потому она перед своими возлюбленными в пышном уборе, а я наг на земле и на небесах. Нет у меня впредь надежды на спасение в награду за дела свои, но душа моя всецело во власти твоего милосердия, и уповаю спастись по многому твоему благоутробию».
В таких его стенаниях и горестных воплях закончили мы тот день, а это была суббота. Наутро по исполнении нами ночных молитв епископ говорит мне: «Брат диакон, мне было видение, и я весьма страшусь, ибо не могу его истолковать. Но бог совершит угодное ему и спасительное для нас». Потом говорит мне: «Я видел во сне, что стою вблизи престола и черная, запятнанная грязью голубка, залетев в церковь, вьется вокруг меня, и я не в силах был вынести злосмрадия грязи ее. Она все время вилась вокруг меня, пока не кончились молитвы оглашенных, а когда диакон возгласил: „Оглашенные, изыдите",[42] тотчас исчезла. После литургии верных и евхаристии[43] служба окончилась. Когда я ступил к порогу божьего дома, снова залетает эта же самая голубка, запятнанная грязью, и вьется надо мной. Протянув руку, я схватил ее и бросил в купель во дворе церкви. И она оставила в воде всю грязь свою и вышла сверкающей, словно снег, и, взлетев, стала подниматься ввысь, пока не скрылась от очей моих».
Сказав это, он позвал меня с собой, и мы направились в великую церковь вместе с остальными епископами и приветствовали епископа этого города.[44] Когда священству пришло время взойти в церковь, упомянутый антиохийский епископ пригласил собравшихся епископов взойти вместе с ним. Взошедши, они сели на свои места в алтаре. После чтения святого евангелия епископ города посылает владыке моему Нонну святое евангелие, поручая ему сказать проповедь. А он, хотя отверз уста, не сам говорил, но благодать божья, пребывавшая в нем. Проповедовал он просто и без словесных прикрас, ибо не был причастен человеческой мудрости, но, исполненный святого духа, поучал народ, говоря ясно о грядущем суде и благой надежде, которая есть у верных. И весь народ так сокрушался из-за слов, которые через него говорил дух святой, что пол в церкви оросился слезами.
По устроению человеколюбца бога приходит в этот храм и та, прославленная своими пороками женщина, о которой у нас речь. Дивно и удивительно, что, будучи оглашенной, никогда не задумываясь о своих грехах и никогда прежде не заглядывая в церковь, она теперь слушала проповедь святого и так исполнилась страха божия, что, отчаявшись в себе, плакала, и реке её слез не было преграды. Она приказывает двоим из своих слуг, говоря: «Останьтесь здесь, и пойдите за этим святым епископом, и узнайте, где он живет». И слуги сделали, как им было велено, и, пойдя вслед за нами, остановились подле церкви. Вернувшись, они сказали своей госпоже: «Они живут в пристройке храма святого Юлиана».
Тотчас она посылает со своими слугами таблички[45] такого содержания: «Святому ученику Христову грешная выученица диавола. Выслушала я проповедь о боге, которого ты чтишь, и узнала, что он преклонил небеса и нисшел на землю не ради праведных, но чтобы спасти грешных, и, будучи столь славным и великим, возлег с мытарями и грешниками,